...А на Марсово поле мы ходили за шампиньонами
26 ноября 1941 года в здание угодили две авиабомбы. Одна — со стороны Марсова поля — оставила лишь фасад, украшенный лепными фризами, вторая — со стороны Мойки — превратила эту часть дома в груду камней. Обитатели знаменитого дома Адамини, который устоял во время блокады, вспоминают, как это было.
Обитатели знаменитого дома Адамини, который устоял во время блокады, вспоминают, как это было.
26 ноября 1941 года в здание угодили две авиабомбы. Одна — со стороны Марсова поля — оставила лишь фасад, украшенный лепными фризами, вторая — со стороны Мойки — превратила эту часть дома в груду камней. От взрывной волны на Театральный мост выбросило даже кровать с лежавшей на ней женщиной: она пришла с ночной работы и легла спать, а очнулась уже на мосту…
По черной лестнице
Старожил дома — 84-летняя Тамара Ивановна Макарова (на фото вверху) — живет в квартире с невысокими потолками во внутреннем флигеле на последнем, пятом этаже, хотя сам дом Адамини — трехэтажный. Пробираться пришлось по крутой, как отвесная стена, черной лестнице — без окон и без дневного света. Из окон Тамары Ивановны открывается вид на двор-колодец: на противоположной стороне видны окна квартиры актрисы Анастасии Мельниковой, а на крыше — солярий, построенный богатыми соседями. В старинном доме — 50 квартир, многие из них куплены москвичами, в некоторых располагаются офисы.
Тамара Ивановна хорошо помнит, каким дом был до войны. Ее родители жили здесь с 1914 года, правда, они не пробирались по черной лестнице во флигель, жили за стеной — в другой квартире, куда можно было зайти с парадного входа, с Мойки. Отец — Иван Иванович Макаров — служил военным фельдшером в казармах Павловского лейб-гвардии полка, которые располагались в доме № 1 по Марсову полю, и ему разрешили выбрать квартиру поблизости, в доме № 7.
Мама — Елена Викентьевна, родом из Белоруссии, — когда приехала в Петербург, устроилась работать на конку главным казначеем, потом вышла замуж, родила двух детей. Старший брат Тамары Ивановны — Анатолий Иванович — прекрасно рисовал, перед войной даже отдал в Русский музей три картины, еще он хорошо вылепил из пластилина Кирова, за что получил премию. У него интересная судьба — участвовал в финской войне, был в 100-м отдельном лыжном батальоне — там почти все ребята погибли, в том числе и племянник руководителя города Андрея Жданова, а Анатолий Макаров вернулся домой.
Вид из окна Тамары Макаровой.
Грибные места
«До войны у нас во дворе играло много детей. Ребята никогда не скучали — играли и в лапту, и в казаков-разбойников, и в «потеряшку», летом бегали купаться на Мойку, на Лебяжью канавку или в Михайловский сад — слушать выступления артистов на деревянной эстраде, а зимой — на каток… И не дай бог ступить на зеленую травку Марсова поля!» Тамара Ивановна признается, что тогда порядка было больше — был управдом, были и дворники: «Дворники ходили по утрам и включали свет, а вечером его выключали, а сейчас у нас круглые сутки свет горит — вот такая «экономия» выходит».
Блокадница вспоминает, что на Марсовом поле можно было собирать шампиньоны — они и сейчас растут, но их нельзя есть — плохая экология. «Мы с мамой ходили на Марсово и собирали грибы, мама их потом готовила с макаронами — так вкусно было, — улыбается Тамара Ивановна. — А еще у нас у каждого был свой чердак. Так вот у нас там жили курица и петух — их папа привез от своих родителей, которые жили под Псковом. Потом птицу пришлось зарезать…»
Еще одна деталь довоенного времени — во дворе было много дров, ведь квартиры отапливались дровами, только после войны туда провели паровое отопление. Не предполагались в помещении и ванны: уже в советское время жильцы сами себе их установили, но по привычке ходили мыться в бани — в Фонарном, на улице Чайковского.
На углу Мойки и Марсова поля в конце XVIII века стоял деревянный театр, Английский, или «театр Книпера» (по фамилии антрепренера), затем здесь размещался Вольный российский театр, куда Фонвизин отнес своего «Недоросля», но здание «помешало» Павлу I, и он приказал его снести, что и сделали в одну ночь (теперь о том театре напоминает разве что Театральный мост).
А в 1823 — 1827 годах на этом месте архитектором Доменико Адамини (1792 — 1860) был построен многоквартирный дом для купца Антонова, который мы теперь знаем как дом Адамини.
Спасла чечевица
«Помню день и час — 26 ноября 1941 года в половине второго — в наш дом попали сразу две авиабомбы, — вспоминает Тамара Ивановна, пятнадцатилетней девчонкой встретившая войну. — Я тогда училась в 8-м классе, в школе № 199 на площади Искусств, и собралась идти домой. Но учительница сказала: «Объявили тревогу, поэтому ты никуда не пойдешь — сиди здесь». И я не пошла… Это судьба! Если бы там оказалась — не выжила бы. Ведь наше парадное тоже пострадало — взрывом оторвало лестницу».
Блокадница не может забыть, как каждый день приблизительно в одно и то же время немец бомбил город — 8 сентября разбомбил Бадаевские склады. После того как Бадаевские сгорели, хлебный паек для рабочих урезали до 600 граммов, а иждивенцам — с 300 до 250.
Бомба угодила и в соседний дом, где находилось Ленэнерго, и даже в Спас-на-Крови, однако в храме не разорвалась… Падали бомбы и на Марсово поле, где среди братских могил установили зенитные батареи и аэростаты, — защита от авианалетов.
«С 42-го года на газонах возле Марсова поля жителям разрешили разбить огороды — у мамы там выросли картошка, капуста и турнепс, которым до 41-го года кормили скотину, во время войны — семью. А на самом Марсовом поле были вырыты траншеи — чтобы они не осыпались, люди ломали чердаки и укрепляли досками земляной ров, — продолжает Тамара Ивановна. — Как только сигнал тревоги — а у нас в подвале было бомбоубежище, было и газоубежище, — мама хватала почему-то будильник и мы бежали туда».
«Как же вам удалось выжить в блокаду?» — выпытываю у ветерана и слышу: «У нас на чердаке стоял мешок чечевицы еще с 17-го года. А папина мама — моя бабушка — жила в Парголове, так у них были свои огороды, и в 41-м они приносили нам картошку. Да и у матери, которой уже довелось пережить голод, были кое-какие запасы. В блокаду она работала кассиром в магазине на Льва Толстого, куда ходила пешком. Помню, оттуда приносила 5-литровый бидон с соевым молоком, и мы с братом его пили. Брат тогда еще в армии не был, возил дуранду — и мы ее грызли, папины ремни варили — так и пережили блокаду…»
Пока отцы воюют, дети копают огороды.
В Филармонии было хорошо
После войны Тамара поступила в индустриальный техникум, потом вышла замуж за военного и уехала в Румынию — там родилась дочка Елена. Приехав в Ленинград, Тамара Ивановна устроилась работать на завод «Знамя труда» (ныне уже не существующий), отработала инженером-технологом тридцать лет, получила звание ветерана труда и вышла на пенсию в 1982 году.
Есть у нее внучка — Екатерина Сергеева, солистка Мариинского театра, есть и правнук Ярослав, которому в июне исполнится семь лет. «Все у нас певцы — внучка, ее муж, — смеется блокадница, — может, и правнук певцом станет, кто знает?»
Музыка из-за дверей
Соседями Тамары Ивановны были Косаревы — глава семьи Александр Васильевич (1902 — 1986) — участник строительства баржи на Балтийском заводе для Дороги жизни; его жена Анна Сергеевна и дочь Нина погибли в годы войны в Ленинграде… Сын, Геннадий Александрович, живет и здравствует в Петербурге, но только уже по другому адресу…
«Долгие годы, включая годы войны, несли службу дворники — Дмитрий Иванович Иванов и Андрей. Они были в курсе всех событий в доме, были чуткими и внимательными, — рассказывает Геннадий Косарев. — Добрым словом могу вспомнить и Анастасию Петровну Синицыну, что с особой чуткостью относилась к детям, оставшимся без родителей, и квартального нашего Казикова, он знал каждую семью, знал мальчишек и девчонок, внимательно следил за обстановкой…»
Жил в доме архитектор Николай Никитин — в 50-х он занимался укреплением фундамента Исаакиевского собора, потом принимал участие в судьбе люстры, которую взяли из церкви, где отпевали Пушкина, — она каким-то образом попала в училище имени Ф. Э. Дзержинского, но ему удалось вернуть раритет на законное место.
«Архитектору не нравилось, что на Марсовом поле вентиляционное сооружение», — вспоминает Геннадий Александрович Косарев.
В доме жил и «король аккомпаниаторов» Михаил Тимофеевич Дулов (1879 — 1948) с младшей сестрой Александрой и младшим братом Иваном. Он аккомпанировал Вадиму Козину (есть пластинка, где указана его фамилия) и даже самому Шаляпину, дружил с артистом Павлом Самойловым, жившим неподалеку, в Аптекарском переулке…
Как рассказал Геннадий Косарев, Дулов занимал пять комнат, и у него — единственного на этаже — был рояль. Когда его уплотнили, закрыли просто толстые двери в другую «квартиру» — но музыка была слышна…
Музыкант похоронен на Охтинском кладбище. На его могиле в 1948 году установлен памятник с надписью: «Королю аккомпаниаторов ДУЛОВУ Михаилу Тимофеевичу. Мы больше не услышим твоей чарующей музыки. От почитателей». Его многие любили — в войну он аккомпанировал артистам, играл перед началом сеанса в «Баррикаде»…
Замечательные соседи
В 1946 году разрушенный дом был восстановлен, а вот внутренний флигель, где живет Тамара Ивановна, отремонтировать «забыли» — так и стоит он без капитального ремонта со дня своей постройки в 1827 году.
В доме жили многие замечательные люди, о чем свидетельствует гранитная доска. В XIX веке здесь поселился изобретатель электромагнитного телеграфа барон Павел Львович Шиллинг, который в своей квартире публично продемонстрировал работу изобретенного им прибора. К нему захаживали Николай I со своим братом великим князем Михаилом Павловичем, нередко в гостях бывали Жуковский, Крылов, Вяземский, Пушкин…
Поселилась здесь и семья врачей Мельниковых (вход у них был с Марсова поля). Они вырастили двух сыновей — Олега и Александра, хирурга и юриста, и дочь — известную актрису Анастасию Мельникову.
Семье писателя Юрия Германа выделили квартиру в 47-м году. Юрий Герман жил этажом ниже семьи Косаревых. Соседи его запомнили очень доброжелательным. Дворник Анастасия Петровна Синицына всегда закрывала все двери на ключ, запирала и калитку в воротах. Но писатель любил выходить не с Марсова поля, а со стороны Мойки, чтобы был сразу виден храм, и всегда просил дворника открыть эту дверь. Благодарил: давал презентик — конфетку или печенье.
До войны в доме Адамини часто бывал композитор Исаак Осипович Дунаевский. Он любил захаживать в квартиру № 3 (в которую после войны вселится писательница Вера Панова) к артистке Музкомедии Наташе Гаяриновой. Входил с Марсова поля — был он небольшого роста, всегда щегольски одет.
На втором этаже жили сестры Михайловы — они были дворянки, и это сразу чувствовалось: и ходили не так, как все, и спину прямо держали. Их часто можно было видеть гуляющими с собаками-таксами. При бомбежке обе погибли — бомба попала в квартиру.
В 12-й квартире жил Йозеф Шемель. В конце 41-го, когда немцы подходили к Ленинграду, он поехал к родственникам в Колпино и привез корову. Поставили ее в сарай — и ночью корову украли, всего и простояла-то несколько часов….
Семья Руллэ — Екатерина Яковлевна с супругом Павлом Ивановичем, профессором-гинекологом, всю войну проработала в госпитале при больнице им. Софьи Перовской. Их потом наградили медалями «За оборону Ленинграда». А их сын погиб в финскую войну.
Семья Прусовых: отец семейства Дмитрий Прусов (1887 — 1942) — медработник на «скорой», а мать — Фаина Александровна — работала медсестрой в больнице им. Софьи Перовской и вела блокадный дневник, который был опубликован в журнале «Байкал» в 1973 году. Сын — Борис Дмитриевич — начальник санитарного поезда-«летучки» — с 1944 года перевозил раненых с Карельского перешейка на станцию Кушелевка. Дочь Надежда в первые годы войны стала работать санитаркой в госпитале, расположенном в гостинице «Европейская», позже ушла на фронт и погибла в Прибалтике в мае 1945 года.
Фото Натальи ЧАЙКИ и из архива Геннадия Косарева
