Игорь Губерман: Российская жизнь непереводима на другие языки

Автор бессмертных «гариков» в очередной раз порадовал петербуржцев своим творческим вечером

Удивительное свойство неординарного человека: при первом же знакомстве вам кажется, будто вы его знали всегда. Не знаю в точности, чем это объяснить; может быть, тем, что полноценная личность воплощает в себе коренные свойства человеческой натуры.

Как бы живет и мыслит от имени всех нас.

Хоть виделась я со знаменитым писателем и поэтом, автором прославленных «гариков» каких-нибудь полчаса, он был весь как на ладони - яркий, ни на кого не похожий, своеобычный. Как раз пришел к нему в номер его давний друг - ученый из Института мозга (не с него ли списан Фальк в романе «Штрихи к портрету»?).

Принес стопку аккуратно переплетенных книжек - самиздат 1976 года, знаменитые уже тогда четверостишия Губермана, ушедшие в народ, - вольнолюбивые, ершистые, пренебрегающие канонами и элементарной осторожностью. Потом вот и было пять лет лагерей по гэбэшному делу, поселение в Сибири, давшие новый повод к наблюдениям и литературному творчеству. Вызвавшие особую благодарность Создателю:

И за тюрьму благодарю,
она во благо мне явилась,
она разбила жизнь мою
на разных две,
что тоже милость.

С разговора о Создателе и начала я интервью. Спросила писателя, как он относится к разным религиям. Губерман был краток:

- Я хочу, чтобы все по возможности жили в достатке, благополучии и покое.

- Может быть, пора уже соединиться людям в их отношении к Всевышнему, ведь Бог - един?

- Зачем желать невозможного? Я думаю, люди все очень разные. Образ Всевышнего у сотен народов разный, хотя бы поэтому они не смогут соединиться никогда.
  
- Игорь Миронович, вы мне чем-то напоминаете Вуди Аллена. И творчество из того же ряда: остроумное, содержащее раздумья горькие и все-таки жизнеутверждающее. Как вы к Вуди Аллену относитесь?

- Мне никто никогда не говорил о сходстве с Вуди Алленом. Я к нему очень хорошо отношусь. Очень талантливый человек. Кроме того, я вообще хорошо отношусь ко всем, кто обладает чувством юмора. Полагаю, чувство юмора - это большой дар. Причем это относится не только к творческим людям, писателям, но и к зрителям, и к читателям.

- Вероятно, ваше чувство юмора с детства, от семьи? И ваши близкие, сын тоже наделены этим чувством?

- Отец мне как-то сказал: «Ты, Гарик, сядешь в тюрьму гораздо раньше, чем этого захочешь». А сын - он одно время плохо учился - как-то в ответ на мое: «Здравствуй, сын!» - «Я отцам двоечников руки не подаю!»

- У вас дружная семья?

- Я женат 43 года. Счастлив в браке.

- Жена вас ценит?

- Как-то ко мне в комнату залетел голубь и начал биться. Вошла жена и закричала: «Гони, гони его скорей! А то он нагадит на тебя, как на литературный памятник!»
  
- По-настоящему писать вы начали в лагере?

- В лагере я писал вечерами и ночью, когда закрывалась медсанчасть, такая комнатка маленькая. Там перебеливал те клочки, что набрасывал в течение дня. Я думал, об этом знают всего человек пять. Как-то встречаю пахана, главного на зоне. «Ты, говорят, писатель? Книгу про нас пишешь?» - «Пишу». - «Всю правду о нас напишешь?» - «Ну да». - «И напечатаешь?» - «Для того и пишу». - «Так просись сразу опять на нашу зону!» Потом мои записи вынес на волю вольнонаемный хирург. Я искал его после лагеря, но не нашел; спился, вероятно, сильно он злоупотреблял.

- Кого из современных писателей вы цените?

- Я человек легкомысленный и люблю Акунина. Но также и Пелевина.

- А как вы относитесь к Владимиру Сорокину?

- Очень плохо. Считаю его очень талантливым, но очень безвкусным писателем. Все, что он пишет, мне неприятно читать, и я его давно уже не читаю. Хотя недавно прочел «День опричника», это так, более или менее, но все это ужасно вторично.

(Губерман и Сорокин в некотором смысле антиподы, сказала бы я. Ненормативная лексика у Сорокина тусклая, угрюмая, мрачная. Человеконенавистническая. А у Губермана - жизнеутверждающая. Впервые в жизни у меня нет чувства отторжения мата. Потому что у Губермана он совсем особенный. Это прежде всего вызов - всему заформатированному, это своего рода маркер воли и неподчинения. - О. Щ.)

Рассказ Игоря Губермана о профессоре Фельдмане:

- Было известное дело врачей, и вот там был Фельдман, сердечник; у него постоянно были в камере сердечные приступы. Но не от голода и холода, не от близкой незаслуженной смерти - а от хамства следователя. И вот в очередной раз, когда тот на допросе заорал: «Будешь колоться, жидовская морда?» - Фельдман ответил таким крутым матом, что сразу прошли сердечные спазмы. Заключенный распрямился, почувствовал себя мужчиной, человеком. По счастью, усатый сдох, и врачей выпустили.
  
Сам Губерман был всегда настолько вне рамок, что его и после лагерей и поселения в 1987 году вызвали вместе с женой куда надо и сказали: « Министерство иностранных дел приняло решение о вашем выезде из СССР». Теперь Губерман живет в Израиле.

- В какой еще стране вы хотели бы жить?

- Думаю, еврей российского разлива может жить только в России или Израиле. Израиль я очень люблю. Хотя все мы там очень разные. Я горжусь тостом, который прижился у нас: «За дружбу народов среди евреев».

- Вы объездили практически весь русскоязычный мир. А ваши книги переводят на другие языки?

- Пытались. Но это все не то. Видимо, российская жизнь непереводима на другие языки.

- Вам приятно, когда вас узнают на улице?

- Не стану скрывать, это приятно. Как-то в Одессе подходит ко мне пожилой еврей: «Извините, вы тот самый Губерман или просто так гуляете?»
  
- Игорь Миронович, а чем сейчас заняты? Какие планы?

- Я пишу стишки, выступаю и пишу воспоминания. Написал и издал уже три книги, сейчас пишу четвертую. Работаю еще с художником Александром Окунем, он бывший питерский художник, мы с ним вместе пишем книжку об Израиле. Он тоже живет в Иерусалиме, как и я.

- Петербург вы любите, конечно?

- Очень люблю Питер, хотя я москвич. В вашем городе бывал много десятков раз и каждый раз испытываю чувство счастья. В этот раз хочу сходить в Русский музей, я давно там не был. Обязательно схожу в Александро-Невскую лавру.

- Вы имеете в виду собор?

- Нет, я имею в виду кладбище.

- Там похоронены Анатолий Собчак и рядом - Галина Старовойтова. В этом году исполняется 10 лет с тех пор, как ее убили... Кстати спрошу: как вы относитесь к нашим 90-м годам? Сейчас только ленивый не пинает девяностые...

- Что ж, все пинают близкое прошлое, все пинают 60-е. Глупо это, по-моему, и совершенно неправильно. Я очень хорошо отношусь к 90-м, я думаю, что в это время становилась на Руси свобода. Она до сих пор хромает - а в 90-е она только становилась на ноги, так что, естественно, происходило бог знает что.

Огромный концлагерь вышел на свободу - неизбежны всякие сломы.

- А как вам видится будущее России?

- Не знаю, не хочу быть Кассандрой. Возможны всякие варианты, просто полярные.
  
На творческом вечере Игоря Губермана зал был, как всегда, полон. Длинная очередь людей с интеллигентными лицами выстроилась в антракте с книгами за его автографами. Автограф получила и я, адресую его всем читателям «Вечёрки»-поклонникам творчества Игоря Губермана.

Беседовала Ольга ЩЕРБИНИНА

Досье

Игорь Миронович Губерман родился 7 июля 1936 года в Харькове. Детство провел в Москве. Окончил Московский институт инженеров транспорта (МИИТ). После окончания института работал по специальности. Познакомился с А. Гинзбургом - редактором-составителем самиздатского журнала «Синтаксис». Со временем в самиздате начинают появляться стихотворные миниатюры Губермана, позднее получившие название «гарики». В 1970-е он - активный сотрудник и автор самиздатского журнала «Евреи в СССР».

В 1979 году Губерман был приговорен к пяти годам лишения свободы. В заключении он вел дневник, из которого потом родилась книга «Прогулки вокруг барака» (1980 г., опубликована в 1988-м). Вернулся из Сибири в 1984 году. Прописаться не удавалось не только в Москве, но и в маленьких городках. Поэт Давид Самойлов прописал его в своем доме в Пярну. Вскоре Губермана пригласили в ОВИР и сообщили, что считают целесообразным его выезд с семьей в Израиль.

В Израиле Губерман написал роман «Штрихи к портрету» (издан в России в 1994 году). В 1996-м в Иерусалиме вышли его мемуары «Пожилые записки», в 2001-м - «Книга странствий».