Все это — тю-рю-тю-тю

В Мюзик-холле выступил легендарный «человек с тысячью голосов» — Бобби Макферрин. На концерте побывал наш музыкальный критик Роман Рудица

Просто футболка, просто джинсы - классической джинсовой расцветки, проседь в бороде, взгляд - вроде бы и очаровательно-свойский и вместе лукаво-медиумический. Даже, кажется, повелительный.

Простецкий наряд Макферрина - неспроста. Он не какой-нибудь там попсовик, нуждающийся в блескучих тряпках, подтанцовке и пр. Не какая-нибудь, например, Мадонна, вынужденная тратить милллионы на тряпки, усыпанные брильянтами, на плазменные панели величиною в задник стадионной сцены. И - вот человек, в нем самом - всё, его одного достаточно, безо всяких приложений и дополнений. Просто пришел, сел, отхлебнул воды из пластиковой бутылочки - и заворожил, завел...

Бобби, как известно, - «чудо-голос». Мало того что он поет в объеме от бассо-профундо до сопрано. Он еще изображает всякие инструменты: и разные дудки во главе с саксофоном, и электрогитары, и ударную установку. У него в голосе заключен ансамбль, так сказать, собственный аккомпанемент, и таскать за собою бригаду сопровождения ему не надобно.

Начинает Макферрин с импровизаций. То есть он не импровизирует, а творит звуковое пространство, весьма всеохватное. Тут и джаз, и рок, и фолк, и даже то, что называется словом classic... Не чужд Бобби и радостей интеллектуального авангарда. Существует такое течение - минимализм. Принцип его в том, что некоторый мотивчик повторяется с незначительными изменениями. Повторяется долго, иногда - часами. Макферрин мусолит краткий мотивчик, снабженный какой-нибудь слоговой бессмыслицей вроде «тю-рю-тю-тю» или дикарских «мама-зузу-бабулие». Процесс мусоления разнообразится всякими внезапностями: переходами «на разные голоса», звукоподражаниями. Иной раз даже имитирует бубнеж в зале. У Бобби набор звукоподражательных фишек (педальная тарелка, гитарный запил и прочее), и он выкладывает из своих фишек узор не то в африканском, не то в восточном роде. Все время слышно расплывчатое этно: то ли что-то балканское, то ли зулусское или эскимосское.

Далее - контакты, сперва с профессиональными музыкантами. Затем - с людьми из зала. Они сперва пляшут, затем поют что хотят. Макферрин опять же подпевает, улавливает пластический рисунок танцоров (в кулуарах слышны реплики: он предвидит твое следующее движение!), вживается в мелодии, подчас неведомые (одна девушка исполнила russian folk song, другая изобразила в манере «Виа гры» песенку Крошки Енота...). Под конец на сцене - целый хор волонтеров, которым Бобби деятельно руководит, заставляя изображать разные первобытные захмычки.

Бобби происходит от двух феноменов, особенно свойственных Америке: от «человека-оркестра» и от «человека с тысячью голосов». Как «человек с тысячью голосов» он напоминает Риччи Тозиера из романа Стивена Кинга «Оно» в том отношении, что голоса Риччи слишком походили на его собственный. Пара звукоподражаний Макферрина убедительны - тарелки, эффект электрогитары, поднесенной к комбику. Остальные нехарактерны: саксофон мало отличается от кларнета, контрабас от них обоих отличается разве что регистром. И - если уж считается, что ты круто изображаешь инструменты, - интонация должна быть по-инструментальному точной, а Бобби интонирует довольно приблизительно. Некоторые его номера вообще походят на упражнение по сольфеджио, выполненное со средним успехом.

Вообще все приблизительно. Как и стилевая мешанина, которая есть просто пересмешничество: услышал где-то что-то, сымитировал - и вот это «что-то» тонет в потоке «тю-рю-тю-тю».

Когда он с видом не то шефа студии, не то креативного гуру руководит группой самовыражающихся, получается своего рода ашрам, где практикуется действо отрадное и вместе с тем несущее неуловимый смысл. На самом же деле все это - тю-рю-тю-тю. То есть, конечно же, thu-ru-thu-thu.