Трудно быть богом режиссуры

20 июля исполнилось 70 лет Алексею Герману

Мое лицо играло у Германа

Как знаменитый режиссер в 2001 году спас жизнь безработному журналисту

За годы съемок фильма «Трудно быть богом» перед камерой Германа промелькнули, несомненно, тысячи людей. Каждый мог о съемках рассказать что-нибудь свое. И я пользуюсь представившейся возможностью, поскольку побывал в двух экспедициях в 2001 году, еще на начальном этапе съемок.

Когда поздней осенью 2000 года ко мне  на Невском подошла «старушка - божий одуванчик» и спросила, не хотел бы я сняться в кино, я, не задумываясь, ответил утвердительно. В те времена, пребывая не в лучшем состоянии и без работы, в постдефолтной России от таких предложений не отказывались.
Привела она меня на «Ленфильм», где, встретив в коридоре ассистента режиссера Олю, сказала ей, указывая на меня: «Вот тебе еще один типаж для коллекции Алексея Юрьевича. Думаю, что ему приглянется». Так я узнал, у кого предполагалось сниматься и в каком фильме.

Через некоторое время меня пригласили на «Ленфильм». «Вы попробуетесь на роль книгочея Киуна», - сказала Оля. Роль, в общем, эпизодическая, однако именно со встречи с Киуном в романе начинается повествование о пребывании главного героя дона Руматы в Арканаре. Киун бежит из Арканара, а по дороге прячет свою книгу - за этим занятием его и замечает Румата. Ну а затем спасает от патруля «серых»...

Облачили меня в какое-то рубище, гримеры нанесли клеем шрам и язвы на лицо, вымазали руки черной краской, изображающей грязь, - и повелели мне изображать действо во дворе студии. Зарывал я книгу в снег и отвечал на реплики, которые мне бросал ассистент оператора. Собственно говоря, были две ключевые мои фразы: «Бегу в Ирукан... Вряд ли там хуже» и «Нет, мне никогда не хочется драться»...

Очевидно, мое лицо Герману «приглянулось», поскольку через несколько дней пробы повторились уже в павильоне и с реальными партнерами. Населять средневековый Арканар должны были в основном «уроды». У одного из патрульных «серых» не было половины нижней челюсти, у другого были страшно обожжены лицо и руки.

Румату в кадре со мной изображал Юрий Цурило, вообще-то в фильме играющий барона Пампу. Моей «актерской игрой» он не был доволен. «Серые» сожгли твой дом, убили жену, изнасиловали дочку - в тебе должна быть такая боль!» - возмущался он.

Наконец, всех облачили и на площадке появился Герман.

Показался он мне человеком спокойным, даже вальяжным. Глянув на меня, сказал: «А, Киун... Дом сожгли, жену убили, дочь изнасиловали...» Но сказал как-то вяло. Не Киуном он меня видел - просто проба в этом образе была одним из вариантов, как сейчас принято говорить, кастинга. Потом он попросил меня закинуть волосы на лоб - и на этом мой «кастинг» закончился. 

Каково же было мое удивление, когда я узнал, что меня берут в экспедицию на съемки в Чехию!

Отправились мы туда в начале марта, разместились в городе Клатовы, что на юго-западе страны, южнее Пльзеня, в предгорьях Татр. А съемки проходили в замке Швигов, километрах в десяти от Клатовы. Это старинный замок XV века, неплохо сохранившийся, сейчас там музей. Однако Германа интересовал вовсе не замок, а только его стены. Ибо узкий двор цитадели был превращен в улицу средневекового города. На землю были вывалены тонны специально навезенной грязи, посреди двора построен фонтан с какой-то уродливой скульптурой в центре, а к стенам замка были пристроены деревянные конструкции - лестницы, балконы, сараи какие-то...

Образ, который на меня «напялили», в общем, соответствовал тому, с чего началась моя «кинокарьера» у Германа, - человека образованного, грамотея. Ибо на шею мне вешали стило и две чернильницы. От эпизодов, в которых довелось сниматься, цельного впечатления не осталось - так, картинки жизни средневекового города. Актеров, игравших главные роли, вообще в первые дни в Чехии не было.

Герман, одетый в свитер и вязаную шапку - все-таки март в предгорьях, - сидел на пластмассовом стуле и руководил съемкой эпизодов, до этого отрепетированных его ассистентами. Прервать творческий процесс могла только его жена и соавтор сценария Светлана Кармалита, приносившая ему воду и лекарства, которые он должен был принимать по часам...

Один эпизод мог сниматься неделю - режиссер требовал максимальной точности воплощения того, что он видел своим внутренним взором. Скажем, средневековую мерзость должна была воплощать картинка домашнего «нужника», из которого дерьмо лилось прямо на улицу.

Съемки шли своим чередом, однако оставалось ощущение, что Герман находился, скажем так, в «темной аллее». Эпизоды переснимались по многу раз, сценарий менялся, некоторые из «типажей» ежедневно приезжали на съемочную площадку, одевались, гримировались - но в кадр так и не попадали. У меня тогда мелькнула мысль: не потому ли, что главная идея романа Стругацких - «вслед за «серыми» всегда приходят «черные» - перестала быть столь значимой для замысла, который Герман вынашивал аж с 1968 года?

Кстати, о 1968 годе. Именно из-за ввода тогда советских войск в Чехословакию Герману запретили снимать «Трудно быть богом». Так вот, как-то во время перерыва в съемках Алексей Юрьевич вдруг обращается ко мне, оказавшемуся рядом: «Света была вчера в краеведческом музее в Клатовы - там огромная экспозиция про советских «оккупантов». И ни слова, что мы их освободили от фашистов в 45-м. А ведь ее отец погиб, освобождая Чехословакию». Даже не с возмущением, а с какой-то горечью сказал он это.

Этот случай я до сих пор считаю подарком судьбы - три недели в здоровом климате предгорий! Не сразу, но после жуткой депрессии я как-то воспрянул - и духом, и здоровьем. Не слишком преувеличу, если скажу, что Алексей Герман, вольно или невольно, спас мне жизнь...

Борис ОСЬКИН