Поиски запретили

Но место расстрела Николая Гумилева не забыто

Вот уже четвертый год Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме организует памятную экскурсию в Ковалевский лес - на место расстрела.

Предыстория

Октябрьский переворот Гумилев встретил за границей. Приехав в Советскую Россию, вместе с Блоком, Лозинским, Чуковским и другими крупными писателями работает в созданном Горьким издательстве «Всемирная литература», возрождает в третий раз литературное объединение «Цех поэтов», в 1918 году выпускает шестой сборник своих стихов «Костер» и сборник переводов восточной поэзии «Фарфоровый павильон». Много сил Николай Степанович отдает занятиям со студийцами - членами объединения молодых поэтов «Звучащая раковина». Итак, Гумилев много пишет, преподает. «Заниматься контрреволюционной деятельностью? Ему просто было некогда!» - утверждает наш экскурсовод Марина Георгиевна Козырева, хранитель Музея-квартиры Л. Н. Гумилева.

Владимир Таганцев был географом, приват-доцентом Университета, секретарем сапропелевого комитета Академии наук (сапропели - донные отложения пресноводных водоемов, ценное органическое удобрение). Таганцев со товарищи помогали желающим бежать за границу - и деньгами, и находили проводников. Сам Таганцев уезжать из страны не собирался. Одного из перебежчиков убили на границе, и у него в кармане нашли записку Таганцева.

Аресты

Владимир Таганцев честно ответил на вопросы следователей - с условием, что его товарищи не пострадают. Тогда следователям еще верили - были не в курсе, что понятие «честь» на многие десятилетия будет в нашем обществе отменено. Естественно, начались аресты. Отец Владимира Таганцева, сенатор Николай Степанович (полный тезка Гумилева) Таганцев, был человеком крайне либеральных взглядов - в частности, в эпоху Александра III ратовал за отмену смертной казни, написал об этом книгу и послал ее лично царю. Узнав об аресте сына, Таганцев-старший написал письмо Ленину. Он деликатно напомнил Владимиру Ильичу, что в свое время помог Марии Александровне Ульяновой добиться свидания с сыном, находящимся в заключении. Ответа Николай Таганцев не получил. По недостоверным сведениям, Ленин обратился к Дзержинскому с просьбой смягчить участь Владимира Таганцева, но получил решительный отказ и больше в это дело не вмешивался. Правда, послал в Петроград своего человека, некоего Агранова, но деятельность Агранова отнюдь не облегчила участь арестованных - скорее наоборот.

Николай Гумилев был арестован 3 августа.

Правые и виноватые

Петроградской ЧК было сфабриковано дело о так называемой ПБО - Петроградской боевой организации. По этому делу проходили люди, никак не связанные между собой. «Гумилев не был знаком с Таганцевым, - говорит Марина Георгиевна. - Вряд ли он даже слышал о его существовании». В те времена практиковались массовые расстрелы, и ЧК не заботилась о правдоподобности обвинений. Формулировки, по которым были расстреляны участники мифической «боевой организации», поражают вопиющей нелепостью.

В «Петроградской правде» от 1 сентября 1921 года в публикации «О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти» в списке расстрелянных под номером 30 значился и Гумилев: «Гумилев, Николай Степанович, ЗЗ лет, бывший дворянин, филолог, поэт, член коллегии «Издательства Всемирной литературы», беспартийный, бывший офицер». Даже возраст Гумилева указан неправильно - ему было 35 лет. Главное обвинение против поэта выглядит так: «Обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов» - и нигде не сказано, что данная группа вообще была сформирована. Вина большинства расстрелянных определялась как «присутствовал», «переписывал», «знал», «обещал, но отказался исключительно из-за малой оплаты». Обвинение против скульптора Ухтомского, сотрудника Русского музея, выглядит и вовсе абсурдно: «Доставлял организации для передачи за границу сведения о музейном деле и доклад о том же для напечатания в белой прессе».

За что расстреляли жену Таганцева, мать двоих малолетних детей? За «пособничество мужу». Расстреляли и машинистку Таганцева, беременную, 23 лет: ей инкриминировали, что она дома «держала типографию» и печатала прокламации. Пишущая машинка в доме у несчастной женщины, конечно, была, но никаких прокламаций не было. Впрочем, их никто и не искал.

По Таганцевскому делу в ночь с 24 на 25 августа расстреляны 78 человек. Позже, 3 октября, там же расстреляны еще 34 человека, остальные приговорены к тюремному заключению, принудительным работам и ссылке (всего осужденных - более двухсот). Среди расстрелянных по «делу ПБО» - профессора Университета Николай Лазаревский, Григорий Максимов и Михаил Тихвинский, скульптор Сергей Ухтомский, геолог Виктор Козловский и другие.

Место расстрела

Автобус едет по шоссе. По левую руку - выцветшие таблички «Стой! Стреляют! проезд и проход запрещен!». В некоторых местах стоят покосившиеся бетонные столбы, частично - с провисшей и ржавой колючей проволокой. Это - территория Ржевского артиллерийского полигона. Из дневника Николая Таганцева: «Володю и Надю расстреляли на полигоне, где-то на Ириновской дороге». Накануне расстрела следователь уверял Николая Степановича, что все в порядке и его сына скоро выпустят. Таганцев-старший пережил сына меньше чем на год.

Полигон заброшен, никакие учения на нем давно не проводятся. Поэтому, несмотря на угрожающие таблички, в лес можно войти.

Мы идем по раскисшей от дождя дороге. На развилке стоит дерево, на нем - икона, под ним - поклонный крест, сделанный из металлических трубок. Это указатель дороги, по которой везли осужденных на смерть.

Людей вывезли на пятитонных грузовиках с Гороховой улицы (которая долгое время, в память о кровавом палаче, называлась улицей Дзержинского), связанных попарно для экономии места; таким образом в кузове помещались 16 человек.

Арсенал Ржевского полигона был «накопителем» - туда загоняли людей, прежде чем вести на расстрел. Здание из красного кирпича хорошо сохранилось, хотя и стоит без крыши и внутри - трава по пояс. Здесь стоит еще один поклонный крест - большой, деревянный - и мемориальная доска с надписью «Жертвам красного террора».

Место расстрела и захоронений в Ковалевском лесу идентифицировано правозащитником Вениамином Иофе в 1997 году, обнаружено поисковой группой центра «Мемориал» в 2001-м, памятный знак установлен 25 августа 2001 года.

Военный полигон, хоть и заброшенный, - земля федерального подчинения. Общество «Мемориал» в свое время обращалось в Москву с просьбой разрешить зондаж.

Разрешение было получено, успели обнаружить две расстрельные ямы, но вскоре дальнейшие поиски запретили. Везде в лесу - приколотые к стволам деревьев иконки. Могилы, конечно, общие - идентифицировать останки вряд ли возможно. Члены общества «Мемориал» поддерживают как могут захоронения в порядке. Это они протоптали тропинки, положили мостки...

По свидетельствам, опубликованным в эмигрантской прессе, арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму, и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть, и снова открыли огонь. После чего яма, где вместе с убитыми лежали и раненые, была засыпана землей.

Георгий Иванов приводит слова некоего Сергея Боброва (в пересказе Михаила Лозинского) о подробностях расстрела Гумилева: «Да... Этот ваш Гумилев... Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук (т. е., судя по всему, от чекистов - членов расстрельной команды. - Т. К.). Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает...»

Татьяна КИРИЛЛИНА, фото автора