История несостоявшегося бенефиса

Почему Лев Толстой не любил Петербург

Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой, со дня рождения которого сегодня исполнилось 180 лет, не любил наш город. Действительно, мы привыкли видеть великого старца в аллеях Ясной Поляны и в переулках Москвы, а не на проспектах Петербурга. У нас насчитывается всего семь толстовских адресов. Правда, когда-то молодой Толстой был очарован столичными темпами и радостно писал брату: «Петербургская жизнь на меня имеет большое и доброе влияние, она меня приучает к деятельности и заменяет для меня невольно расписание; как-то нельзя ничего не делать; все заняты, все хлопочут...» Потом Петербург стал казаться Толстому собранием всего худшего, что есть в русской действительности, а олицетворением петербуржца стал Алексей Александрович Каренин.

Тем не менее петербуржцы-то Льва Николаевича любили. Жадно читали все написанное им, спорили, восхищались, не соглашались. В разных кругах общества у Толстого были и горячие поклонники, и яростные противники. И одним из самых ярких проявлений разнородности оценок толстовского творчества стала борьба за постановку пьесы «Власть тьмы».

Петербургское «bon mot» звучало так: светский человек заказывает новый фрак к Рождеству, к Пасхе и - к ежегодному бенефису Савиной. Но в 1887 году,  единственный раз за всю ее успешную артистическую карьеру, Марью Гавриловну Савину лишили бенефиса. Узнав о том, что Лев Николаевич Толстой написал пьесу «Власть тьмы», Марья Гавриловна сразу же послала автору телеграмму с просьбой разрешить поставить пьесу в ее бенефис. Лев Николаевич согласился, выразив, правда, некоторое сомнение в том, что будет получено цензурное разрешение на постановку.

Но Марья Гавриловна, придя в восторг от пьесы, взяла все хлопоты на себя. И начались придворные, дружеские, цензурные и прочие интриги. Отношение к Толстому в церковных и правительственных кругах было уже к тому времени, мягко говоря, прохладным. Обер-прокурор Синода Победоносцев, имевший громадное влияние на императора Александра III, считал Толстого врагом христианства и православной церкви (и был не так уж не прав). До отлучения тогда дело еще не дошло, но «Власть тьмы» была сочтена «неудобной» для постановки на сцене и запрещена цензурой даже для печати. Марья Гавриловна не сдалась и принялась «ездить и хлопотать». Друзья Толстого начали устраивать чтения в светских гостиных Петербурга, привлекая к пьесе внимание высокопоставленных лиц. Так, по воспоминаниям Анатолия Кони, в салоне сестры Софьи Андреевны Толстой, Татьяны Андреевны, жены видного судебного деятеля Кузминского, на Пушкинской, 1/77 (исторический адрес - 1/75), Александр Стахович, друг Толстого, замечательный чтец-любитель, читал «Власть тьмы» почти всему составу петербургского окружного суда.

Именно Стаховичу-старшему в январе 1887 года довелось читать «Власть тьмы» у министра двора Воронцова-Дашкова в присутствии императора, императрицы и великих князей. Читал Стахович блестяще - правда, выпуская при чтении некоторые места, которые могли бы шокировать дам. Александру III пьеса очень понравилась. Он воскликнул: «Чудная вещь!» - и разрешил ставить ее на сцене Александринки. После высочайшего одобрения пьеса вошла в моду. Ее читали все, даже те, кто произносил слово «мужик» исключительно на французский манер: через «ю». Интересна запись в дневнике государственного секретаря Половцова, принадлежавшего к самым верхам петербургского общества, запросто обедавшего с великими князьями: «14 февраля. Прочитав драму Толстого, остался от нее в восхищении. Совокупность страстей человеческих схвачена мастерскою рукой... Для меня лично драгоценна искренность автора, который, проповедуя доселе превосходство мужика перед образованным человеком, не остановился перед изображением самых отвратительных сторон этого же мужика, когда, вдумавшись хорошенько, захотел сказать правду». Что ж, можно понять пьесу Толстого и так, тем более что наша последующая (да и предыдущая, скажем прямо) история дает богатейший материал для подтверждения мнения сенатора Половцова.

Савиной очень хотелось сыграть Анютку; она даже просила автора «состарить» героиню - лет до 16 хотя бы, на что Толстой, естественно, не согласился. И после некоторых колебаний Марья Гавриловна остановилась на роли Акулины. Репетиции шли полным ходом. Но - Победоносцев написал царю возмущенное письмо, и за день до генеральной репетиции, на которой обещал присутствовать царь, когда актеры уже были на сцене в гриме и костюмах, собираясь «сыграть для себя», им объявили, что пьеса окончательно и бесповоротно запрещена.

Только в 1895 году довелось Савиной сыграть в толстовской пьесе.

А чтение новых произведений Толстого у Кузминских на Пушкинской продолжалось. Так, в 1889 году Анатолий Федорович Кони читал собравшимся по рукописи «Крейцерову сонату», о чем Татьяна Андреевна писала сестре в Ясную Поляну: «Накануне рождения... было у нас чтение рукописи... Читал Кони и читал действительно безупречно, так просто, внятно, и такие верные ударения на всем».

А в 1890-м шестьдесят гостей Кузминского слушали «под непрерывный смех» актера Давыдова, читавшего комедию «Плоды просвещения». Но, судя по всему, сам Лев Николаевич Толстой в доме на Пушкинской не бывал. Или «толстоведение» еще не сказало на этот счет последнего слова?..

Да, не любил Лев Николаевич Петербург, находя его холодным, бездушным, бюрократическим. Что ж, и великие могут ошибаться!

Наталия ПЕРЕВЕЗЕНЦЕВА, фото автора