Виктор Мережко

Я сознательно отошел от светских мероприятий

Виктор Мережко в советское время был сценаристом номер один. Советские времена прошли, а Виктор Иванович все равно на коне, да еще и в совершенно другой профессии: несколько лет назад он стал сам снимать кино. Теперь у него своя продюсерская компания (кстати, в Петербурге), множество сценарных планов и на подходе очередной телевизионный фильм.

— Вас, Виктор Иванович, традиционно считали специалистом по мелодраматическим сюжетам — в самом высоком значении этого слова. Почему вы, как режиссер, стали снимать жанровое кино?

— Это вам только так кажется, что я «изменил» мелодраме. Во-первых, из шести картин, поставленных мной, четыре — классические мелодрамы. Во-вторых, даже «Сонька — Золотая Ручка», если честно, тоже мелодрама в большой степени: ведь если в авантюрной истории не будет ничего мелодраматического, то и авантюры никакой не получится.

— Вообще ваша перемена участи и профессии очень удивительна — почему вы вдруг пошли в режиссеры?

— Для меня самого это абсолютная загадка. Я ведь был очень успешным сценаристом и к режиссуре относился… ну не скажу чтобы с презрением, но с недоумением.
Но вот как-то меня попросили написать сценарий. И возник вопрос — кто же его будет снимать? Мне продюсер и предложил: «Сними сам» — «С ума сошел?» — говорю. «Ну ты попробуй». Я попробовал, и мне вдруг понравилось. По-моему, с тех пор у меня началась новая жизнь. Я получаю неслыханное удовольствие от работы на
площадке.

— А когда вы были сценаристом, как складывались ваши отношения с режиссерами? Как правило, автор сценария результатом бывает недоволен — на выходе получается, мягко говоря, не совсем то, что он задумывал.

— О, я считаю себя счастливым человеком. Все время был в работе. Мои сценарии никогда не залеживались. Написал — сразу взяли. Мы встречались с режиссером, выпивали — или не выпивали. Он запускался с картиной — а я уже писал следующий сценарий. Потом смотрел готовый материал: если это было хорошо, то радовался, если нет — то я просто забывал эту картину, вот и все. Мне вообще-то повезло с режиссерами — с Михалковым, Балаяном, Мельниковым…

— Есть фильмы, за которые вам стыдно?

— Есть такой фильм «Шаг», который снял Александр Митта, — вот его я стыжусь.

— А под какими готовы подписаться на все сто?

— «Здравствуй и прощай», «Родня», «Полеты во сне и наяву», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Крот» — это мое кино, это именно то, что я хотел сказать, когда писал сценарии.

— Одно время, Виктор Иванович, вы были очень заметным светским персонажем. А несколько лет назад исчезли из тусовки — причем такое впечатление, что это не она вас отвергла, а вы ее. Почему так?

— Знаете, когда я занялся режиссурой, понял, что у меня в жизни есть три страсти: мои дети, кино и некоторое количество друзей. А то, что вы называете светской жизнью, — неинтересно, скучно, раздражает. Не хочу отнимать у себя время, тратить его на пустозвонство. Вы правы, я сознательно отошел от всех светских мероприятий. Пить водку, есть сэндвичи, обниматься с полуобнаженными девушками — все это я делал довольно успешно, а потом мне надоело. Я себе сказал: старичок, ты это уже перерос. Представляете, вы бы сейчас увидели меня в «Экспресс-газете» в обнимку с Робски? Недавно вот приехал в Москву, выбрался на какую-то тусовку. Выпил водки, съел два бутерброда с икрой, а сам думаю — я ж это и дома мог сделать… Звонит мне как-то одна светская знакомая, очень красивая женщина: «Витя, что ж это тебя не видно совсем, куда пропал? Смотри, забудут!» Да не забудут.

— Не могу не спросить про одну из страстей — про детей ваших. Сколько читала ваших интервью — вы всегда о них говорите.

— Конечно. А о ком мне еще говорить, как не о них? Когда моя жена умерла, я детям сказал: мачехи у вас не будет. И слово свое сдержал, хотя сватали меня очень активно.

Ближе кто может быть? Это же родная кровь. Мы с ними друзья, они меня обожают, а я их. Ваня работает со мной вместе, художником-постановщиком, надеюсь,
станет режиссером, — хочет, кстати, сюда перебраться окончательно, ему нравится в Питере. Дочка окончила ВГИК, работала на телевидении. Потом занялась бизнесом. Сейчас в основном занимается домом — своим, моим, Ваниным.

— Сын в Питере живет, вы уже три года почти постоянно здесь. Нравится?

— Раньше я Питер не любил: город темный, люди какие-то смурные, погода паршивая. Но прошло время, я к городу привык. К тому же здесь я нашел продюсера Леонида Маркина, с которым мне интересно работать. И вообще я заметил, что город в высшей степени достойный. Вот хотя бы эта история с продажей «Ленфильма»…
Как можно продать лучшую киностудию страны?! Кому могло прийти в голову отдать это место, где творили Козинцев, Хейфиц, Авербах, под казино и рестораны? Это же преступление. Вот «Мосфильм» сейчас — лучшая студия Европы, и ее такой сделал Карен Шахназаров. Мы во дворе «Ленфильма» снимали двор провинциального
морга в прошлом году… Здесь, конечно, зрелище чудовищное. Ну как можно, где хозяин? Сейчас пришел новый директор — возможно, он наведет на студии порядок.

— Виктор Иванович, вы за современным кинопроцессом следите? Как вам кажется, это действительно процесс — или, как считают некоторые, имитация?

— Процесс — хоть и больной, подчас авторитарный. Когда Никита Михалков может своими деньгами, связями, авторитетом добиться не только колоссального финансирования, но и заставить всю страну говорить о своем фильме. Я не думаю, что «12» посмотрело много народу. Но он сумел создать такое впечатление, будто вся страна посмотрела и обсуждает.

— Вам эта ситуация неприятна или фильм не понравился?

— Мне кажется, что это очень мощная, профессиональная работа; но я не хотел бы о ней распространяться. Есть вот другая крайность — Балабанов и его «Груз 200». Есть третья сторона — фильмы Сокурова, авторское кино. И есть четвертая — все эти «простые вещи», «путешествия с домашними животными» — не люблю такое кино, оно как… шелест туалетной бумаги… Что же касается «Груза 200»… Я с Балабановым незнаком, да это, наверное, и не нужно. Но если в душе человека, несомненно одаренного, происходят какие-то немыслимые сдвиги, если там живет какая-то невероятная боль и он пытается ее реализовать таким образом… И ведь что самое удивительное — я смотрел фильм с омерзением, но он мне запомнился. «12» меня так не тронул, хотя это высокопрофессиональное, высоконравственное кино. А эта гадость — зацепила…

— А вы почему не снимаете большое кино?

— Это просто бессмысленно. Я вот снял «Красную комнату», и продюсер не смог найти деньги даже для того, чтобы копии напечатать. А «Соньку» показали по телевизору — полстраны ее увидело. Слава богу, сейчас на телевидении стали меньше показывать бразильских сериалов — своего много стало.

— Хорошего только мало.

— Мало. Потому что продюсеры ставят условия, зажимают режиссеров…

— Вас тоже?

— Меня? Нет, меня не зажмешь.