В тюрьме Трубецкого бастиона угощают арестантской кухней

и учат перестукиваться

В Петропавловской крепости просто праздник какой-то, непрерывная череда предновогодних сюрпризов. Правда, все они проникнуты каким-то торжественно-мрачным духом; ну так ведь и место соответствующее.

То откроют выставку, посвященную склепам и похоронным процессиям российских монархов. А то, как 11 декабря, представят публике новую экспозицию «История тюрьмы Трубецкого бастиона. 1872 - 1921».

Кто здесь только не сидел!

В эти годы каземат был главной политической тюрьмой России. До Октябрьской революции ею распоряжалось Третье отделение, а после большевики сами принялись сажать сюда кого хотели. Последними заключенными, уже в 21-м году, стали участники Кронштадтского мятежа. Это персонаж коллективный, а из отдельных исторических личностей тут успели побывать многие: Александр Ульянов, Петр Кропоткин, Андрей Желябов, Лев Троцкий, Максим Горький, Борис Савинков...

Естественно, что такое памятное место заслуживает внимательного, пристального изучения и долгой, долгой прогулки. Что и было устроено.

У крыльца Трубецкого бастиона толпились люди.

Рядом шушукались, кокетничали друг с другом, плакали и пели. Вдруг все стихло, раздался громкий голос: «Заходите!», - и меня в составе небольшой группы загнали внутрь. Мы оказались в сводчатой комнате.

- Тюрьма, извольте видеть, была возведена в 1872 году. Связано это было с ростом революционного движения, когда существующих камер уже не хватало.

Сейчас мы находимся в кордегардии. Сюда заводили новоприбывших узников. На макете можно увидеть, как это происходило.

Я взглянул - рассказывала девушка-экскурсовод. Она указывала на маленький, но исключительно точно выполненный макет этой же комнаты, но 136 годами ранее. На макете жандармы споро заталкивали в кордегардию какого-то всклокоченного человека, видимо, будущего узника. Несколько солдат стояли, почему-то повернувшись лицом к стене.

- Солдаты, которые несли наружную охрану тюрьмы, не должны были сталкиваться с заключенными. Поэтому, когда вводили узника, они все по команде отворачивались к стене. А затем узник поступал в следующее помещение... однако пройдемте.

Кальсоны, тапочки и очень уютный халат

И нас перевели в следующую комнату. На вид она ничем не отличалась от предыдущей. В углу стоял стул. На стуле сидела девушка-милиционер и пристально нас всех разглядывала.

- Эта комната называлась приемной. Здесь узника обыскивали, раздевали и выдавали ему арестантскую одежду.

На стене висели образцы арестантской одежды: рубаха, кальсоны, тапочки и очень уютно выглядящий халат.

Нас, впрочем, не стали наряжать, и мы по крутой лестнице поднялись на второй этаж. Тут уже была сама тюрьма: потянулись глухие, тихие коридоры, темные закоулки и двери камер. В первой была устроена часовенка.

В остальных было пусто. Стояли железные кровати. К стене были привинчены железные столы. Постели на кроватях, впрочем, выглядели вполне прилично (волосяной матрас, шерстяное одеяло и льняное белье), а на столах были чайники, кружки и еще какая-то утварь.

«Еще в апреле мы были вместе!»

- Заключенные перестукивались друг с другом. По легенде, специальную азбуку придумал еще декабрист Бестужев. Представьте себе таблицу из букв азбуки, где каждому столбцу и каждой строке присвоен номер. Сначала стучите номер столбца, потом номер строки. Вот и буква.

Поначалу хотели всему этому помешать, обивали стены войлоком, но потом бросили: оказалось, что перестукиваться можно и через пол.

Когда в камеру попадал новый узник, его соседи принимались выстукивать одну и ту же фразу: «Кто вы?» Когда узник понимал значение этого стука - у него в руках уже был ключ к дальнейшим переговорам.

- А как же он понимал, что ему стучат? - недоверчиво спросили из толпы.

- А чем ему еще было заниматься, кроме как расшифровывать фразу? Когда он слышал ее в 125-й раз - уже догадывался, что это значит.

Наконец перед нами открыли дверь камеры. Там было совершенно темно, только угадывались фигуры: одна сидела на кровати, другие притаились у стенки.

- Заходите и выстраивайтесь у окна! - скомандовали нам.

Мы вошли. Включился свет, и на кровати мы увидели молодого человека. Он сидел, закрыв лицо ладонями. Сделалось совершенно тихо. Молодой человек отнял руки от лица и медленно поднял голову:

- Саша на свидание принесла письма от девочек и фотографическую карточку. Я едва не расплакался, глядя на карточку. Еще в апреле мы были все вместе - лица у всех веселые...

После недолгого монолога, пронизанного отчаянием, человек снова убрал лицо в ладони. Мы вышли наружу, и тусклый свет коридора показался нам сиянием.

- Кто это был? - осторожно спросил я нашу провожатую.

- Молодой актер из театра «Поколение». Он прочитал нам отрывок из дневника министра Временного правительства Андрея Ивановича Шингарева. Он ведь тоже здесь сидел. Потом его перевели в Мариинскую тюремную больницу. Там его убили матросы.

И братья рюмочку нальют!

Мы спустились в коридор первого этажа. Там были накрыты столы, громоздились горы тарелок. Витал вкусный запах. И все неприятности как-то отошли на задний план.

- Вот оно, торжество Революции! - проговорил какой-то густой бас.

Свобода, как говорится, нас встретит радостно у входа. И братья рюмочку нальют! Да не только рюмочку: здесь были вино, сок, чай. Из еды предлагали щи, жаркое из телятины с жареным картофелем, гречневую кашу с луком...

Все это, кроме, пожалуй, спиртного, было и повседневной пищей заключенных. И не только это... «Не успела я осмотреться, как принесли ужин - ломоть ржаного хлеба и белоснежные блины с клюквенным вареньем» - это из воспоминаний Л. Н. Сталь, узницы.

Федор ДУБШАН

Фото Натальи ЧАЙКИ         

От редакции. Мы все очень любим Музей истории города, гордимся им и присоединяемся к многочисленным поздравлениям с юбилеем, полученным его коллективом в эти дни. Но, может быть, не стоило так торопиться открывать экспозиции? Зачем же сдавать «полуфабрикат»?

Согласитесь, обидно отправиться всей семьей в воскресный день специально ради того, чтобы посмотреть обновленную экспозицию Трубецкого бастиона, открытую на днях с такой помпой, и обнаружить, что там доступны для обозрения всего несколько камер (на которые мы и в прежние времена насмотрелись). А все остальное - временно не работает («Трудности переходного периода», - юморит смотритель). Не посмотреть фильм в лектории, не увидеть обещанную лестницу для начальника тюрьмы, не послушать монологи узников, не разглядеть план тюрьмы на экранах новеньких терминалов...