300 лет Библиотеке Академии наук: огонь, вода и книги

Серые стены содержат в себе одну из богатейших книжных коллекций в мире

Студентов Университета в это серое высокое здание не пускают дальше вестибюля. Правда, все знают, что можно повернуть в неприметный коридор и очень вкусно поесть в здешней столовой. А еще у больших деревянных дверей разложился книжный лоток, на котором — сплошь знаменитые авторы и поражающие ум названия.

Я говорю о Библиотеке Академии наук, стоящей на площади Сахарова, напротив зданий Двенадцати коллегий и философского факультета.

Что там таится дальше, за турникетами — об этом знают лишь немногие. В библиотеку разрешено записываться только лицам с полным высшим образованием, так что студентам туда вход заказан. А брать книги на дом могут и вовсе лишь академики да доктора наук. Не более чем на месяц!

Знаменитая БАН (в просторечии «Баня») напоминает древний орден хранителей знаний.

Это похоже на «Не знающий геометрию да не войдет» — девиз, начертанный над входом в Академию Платона. Библиотека — она же БАН, она же, фамильярно, «Баня» — тоже напоминает древний орден хранителей знания, ревностно и гордо оберегающих свои тайны.

В этом году Библиотеке Академии наук исполняется 300 лет. Фонд ее сегодня насчитывает почти 22 миллиона книг. Серые стены содержат в себе одну из богатейших книжных коллекций в мире. От основания ее Петром Великим до глубин космоса — такой нечеловечий простор пространства и времени охватила библиотека, по мнению ее сотрудников.

При чем тут космос? Просто БАН стала единственной библиотекой, в чью честь был назван астероид. Малая планета БиблиоРАН получила свое имя в 2004 году, десять лет назад.

Современные стеллажи для хранения библиотечных сокровищ.

На днях мне и другим получившим высшее образование журналистам довелось наконец побывать в глубинах библиотеки. Пресс-тур был организован в рамках Клуба ученых и журналистов «Матрица науки».

Как будто вчера

— Триста лет. Я посчитал, сколько это часов. Два миллиона триста двадцать восемь тысяч. Столько существует библиотека, — рассказывает директор БАН, доктор педагогических наук, профессор, заслуженный работник культуры РФ Валерий Леонов (на фото). — Эразм Роттердамский сказал: моя родина там, где моя библиотека. Двадцать шесть лет из этих трехсот я — директор. Вышло так, что в XX веке я оказался самым долговременным директором БАН. На плечи мои и моих сотрудников выпала тяжелейшая ноша. И я понимаю меру своей ответственности... Сейчас тоже, когда идешь с работы, — два-три раза вокруг своего дома обойдешь, прежде чем позвонить в квартиру. Чтобы выпустить накопившееся за целый день.

Многие, конечно, помнят, о чем говорит директор. Всю историю Библиотеки РАН рассекла трагическая трещина.

— Для нас это не история. Это как будто было вчера. И этот день навсегда останется в истории Библиотеки Академии наук — и в истории мировой науки. Ровно двадцать шесть лет назад, 14 февраля 1988 года, произошел пожар — самый страшный в мировой библиотечной истории за XX столетие. Мы потеряли 298 961 экземпляр. Сначала, в 20.30, загорелся газетный фонд на третьем этаже. Его потушили, но в 4.30 возник новый очаг возгорания, на сей раз совершенно в другом конце здания, в фонде отечественной и иностранной литературы. Новый пожар был гораздо серьезней. Помню, когда той ночью мне сказали о втором возгорании, я вышел во двор, услышал, как трещат окна от жара, и почувствовал, что плачу, — тяжело вспоминает директор.

Нам показывают документальный фильм 1990 года «Огонь, вода и медные трубы», снятый в дни пожара режиссерами Людмилой Шахт и Сергеем Балакиревым с киностудии «Леннаучфильм». Жуткие кадры библиотеки после пожара. Обгорелые переплеты, намокшие страницы... Залы, затопленные водой по колено.

— В фильме количество погибших книг оценили в 400 000 единиц. Эту цифру из нас вытянули СМИ. Нам пришлось ее дать через неделю после пожара. Но к 1994 году мы закончили документальную проверку. Выяснилось все же, что сумма потерь оказалась более чем на сто тысяч меньше — 298 961 экземпляр, — говорит Валерий Леонов. — И все равно представить себе такое количество погибших и пострадавших книг невозможно! Со мной прошли весь этот путь более сотни работающих ныне коллег — это мои заместители, заведующие отделов, это сотрудники, которые вынесли всю тяжесть пожара. Нам помогали и петербуржцы. В тушении пожара и в последующем спасении книг участвовали сотни жителей города, сотрудники БАН, ученые, студенты... Более двенадцати тысяч добровольцев поддержали нас в самые трудные дни. На данный момент отечественный фонд восстановлен более чем на 60%. Иностранный восстанавливается гораздо медленнее, это слишком дорогая процедура.

Голова с плеч — книги государю

Мы идем по бесконечным залам, поднимаемся по лестницам. Нас ведет Наталья Баженова (на фото), кандидат филологических наук, заведующая научно-исследовательским отделом изданий Академии наук.

— Библиотек в начале XVIII века было очень мало. Это были в основном государственные библиотеки, в смысле — принадлежащие государям, владетелям. Не было крупных национальных хранилищ, которые были бы открыты публике, — рассказывает она. — У Петра I был огромный интерес к книгам. Книги дарились монарху, отписывались по завещанию. Формирование библиотеки проходило и через отнятие имущества опальных придворных, которых казнили или ссылали. Библиотека сразу же отписывалась в казну — переходила к государю. Другим источником новых поступлений были дипломатические дары, часто очень значительные. Анна Иоанновна, когда стала герцогиней Курляндской, подарила родовую библиотеку своего покойного мужа Петру I, чтоб заручиться поддержкой России. Готторпский герцог тоже подарил свою библиотеку России. Кроме того, во время Северной войны император повелел все обнаруженные книги свозить в Петербург. Первоначальный фонд библиотеки составил 4000 изданий.

Подходим к памятнику, установленному на одном из этажей. Бронзовый сухопарый человек кривит тонкий рот.

— В XIX веке директор библиотеки академик Карл Эрнст фон Бэр, или, как его называли в России, Карл Максимович Бэр, создал первую систематическую классификацию библиотеки, — продолжает Наталья Баженова. — Вот сейчас все говорят об электронных каталогах. Но систематизация библиографического описания — это тоже достижение, тоже памятник человеческой мысли! Это только кажется: взяла молоденькая библиотекарша карточку и плюхнула туда, что ей бог на душу положил… На самом деле над этой проблемой работали ученые с мировыми именами. И ныне существующий каталог — тоже памятник Бэру, не меньше, чем эта скульптура. Вот он здесь сидит и смотрит на нас с вами. А ведь он тоже был свидетелем пожара. Бедный Бэр был весь завешан мокрыми книжками — их сушили повсюду. Каждый листик в каждой книге нужно было переложить специальной фильтровальной бумагой. Каждый час она намокала. Значит, нужно было все листочки вытащить, повесить сушиться и переложить книжку новыми. Но фонд огромный, мы не успевали сушить все книги. Пошла плесень. Чем ее убьешь? Нужно было провести массированную обработку фондов. Такой технологии не было, пришлось ее придумать. Загерметизировали все хранилища и распылили формалин. Конечно, и сотрудники стали болеть после этого. А в этом январе тоже была проблема: прорвало трубу. Промокли три этажа. Книжки тоже промокли, потому что железные стеллажи тут — без крыши. У библиотеки нет денег... Впрочем, в середине 90-х мы вообще не получали зарплату месяцами.

Читальный зал не изменился с 1924 года, когда библиотека переехала в это здание.

Мы заглядываем в читальный зал. Он сохранил тот облик, который имел в самом начале, когда библиотека только переехала в это новое здание. Оно было построено в 1914 году, но библиотека оказалась здесь только через 10 лет — сперва там находился военный госпиталь, потом разные другие учреждения. Построил здание император, но подарила его библиотеке уже советская власть. Оно с 1914 года ни разу не ремонтировалось.

— А вот наш курятничек! — показывает Наталья Баженова на стеклянное здание, соединенное со старой БАН закрытым мостиком. — Мы строим дополнительное хранилище. Уже десять лет строим, потому что финансирования не хватает. Старые фонды переполнены. В 1914-м в нашей коллекции был миллион книг. Сейчас — почти двадцать два миллиона. И сколько бы мы ни старались, все поместиться в прежнем здании не может. Туда, в новое здание, по переходу можно будет перевозить тележки с книгами, сотрудники смогут переходить не одеваясь. Но, на мой взгляд, новое хранилище маловато. Оно заполнится очень быстро. Хотя кто его знает, что будет с библиотекой. Может, ее не будет. Раскурочат, раскидают в разные стороны. И не будет проблемы, — заканчивает она неожиданно.

«Вы правильно рассуждаете о причинах»

Даже в блокаду библиотека работала. И 14 февраля оказывается каким-то роковым днем для БАН. В 1942 году в нее попали четыре немецкие бомбы. Разрушена была часть двора. Но тем не менее пожар нанес куда более страшный урон.

Сейчас пострадавшие от огня и воды книги помещены в специальные микроклиматические контейнеры из безкислотного картона. Они нужны для того, чтобы тома не разрушались, пока ждут реставрации. Книга может храниться в таком контейнере и пятьдесят лет. Методика была предложена Библиотекой Конгресса. Сразу после пожара американцы подарили картон и машину для изготовления таких контейнеров.

В истории этого пожара есть и своя тайна. В документальном фильме говорится о странном самовозгорании, о том, что огонь шел как будто бы по синусоиде, обходя некоторые полки.

В библиотеке сейчас хранится около 22 миллионов книг и рукописей.

— Появились ли за это время какие-то новые сведения о причинах пожара? — спрашиваю я директора Валерия Леонова.

— Мне кажется, что сейчас этот вопрос просто благополучно закрыли. Я пригласил специалистов из Института химии силикатов. Они сделали спектральный анализ обгоревших книг, а потом — аналогичных изданий из Публичной библиотеки. Вы бы видели лицо химика, которая глядела на результаты! Она смотрела и не верила. Фосфора не должно было быть по технологии изготовления книги. Магния было в три раза больше. Этот состав просто объяснить: фосфор самовозгорается, а магний дает высокую температуру. У нас появилась теория, что заранее заготовленные пакеты были положены в газетные подшивки. Казалось бы, следствие должно было заинтересоваться. Но этого не произошло. Сказали, что анализы были сделаны не чисто… Я до сих пор считаю, что это был поджог. О поджигателях много говорили и писали. И по-моему, как раз в «Вечернем Ленинграде» вышла заметка Дмитрия Вадимовича Григорьева на эту тему. После этой заметки я получил анонимный звонок. «Валерий Павлович, вы правильно рассуждаете о причинах пожара». Я закричал: «Не бросайте трубку! Кто вы?» Но трубку повесили, и на этом все закончилось.

— Как вы думаете, зачем это было нужно и кому?

— Причин могло быть несколько. Возможно, были хищения… Они всегда есть, какие меры тут ни принимай. Или это могла быть попытка отстранить меня от должности директора Библиотеки ООН. Я же в 1988 году, после пожара, ездил на неделю в Швейцарию с начальником кадров ООН на собеседование. Отодвинули. Даниил Гранин потом написал, что мне бы следовало застрелиться. Дмитрий Лихачёв критиковал нас — но ни разу к нам не зашел.

— А если бы, не дай бог, такой пожар случился не тогда, а теперь?

— Ужасное сейчас время. То, что вы видели на экране, случилось, когда еще можно было рассчитывать на какую-то поддержку. Была помощь и со стороны Японии, и Европы, от разных фондов. И был еще порыв восемнадцати тысяч ленинградцев. Может быть, это вообще последнее, что объединило людей, интеллектуальную элиту города. А если бы пожар случился сейчас, я не знаю, что было бы.

В БАН ведется постоянная работа по оцифровке фондов.