«Это падение нравов — с голыми ногами в театре!»

Георгий Товстоногов был законодателем культуры не только на сцене

15 февраля исполняется 90 лет нашему замечательному Большому драматическому театру, который носит теперь имя Георгия Александровича Товстоногова. Мы уже рассказывали о людях, которые сегодня трудятся в коллективе театра, - это не только актеры и режиссеры, но и костюмеры, осветители, бутафоры. У каждого из них по-своему складывались отношения с театром, но объединяет всех главное - любовь к родным стенам и великому прошлому БДТ. Сегодня мы решили немного рассказать о том, каким помнят в театре Георгия Товстоногова. Всем известно, что помимо режиссерского дара Георгий Александрович обладал еще и незаурядными качествами характера, что сделало его легендой при жизни...

 Имя Товстоногова всегда окутывал ореол тайн. То говорили, что Георгий Александрович родился в Тбилиси. И даже показывали грузинский дом, где он появился на свет, а теперь выясняется, что его родина - Петербург...

Говорили, что он родился в 1913 году, и в подтверждение этого приводился тот факт, что звание Героя Социалистического Труда он получил к своему 70-летию, то есть в 1983 году, однако на надгробии в Некрополе начертана совсем другая дата: 28 сентября 1915 года...

Также существовала легенда о том, что он был недоступным, мрачным, сделанным из стали, но на самом деле он был очень чувствительным и, бывало, подперев щеку рукой, мог рассказать первому попавшемуся человеку всю свою жизнь...

 Сейчас в кабинете Товстоногова музей - там все осталось так, как было при жизни режиссера: кресла, стол, календарь, из которого кто-то умудрился вырвать страницу 25 мая - день, когда он умер. Остались даже лекарства, которые приходилось ему давать в минуты плохого самочувствия. А на стенах - афиши, портреты, фотографии... Сохранилась и любимая пластмассовая пепельница из галантерейного магазина. если вдруг почему-то ее не оказывалось на месте, разражался скандал, ведь курил он очень много - так, кстати, и осталось загадкой, почему он привязался к этому дешевому предмету советского ширпотреба.

 В театре вспоминают, что Товстоногова любили настолько, что его копировали, ему подражали, так же, как и он, пытались говорить немного в нос, держать сигарету, даже возмущаться... Но ко всему этому примешивался и страх - потому что он был личностью колоссального уровня: всегда знал, чего хочет добиться...

 Великий режиссер, как скульптор, лепил свой спектакль, отсекая все лишнее. Каждый спектакль был как рожденное дитя, проходных спектаклей не было. А когда театральных людей спрашивали, что у вас есть хорошенького посмотреть, Георгий Александрович был страшно недоволен и замыкался.

 В советское время был обязательный набор: надо было ставить русскую классику, зарубежную пьесу, советскую пьесу и пьесу к дате - по ней должен был быть поставлен «датский спектакль». Но тем не менее из-под руки Георгия Александровича выходили художественно значимые произведения. Таким получился спектакль «Перечитывая заново» к 110-летию со дня рождения Ленина, которого играл Кирилл Лавров. Он тогда прочел о Ленине все, ездил в Москву, изучал архивы - и получился спектакль об уставшем вожде, находящемся в раздумьях о судьбе страны...

 Известный факт: Товстоногов открыл Смоктуновского. Это случилось, когда он с Диной Морисовной Шварц (тогдашним завлитом БДТ) посмотрел в Доме кино фильм «В окопах Сталинграда» по Виктору Некрасову. После просмотра Георгий Александрович наклонился к Дине Морисовне и сказал: «Это глаза Льва Николаевича Мышкина. Найди мне этого актера». Так Смоктуновский стал Мышкиным.

 Часто Георгию Александровичу в общении с людьми помогал юмор - у него было 100-процентное чувство юмора. Он все тонко подмечал и быстро реагировал.

«Он не делал прямых замечаний, но попробуйте только прийти без маникюра! Он не любил на дамах брюк, не любил откровенные вырезы, считал, что в театре не должно быть голых ног (и не только у тех женщин, кто служит в театре, но и у зрительниц), даже если жара 40 градусов», - вспоминают актрисы.

Если женщины приходили в театр в босоножках с голыми ногами - он презирал их за это и переживал ужасно. «Это падение нравов - с голыми ногами в театре!» - говорил он, попыхивая трубкой.

 В театре никто не ходил в куртках, в верхней одежде, в головных уборах, не выходил на сцену в уличной обуви - это было святое место, такая им была заложена культура.

 Он был эстет, понимал в духах. «Никаких цветочных запахов - это дурновкусие», - говорил Товстоногов. По парфюму, которым пользовался Георгий Александрович, можно было определить, в театре он или нет. Он любил кепи, красивые, кожаные, кашне, со вкусом носил пиджаки и всегда был комильфо.

На расспросы о француженках по возвращении из Парижа Товстоногов отвечал своим неподражаемым голосом: «Ничего красивого в них нет, но в них есть шарм».

 А сколько писем ему писали! - сохранился огромный архив. Когда он приезжал откуда-то, то все собирались у него в кабинете на режиссерские среды.

И он рассказывал, в какой галерее был, какой спектакль видел - Брука, Барро, Бергмана...

 Товстоногов обладал отменным чувством юмора по отношению к собственной персоне.

Известен такой случай. Как-то уехала его сестра Натэла Александровна с мужем Евгением Алексеевичем Лебедевым на гастроли, а Георгий Александрович был в Испании на конгрессе. Встречать его поехала помощница. Она сопроводила его до дома, чтобы помочь что-нибудь приготовить поесть. «Вы себе не можете представить, как долго мы искали сахарницу! - вспоминает помощница. - Он все размышлял: «Надо найти ее дедуктивным способом. Куда Натэла могла ее поставить?» И мы умирали от хохота, потому что, переискав везде, нашли ее... в холодильнике!»

Многих старожилов возмущает, когда этого необыкновенного великого человека называют Гогой, Гогочкой. Для них он не был Гогочкой - это позволяли себе только близкие ему люди, да и то не в глаза, а за глаза...

Подготовил Максим КОСТИН