Юрий Александров: Буду ставить в Михайловском «Татьяну Ларину»

На днях знаменитому оперному режиссеру исполнилось 59 лет. Несмотря на мировой кризис, он не теряет оптимизма

Смеются и на «Риголетто», и на «Лючии ди Ламмермур». Хотя, казалось бы, сюжет не способствует... Александров продолжает творить: спешит, выдумывает, смешит, гипнотизирует. Вопреки моде или в угоду ей?  Невзирая на нее или художественно подглядывая за ней? Об этом и о многом другом с отцом-основателем «Санктъ- Петербургъ оперы» беседует наш корреспондент Антонина РОСТОВСКАЯ.

Диктатура должна быть

- Первый вопрос становится традиционным. Какие у вас отношения с кризисом?

- Моя точка зрения не самая популярная: во всем надо видеть не только отрицательное, но и положительное. Кризис должен оздоровить людей. Мы привыкли сидеть на бензиновой игле и делать вид, что развиваемся, строим и повышаем ВВП. Я прожил разные этапы в своем театре: от полной нищеты до относительного благополучия. Но никогда бюджет не определял качество. Есть же такая русская поговорка: «Голь на выдумки хитра».

Я считаю, надо отнестись философски к тому, что происходит: заглянуть внутрь себя и понять, насколько ты современен и нужен. Я, конечно, волнуюсь за желудки моих артистов. Но пришло время очиститься, чтобы не быть похожими на американцев.

- А вы заглянули в себя?

- Я так редко остаюсь сам с собою. Я - публичный человек. Все время должен кого-то в чем-то убеждать. Профессия режиссера - профессия гипнотизера и фокусника.

- Диктатура?

- Диктатура должна быть, потому что должен быть вожак. Не может быть коллективной ответственности. Сегодня очень трудно повести людей за собой, не имея небольшого набора услуг. Когда мы только начинали, у нас не было ни денег, ни здания. Был Александров, были его идеи и талантливые люди, которые вокруг него клубились. И так мы продержались 15 лет! Играли «Бориса Годунова», «Пиковую даму», «Евгения Онегина» с колес. Но зато театр стал мускулистым! Вот видите, я всегда во всем вижу хорошее.

Наша семья - производственная ячейка

- В семье вы тоже режиссер-постановщик?

- Мы все такие трудоголики, что времени на выяснение отношений не хватает. Мы встречаемся только, чтобы обменяться мнениями и бежать дальше. Моя дочь - замечательная арфистка. Сейчас преподает в Консерватории. Жена - главный режиссер театра, она его на себе тянет. А я все время куда-то уезжаю. В этом году у меня 10 премьер. Две в Италии, в Германии, в Польше. Наша семья - производственная ячейка. Переживаем, конечно, что в личном плане не все выстраивается так, как должно...

- Но хоть в день вашего рождения все вместе встретились?

- Да! У нас был спектакль! «Травиата» (смеется). После спектакля встретились. Настоящая дата будет в следующем году.

Главное - занавес поднять, а дальше - плевать?

- Что планируете поставить к своему 60-летию?

- «Паяцев». Я сделаю спектакль про наш театр: обнажу все наши кулисы, страдания. Мы ведь как паяцы скитались 15 лет, не имея своего помещения!

Хотя сейчас я с гордостью могу сказать, что у меня лучшая труппа в России. Я ставлю «Дон Жуана» в трех составах! Такого не бывает! Но до «Паяцев» будет еще 11 постановок.

А еще я сейчас «подставил свое плечо» Михайловскому театру. Мне позвонил Кехман и сказал, что отменил спектакль «Евгений Онегин». (Напомним, премьера оперы, которая должна была стать реконструкцией спектакля Станиславского 1922 года, не состоялась. Художественный совет театра накануне премьеры счел постановку Михаила Дотлибова неудачной. - Прим. ред.) Человек совершил поступок, признался, что спектакль умер, не родившись. Ведь многие живут так: главное - занавес поднять, а дальше - плевать!

Четыре месяца я занимаюсь этой проблемой, и сейчас появилась такая концепция! Никто этого не ожидает! Я сделаю то, о чем мечтал Чайковский: спектакль будет называться «Татьяна Ларина». Сместятся все акценты. Будет спектакль о спектакле.

- Один из ваших любимейших композиторов, Гаэтано Доницетти, говорил: «Когда у меня в голове зарождается комическая музыка, я чувствую неотвязное сверление в ее левой стороне, когда же серьезная - я чувствую то же сверление справа». Где у вас происходит это сверление?

- У Доницетти досверлилось до того, что он умер очень молодым. В 50 с небольшим. Его мозг не выдержал: он писал оперу за две недели. Он ездил по всей Европе, и при каждом дворе ему заказывали оперу, после чего давали орден.

Ко мне вдохновение приходит, когда я вижу что-то талантливое. Когда пошел на спектакль Някрошюса «Гамлет», я был настолько этим спектаклем возбужден! Но даже если нет вдохновения, надо себя заставлять. Встать пораньше, часиков в 5 утра, а лучше и не ложиться. У меня таким образом было озарение: я придумал, что в момент выстрела Ленского (спектакль «Татьяна Ларина») умирает спектакль Станиславского. Меня иногда спрашивают: «Как это вы быстро все ставите?» Потому что я все придумываю ночью за столом и ничего на сцене уже не выдумываю.

Стадлер - Дон Жуан

- Над чем сейчас работаете?

- Над «Дон Жуаном». Я вообще ставил его - и в Италии, и в Литве. Сейчас делаю все иначе. Большинство режиссеров просто выясняют: плохой или хороший Дон Жуан. Меня интересует его окружение. Почему он со своей открытостью и темпераментом всем мешает? Проблема одиночки...

Вот, например, сейчас я начал преподавать в Консерватории на кафедре оперной подготовки. Там выстроилась целая система подавления личности и таланта. И мой друг Сергей Стадлер, которого, как Щелкунчика, окружили мыши и крысы, попросил моей поддержки. Я не задумываясь пришел в Консерваторию. И что получается? Стадлер - тоже своего рода Дон Жуан!  (Удивляясь самому себе.) Как я повернул, а? Стадлер - Дон Жуан!

- Да, вы прямо как Бернард Шоу: «Бесшабашное беспутство Дон Жуана отправилось в лавку старьевщика - отошло в разряд суеверий». Как вы, кстати, к суевериям относитесь?

- Я боюсь черных кошек: всегда плююсь и кручусь. Но выпускал премьеры и в пятницу, 13-го. Полнолуние я не люблю... Хотя я - метафизик. Считаю, что на роду написано, то и будет. Я курил с первого класса, но в свое время бросил и уже 25 лет не курю. И бросил не потому, что курение вредно! Мне оно мешало репетировать: я все время из-за этого делал перерывы! Но это же убитая репетиция!

Суеверия не столь важны: все определяет окружение. В Казахстан я полечу даже 13-го числа. Там меня любят. В Ростове-на-Дону меня обожают. Чего бояться, раз такое окружение?

Почему я ушел из Мариинского театра? Мне не хватало там уважения! Ну нет - так и нет. Я спокоен. В чужом театре - чужой устав. Нужен свой театр.

Мы пережили разруху - переживем и кризис. Пускай только Господь не лишит меня ума - «уж лучше посох и сума».

Фото Натальи ЧАЙКИ