Борис Тищенко: Музыка стоит того, чтобы отдать ей всю жизнь

Вчера петербургский композитор, которого уже давно называют живым классиком, отметил 70-летие

И сегодня Борис Иванович не почивает на лаврах, а продолжает активно работать, сочинять музыку. Совсем недавно в Филармонии состоялась мировая премьера заключительной симфонии из его знаменитого цикла пяти Данте-симфоний.

Борис Иванович не поскупился на лихие приемы: под управлением Николая Алексеева оркестранты и коллективно топали ногами, и кричали «хей-хо». А как тут не закричать и не затопать, если «Дантовский Рай не менее грустен, чем Чистилище, и не менее страшен, чем Ад»? Потрясенный глубиной воплощения «Божественной комедии», зал стоя благодарил профессора Санкт-Петербургской консерватории.

Накануне юбилея Борис Тищенко согласился дать интервью нашему корреспонденту Антонине Ростовской.

Вместе с шубертом

- Расскажите о последней симфонии цикла...

- Это хорео-симфоническая циклиада. Вот такое уродливое слово я придумал. Гигантский цикл, состоящий из циклов. Каждая симфония - уже сама по себе цикл, а пять симфоний - еще один цикл. Начал я его писать в 1996 году, а окончил в 2005-м. Уже четыре года как последняя нота написана.

- Борис Иванович, а ведь недавно была еще одна премьера. Вы закончили «Неоконченную симфонию» Шуберта?

- Да, я действительно ее закончил (смеется). Давно уже эта идея носилась в воздухе. Шуберт не дописал эту симфонию, и многие музыковеды утверждают, что она так и должна была остаться двухчастной. Но после сохранились наброски следующих частей. Поэтому можно думать, что Шуберт все-таки хотел ее продолжать.

Почему же композитор не сделал этого? Я, кажется,  нашел причину.  Симфония написана в очень сложной для того времени тональности си минор. Сложность была с медью, потому что симфония должна была завершиться в си мажоре, а меди in H не существовало. Я дописал три части. Сейчас медь хроматическая и может играть любую ноту. И получилась наша с Шубертом вместе 5-частная симфония. Шуберт - один из самых обожаемых мною композиторов.

Гениальность - замусоренное слово

- Дмитрий Шостакович говорил о вас, что вы человек, глубоко убежденный в правоте своего творчества. Что он имел в виду?

- Это надо было у Дмитрия Дмитриевича спросить. Но это же простая мысль, что здесь непонятного?

- Уверен в своих силах - значит, уверен в своей гениальности?

- Нет, нет. Слово «гениальность» вообще не надо произносить. Это замусоренное слово. Просто с тех пор, как я с раннего детства решил заниматься музыкой и стать композитором, я понял, что  цель стоит того, чтобы отдать ей все силы и посвятить всю жизнь. Что я и сделал. Моя жизнь уже близится к концу. И я не жалею, что выбрал этот путь.

Когда я не сочиняю, начинаю себя ненавидеть

- Вы согласны с таким высказыванием:  «если можешь не сочинять, не сочиняй»?

- Это какие-то отвлеченные умствования. Если есть потребность - то нужно. Сочинять - трудно. Легче от этого дела вообще открутиться. Но ведь есть такое понятие, как долг.

- Перед кем?

- (Тихо.) Перед миром.

- Наверное, не все его ощущают?

- Может быть. Но я его всегда ощущал. Когда я не сочиняю, я начинаю себя ненавидеть. Но сейчас некоторое время не пишу, я болен. Хотя у меня есть начатое сочинение. Когда я излечусь, если излечусь, я его продолжу. Это 9-я симфония. У Дантовских симфоний и моих обычных симфоний разная нумерация. Данте-симфоний пять. А номерных симфоний восемь. Есть еще несколько программных симфоний, которые вместо номера имеют название. Так что у меня их довольно много, но  (смеется) не как у Гайдна, конечно!

- Вот вы и поставили перед собой планку для творческих планов!

- Нет, так не будет. Он же писал в другом жанре, в другом стиле, для других оркестров. Была другая эстетическая платформа. С таким множеством симфоний - разве что Мясковский. Свободное творчество не кормит. А мы кормимся на другой службе. Я преподаю, так же как и покойный Юра Фалик.

Выбить дурь

- Консерватория дает силы или отнимает?

- Дает! Преподавание поддерживает меня на плаву! Потому что это, во-первых, дисциплина, а во-вторых, я люблю своих ребят. Все они талантливые. Я же сижу в приемной комиссии: не талантливых мы в Консерваторию не принимаем.

Я сам учился у педагогов, которые очень симпатизировали студентам, в том числе и мне. Прежде всего это Виктор Владимирович Волошинов. Я учился у него в Консерватории, правда на моем 4-м курсе он умер. А до Консерватории - у Галины Ивановны Уствольской. Она с энтузиазмом относилась к своему делу. И столько моральных сил на меня положила, чтобы выбить из меня дурь и привить какие-то серьезные тенденции!

- Сейчас молодежь считает, что если что-то не получается легко, то этим заниматься не стоит...

- Труд приходится вкладывать во все.

- К сожалению?

- Наверное, к счастью. «Чтобы дремоту превозмочь, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь». По-моему, замечательные слова.

Все дается сверху?

- Многие считают, что композитор просто ждет, когда сверху ему придет вдохновение.

- Сверху вообще все дается! Посмотрите на Зимний дворец. Что, вы думаете, он выстроен без труда? И вообще весь Петербург: Адмиралтейство, Петропавловская крепость. А тоже сверху было дано. Сочинение - то же строительство. Замыслы, идеи и концепции приходят сверху, но их надо осуществить. Без труда не вынешь рыбку из пруда.

Марина, Ярославна, Беатриче

- Кто вам помогает вытаскивать рыбку из пруда?

- Моя жена (музыкант Ирина Донская.

- Прим. ред.). Она меня не только спасает и оберегает, но и поддерживает порядок в моей жизни.

- Цикл симфоний не случайно называется «Беатриче»?

- Это была бессмертная любовь Данте! Это самая гигантская поэма о потрясающей, космической любви. Я вообще люблю свои сочинения называть женскими именами. Например, балет на «Слово о полку Игореве» называется «Ярославна», 2-я симфония, посвященная Цветаевой, называется  «Марина». Женщины, любовь - один из главных смыслов существования.

- Так вы как Данте?

- У меня язык не поворачивается подтвердить такое предположение. Мне до Данте очень далеко.

Фото Натальи ЧАЙКИ