Карл Каутский вышел из петербургской Коломны

Российский Самиздат начинался на Садовой улице

Самиздат - термин, хорошо знакомый тем, кто занимался в советское время изданием произведений, которые не могли быть официальным образом по цензурным соображениям напечатаны в СССР. В перестроечные годы было предметом гордости заявить о том, что любимой твоей литературой была самиздатовская. Печатали такую литературу где могли, подпольно, небольшими тиражами.

В этом плане интересен дом № 119 по Садовой улице. Правда, речь пойдет о временах не советских, а царских.

Здесь, в пятикомнатной квартире № 6, в которой жила и работала издательница Мария Александровна Малых, появилась «первая книжка, выпущенная в России вопреки запрещению цензурой». Эти слова взяты в кавычки, поскольку принадлежат они самой издательнице, которая осмелилась в присутствии цензора, не решившегося поставить свою подпись на разрешение издания, своей рукой написать: «Дозволено цензурой».

Это книга Карла Каутского «Социальный переворот. На другой день...». Издана она была в конце 1905 года.

Малых написала в своем дневнике: «Эту книжку не пропускала цензура никому и никогда. Многие издательства пытались издать ее, но никому не разрешали. Неужели я не издам ее? Нет, я добьюсь, я напечатаю ее».

И с этой целью она отправилась к цензору по фамилии Нафаль, который ей будто бы симпатизировал. Однако в данном случае он не счел возможным поставить свою подпись под фразой «дозволено цензурой». Что же сделала Мария Малых? Взяла ручку и расписалась за Нафаля. Цензор то ли опешил от такой решительности представительницы слабого пола, то ли счел это за шутку, но Мария Александровна поспешила от него в типографию - и вскоре работа Каутского была напечатана.
 
Что было дальше? «Когда книжка вышла из печати, это вызвало целый переполох, было постановление о ее конфискации, но борьба за свободу слова и печати закончилась полной победой. И дело о конфискации книжки, ответственности цензора было приостановлено», - отметила в дневнике отчаянная женщина.

Обратим внимание, что происходило это все вскоре после манифеста 17 октября 1905 года -  манифеста, в котором провозглашались различные свободы, в том числе и свобода печати. Через пару месяцев Малых уже совершенно официально, без подобных проделок, добилась разрешения на первые в России издания работ Фридриха Энгельса и того же Каутского (тут невольно вспоминается профессор Преображенский из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова, который просит прислугу Зину бросить в печку переписку именно этих господ). Кстати говоря, переводчиком книг обоих авторов был Карпов, а редактором Н. Ленин, являющиеся в действительности одним лицом - Владимиром Ильичом Ульяновым.

Книги благополучно были изданы и разошлись среди читателей, что неудивительно. Неразрешенное или то, что цензоры разрешали скрепя сердце, привлекало особо.

Но, как говорится, недолго музыка играла. Вскоре последовала соответствующая реакция. Цензора Нафаля уволили из цензурного комитета, а Марии Малых, против которой были возбуждены несколько судебных исков, пришлось эмигрировать. 

Бытует фраза: «Все мы выросли из гоголевской шинели». Применительно к данному эпизоду истории она куда как к месту. Дом № 119, дошедший до нашего времени в том виде, какой ему придал техник Иван Иорс в 1893 году, находится в петербургской Коломне, от которой гоголевского Акакия Акакиевича Башмачкина не оторвать. Выходит, что и самиздат, боровшийся против отсутствия настоящей свободы слова и печати, некоторым образом вырос из шинели, скроенной и сшитой усилиями борцов за эти же свободы в 1905 году в рядовом петербургском доме на Садовой улице.

Алексей ЕРОФЕЕВ

Фото Натальи ЧАЙКИ