Альберт Асадуллин ощущает себя гордостью Татарстана

23 апреля в Мюзик-холле состоится концерт-бенефис Альберта Асадуллина.

Конечно, Альберт Асадуллин - не только любимый Орфей первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика», ему и раньше-то было тесно в рамках новаторского музыкального произведения. Ведь ему подвластны все жанры - романтические песни о любви, оперные арии, татарский фолк, русский рок-н-ролл.

Голос Асадуллина пробуждает в слушателях жажду тепла и доброты... И это не просто красивые слова, это правда. Кто же кому служит? Певец - голосу? Или голос - певцу?

Мама - главный наставник

- Альберт, есть расхожее утверждение, что женщина ведет мужчину по жизни. Можете согласиться?

- Да, наверное... Во всяком случае моим главным наставником была женщина. Я рос, к сожалению, без отца, и поэтому моим воспитателем и близким другом всегда была мама, царствие ей небесное. Я все ей рассказывал, даже про первое свидание: «Мама, я назначил свидание девочке!» И мама, помню, все меня допытывала, где мы встречаемся и какая она, моя избранница. Насколько мог что-то рассказать о ней, я маме рассказал. Мама все-таки нас высмотрела, выследила... И потом мне все подробно рассказала о девушке моей мечты: «Она - ветреная! Ты, сынок, не раскрывай себя перед ней. Ты мальчик тонкий, не надо себя распахивать». Надо сказать, мама была стопроцентно права! Да, одним словом, она меня вела по жизни, по моей дороге. Всему, что я умею, абсолютно всему меня научила моя мама.

- Вы благодарите маму за выбранный путь?

- Понятно, что путь - это от Всевышнего. Только он пришел ко мне через маму. Хотя по большому счету мама тут и ни при чем, она сама по себе - душа, я сам по себе - душа. Но мне так хочется, чтобы мама была к этому причастна. Она сама пела удивительно! Но нас было у нее очень много, детей... Родных - трое: я и две старшие сестры, а еще четверо - приемных!

- Вы рано уехали из родительского дома?

- Мне не было еще восемнадцати, когда я уехал. Жили мы очень-очень скромно, и мама, помню, прислала мне перевод, десять рублей. Я тут же, на почте, написал ей открытку: «Мама, спасибо тебе за то, что ты меня родила, вырастила и воспитала. Пусть это будет единственная твоя финансовая помощь. Дальше я сам».

Когда я приехал в Ленинград, то уже был предоставлен самому себе - куда хочешь, туда и иди. У меня не было никаких наставников, советчиков. Я руководствовался принципом: «нравится - не нравится». Мне нравились «The Beatles», «Rolling Stones» и другие группы, я все это пробовал, я все это пел. И после третьего курса я сказал маме: «Я не знаю, что мне делать... Может, я певцом буду?» Мама паузу выдержала, она никогда не кричала, она сказала: «Не вздумай этого делать. Ты выбрал не тот путь». Потому что в советской жизни мнение об артистах было не слишком лестным, а сейчас о них говорят еще хлестче, все раскрыто, вывернуто наизнанку.

Но мне нравилась такая жизнь, она казалась мне интересной. Я сказал тогда маме: «Ты же сама хотела петь, но не смогла. А я смогу, я буду артистом!» Но мама ответила: «Сначала академию закончи, а там - жизнь покажет». И жизнь показала! Я защитил диплом, а через полгода оказался в «Поющих гитарах»!

С чего начинается родина?

- Вы ощущаете себя национальной гордостью Татарстана?

- Конечно! (Смеется.) Район, где я родился, назывался Суконная слобода, его основание уходит в XVII век, именно тогда появились первые торговые ряды суконщиков... Я приехал в Казань после третьего курса и знал, что мама переехала, новый адрес у меня был записан, но я по инерции сел на трамвай и доехал до Суконки. Приехал, иду и вдруг - бах! а дома моего нет. И другого нет, и третьего... Вместо них - кучи мусора. Ком к горлу подступил, я просто заплакал. Взял такси и поехал на новую квартиру.

- Что вы почувствовали? Боль взросления? Потерю мира детства?

- Наверное, я осознал, что такое родина. Нас как-то неправильно учили в школе, мы пели какие-то странные песни о родине: «Куст ракиты над рекой». А мне всегда казалось, что «кустракиты» - это птички, которые летают над рекой... Нам говорили, что родина - это что-то такое бескрайнее, от Северного Ледовитого океана аж до Турции, такая ширь. Но я никогда не мог этого понять, соизмерить это. А теперь я понимаю, что родина там, где твой дом. Конкретно та улица, тот домик, двор, дерево, скамейка... Вот тот маленький-маленький мирок. Это и есть родина, оказывается. Я понял это на развалинах своего дома.

Голос Орфея

- И все-таки вы служили своему дару или это он вам служил?

- Я не знаю, кто кому служит. Наверное, у каждого артиста, а тем более у вокалиста есть «прелести профессии», я говорю о стороне лично-интимной. Вокруг каждого музыканта, если он что-то собой представляет, обязательно оказываются девушки... Иногда их бывает даже слишком много! Я все удивлялся: «Как же они так могут? Ждут меня на пороге дома - а я сам летел на такси?!» Они встречали меня на пороге с огромным букетом цветов, через который я даже не мог перешагнуть!

А с «Орфея» началось безумие! Я до конца не понимаю, что такое восторг, что такое признание. Мне друзья говорят: «Какое счастье, Алик, что ты не изменился, остался собой - и через год, и через два, и через десять лет, и через двадцать». Есть масса примеров, как слава меняет людей. Слава, деньги... Слава пришла, а денег не было! Поэтому деньги как-то не шибко на меня повлияли. (Смеется.) Я никогда не жаловался, но денег никогда не было. Хоромы вот до сих пор строю... Я не понимал, что такое слава. И не понимаю. Я только одно понимал, что «Орфей» - это стопроцентное попадание. Мне повезло. Я слышал, что обо мне говорили мастера: «С ним же ничего не надо делать, нужно просто использовать то, что в нем есть». Никто меня не учил, ничего из меня не вытягивали, не тянули. Репетиции для меня были наслаждением и счастьем, я бежал на репетиции с огромной радостью. Я просто выходил и пел! И вот пою пока...

Беседовала Анастасия МУРЗИЧ

Фото Натальи ЧАЙКИ