Дирижер, умеющий удивить Петербург

Оркестр Мариса Янсонса выступил потрясающе

26 апреля в Большом зале Петербургской филармонии выступил Симфонический оркестр Баварского радио под управлением Мариса Янсонса. В программе первого отделения прозвучала Вторая симфония Иоганнеса Брамса, в программе второго - «Вступление» и «Смерть Изольды» из оперы «Тристан и Изольда» Рихарда Вагнера, сюита из оперы «Кавалер розы» Рихарда Штрауса.

Послушать оркестр Баварского радио пришла вся музыкальная элита Северной столицы. Среди замеченных оказались генеральный директор Михайловского театра Владимир Кехман, дирижеры Юрий Темирканов, Андрей Аниханов, Александр Полищук, Станислав Горковенко, пианист Павел Егоров, певица Галина Сидоренко.

Сказать, что петербургская публика в воскресенье пережила культурный шок, значит не сказать ничего. В антракте то и дело слышалось: «У нас так играть не умеют».

Высочайшая культура звука с феноменальным пьяниссимо и благороднейшим форте, с крещендо и диминуэндо, возникающими и пропадающими абсолютно естественно и по мановению ока, время, которым Янсонс управлял как хотел, то сжимая, то растягивая, с фразировкой и музыкальной фактурой, от прозрачности которой вообще захватывало дух, - все это стало духовным открытием для многих и тяжелым испытанием для патриотически настроенных музыкантов.

Янсонс не позволил себе никакого инструментального шоу, никакого форте ради форте и виртуозности ради виртуозности, к которым уже так привык Петербург.

Что касается Брамса, то две первые части Марис Арвидович сделал медленными. Со второй-то частью все понятно, она и должна быть по всем правилам неспешной. А вот Allegro non troppo первой части походило скорее на Adagio. Вслушиваться в таком темпе в партии отдельных групп и даже инструментов было почти физическим удовольствием. Казалось, Янсонс словно через увеличительное стекло рассмотрел все явные и тайные тропинки симфонического лабиринта. Если сравнить музыку с живописью, то я бы сказала, что баварцы подарили нам взамен обратной, уж извините, линейную перспективу, создав в музыкальной плоскости нот объемные образы. Разумеется, вдохновенное исполнение тут ни при чем: налицо философское и доскональное, скрупулезное прочтение партитуры от корки до корки дирижером, железная выученность оркестра. В интерпретации Брамса баварцами высота моральных понятий и возвышенность чувств XIX века стали достоверными фактами.

В конце первого отделения Янсонса вызывали четыре раза. Несмотря на кажущееся спокойствие исполнительского жеста Мариса Арвидовича, его можно было выжимать, он был мокрым как мышь. В антракте большинство меломанов, как ни странно, не ринулись через головы друг друга в буфет. Удивление и потрясение нарастали.

После вступления к «Тристану» у кого-то из слушавших потекли слезы. Янсонс дирижировал оркестром, словно играя на фортепиано. Мгновенное подчинение музыкантов дирижерской палочке, помноженное на фантастическую внимательность каждого оркестранта, внушало благоговение перед учеником Мравинского и Караяна. Штрауса не играли по-свойски - продолжали общение с музыкой на вы, несмотря на пленительную легкость венского вальса. На финальном аккорде Янсонс совершил какой-то немыслимый прыжок, будто ему нет и 20 лет: завис над сценой будто в состоянии невесомости. Зал закричал, оркестранты топали ногами, струнники стучали смычками, те, у кого не перехватило дыхание, кричали «браво!». Молили бисов. Первым бисом стал элегантный вальс Сибелиуса. Затем сыграли «Славянский танец» Брамса, на десерт еще раз сыграли Штрауса.

Зал аплодировал стоя.

Антонина РОСТОВСКАЯ