День независимости русской культуры

Сегодня исполняется ровно сто лет с того дня, когда в Париже в театре «Шатле» состоялся первый балетный спектакль труппы Сергея Дягилева в программе «Русских сезонов» за границей

Казалось бы - что такого особенного? Просто очередная премьера - мало ли их в Париже тогда было? Но нет! Это событие стало историческим. Благодаря Сергею Дягилеву русская культура перешагнула национальные границы и получила признание во всем мире.

«Русские сезоны» повлияли не только на европейскую культуру, но даже на парижскую моду. Выполненные блистательным Леоном Бакстом костюмы отразились в творчестве знаменитого французского модельера Поля Пуаре, а впоследствии откликнулись в коллекциях Ива Сен-Лорана.

Корреспондент «Вечёрки» встретилась с исследователем творчества Дягилева доктором культурологии Александром ЛАСКИНЫМ, который объяснил, почему эхо «Русских сезонов» не утихает до сих пор и в чем заключается феномен успеха Великого импресарио.

Хлестаков старался для себя, а Дягилев - ради культуры

- Почему все так носятся с этими «Русскими сезонами»? Ведь сто лет минуло! А юбилей этот отмечают не только в России, но и за границей...

- Я думаю, Дягилеву удалось воплотить нашу общую мечту о культурном рае. Всем нам хотелось бы, чтобы культура существовала независимо от государства и в то же время максимально комфортно. Сергей Павлович показал, что это достижимо... Значит, мы отмечаем не только столетие «Русских сезонов», но столетие с того момента, когда такая возможность стала очевидна. Это своего рода день независимости русской культуры. Кстати, Дягилев отлично знал, что такое культура под государственным контролем. Два года он был чиновником Императорского театра. Закончилось это унижением - его выгнали по так называемому третьему пункту, не дающему права работы на государственной службе. Дягилев поначалу растерялся, а потом, как видно, увидел в этом знак: его как бы направляли на путь частной инициативы...

- Что такое было в этом человеке, что позволило ему придумать и, самое главное, реализовать столь масштабный проект?

- О целеустремленности говорить не буду - это и без того понятно. Но не обошлось и без некоторой хлестаковщины. Существует документ, еще неопубликованный, - обращенная Николаю II жалоба на Дягилева французского импресарио Габриеля де Астрюка. Его Дягилев обманул, дело дошло до суда, который Астрюк выиграл. Основной мотив жалобы: Дягилев выступает от Вашего имени, выдает себя чуть ли не за личного посланника императора... И все же Хлестаков старался для себя, а Дягилев ради культуры. Пройдет немного времени, и станет очевиден смысл его миссии - ему удалось продлить Серебряный век. В России этот век уже уничтожили, а на сцене «Русских сезонов» он продолжался вплоть до смерти Сергея Павловича. Обратите, кстати, внимание на то, что самый важный для него проект был осуществлен за границей. Дягилев тут смотрел в корень: мы - страна огромных возможностей и крайне неблагоприятных обстоятельств. Что тут делать? Он поменял обстоятельства, и, как мы видим, результат превзошел все ожидания...

Мои старые шлепанцы и разбитые очки?

- Петербург - это ведь город, в котором так много связано с Дягилевым. Что сохранилось до наших дней?

- Понятно, что от человека не оседлой, а кочевой судьбы, большую часть жизни прожившего в гостиницах, остается очень мало. Он сам понимал, что его дело - это во многом дым... Как-то он размышлял о музее Дягилева и представлял эту перспективу достаточно печально: «Что там будет? Мои старые шлепанцы? Мои разбитые очки?» Существует квартира в доме на Фонтанке. Там живут симпатичные люди, которым небезразлично имя бывшего хозяина. В этой квартире не сохранилось ничего, кроме конфигурации: сначала небольшая прихожая, где когда-то была выставка карикатур на мирискусников (в том числе на самого Дягилева), дальше огромная комната редакции «Мира искусства»... Затем комнаты, где жили он сам, его няня Авдотья и слуга Василий Зуйков.

- Осенью в Третьяковке и Русском музее откроются выставки, посвященные Дягилеву. Можем ли мы с вами пофантазировать, чем они будут интересны?

- У меня есть свой опыт выставки, посвященной Дягилеву. Эту выставку я сделал в 1997 году в замечательных выставочных залах Всероссийского музея Пушкина. Так что можно не фантазировать, а кое-что вспомнить. Наравне с работами Серова, Бакста, Бенуа, Гончаровой здесь были представлены работы современных художников. Многие из них создавались специально для этой экспозиции. Помню, как полдня мы говорили о Дягилеве с покойным Левоном Лазаревым, а уже на следующее утро его работа была готова... Мы пытались создать не «выставку подарков Сталину» (или Дягилеву), а портрет живого человека. Мне вообще кажется, что это главное свойство Сергея Павловича - он был совершенно живым. Не самым справедливым, не самым безукоризненным, но живым. Поэтому для скульптуры его образ годится, а для монумента - не совсем. Мне не очень нравится то, что сделал Эрнст Неизвестный в Перми. Это такой памятник памятнику. Как бы памятник в кубе.
поучитесь скромности

- Так нужны ли импресарио современному искусству? Или опыт Дягилева - индивидуальный и повторить его невозможно?

- Вы знаете, что в дягилевском балете «Парад» менеджеры появляются в качестве персонажей? Это важный симптом: они как бы приходят на место прежних балетных героев, всяких там Сильфид и Дриад... Конечно, без менеджера никуда. Хотелось бы только посоветовать нынешним дягилевым поучиться у прародителя скромности. Уж насколько Сергей Павлович был амбициозен, но понимал, что служит культуре, а не культура служит ему...

- Вы написали четыре книги о Великом импресарио, защитили докторскую о его русском периоде, сделали выставку в Музее Пушкина, были сценаристом фильма о Дягилеве, поставленного Владиславом Виноградовым. Даже в ваших книгах, с Дягилевым не связанных, нет-нет а появится фигура Великого импресарио. Есть ли у вас еще какие-то планы, связанные с Дягилевым?

- Один план я уже осуществил. В прошлом году вышел библиографический указатель, посвященный Дягилеву, - я был его научным редактором. Тот, кто понимает, наверняка оценит этот немалый труд: он говорит о дягилевской судьбе (в том числе и посмертной), может быть, больше, чем какая-то другая книга... Недавно мне предложили написать подробную биографию Дягилева. Сейчас я над этим предложением размышляю. С одной стороны, вроде надо это сделать, а с другой - уж слишком мы сроднились с Сергеем Павловичем. Получается, что в одну и ту же реку я вхожу не второй, а четвертый или даже пятый раз... Впрочем, Дягилев - это не река, а море, а потому заниматься им можно бесконечно.

Беседовала Зинаида АРСЕНЬЕВА

Фото Альфреда ЭБЕРЛИНГА