Вся жизнь — молитва

К 225-летию Василия Жуковского

Сегодня в Музее Гавриила Романовича Державина и русской словесности его времени открывается выставка «Жить для веков в величии народном», посвященная 225-летию со дня рождения Василия Андреевича Жуковского. В экспозиции будут представлены прижизненные портреты поэта работы Петра Соколова, Евграфа Рейтерна, Карла Брюллова. Кроме того, зрители смогут увидеть акварели и рисунки, выполненные самим Жуковским, документы из его личного архива, офорты и гравюры с изображением тех мест, где бывал поэт, живописные и гравированные портреты его современников.

Самый деятельный период творчества Жуковского совпал с его четвертьвековым пребыванием в Санкт-Петербурге, где он обосновался, будучи уже именитым литератором, в 1815 году. Сложившаяся литературная репутация его - мечтательного поэта-романтика - оказалась в противоречии с казенным духом столицы николаевской империи; возможно, поэтому у него нет стихов, посвященных собственно Петербургу или его конкретным достопримечательностям. Его «петербургский период» замечателен другим - активным участием в литературном процессе 1820 - 1830-х годов и множеством добрых деяний на пользу товарищей по литературе.

Сохранились дома, где зарождались очаги творческого общения писателей, художников и музыкантов - литературные салоны, душой которых был всеобщий любимец Василий Андреевич Жуковский.

«Он святой, хотя родился романтиком и человеком!»

Кажется, у него не могло быть врагов - история сохранила для нас одни лестные отзывы о нем современников. Неудивительны теплые чувства, которые питал к нему Пушкин, писавший: «Он святой, хотя родился романтиком и человеком, да еще каким!» Ему вторит в своих «Записках» и весьма желчный и язвительный литератор Филипп Вигель: «Любить все близко его окружающее, даже просто знакомое, сделалось необходимой его принадлежностью.<...> Вся жизнь его была песнь, молитва, вечный гимн божеству и добродетели, дружбе и любви». И сам он не скупился на похвалы безвестным, начинающим литераторам. Познакомившись в Царском Селе в 1815 году с лицеистом Пушкиным, Жуковский пишет Петру Андреевичу Вяземскому: «Это надежда нашей словесности». Своим считался он и в кругу царедворцев.

Назначенный в 1817 году учителем русского языка прусской принцессы Шарлотты, выданной замуж за великого князя (будущего царя) Николая Павловича, Жуковский снискал ее прочное к себе расположение. Став императрицей Александрой Федоровной, она устраивала у себя во дворце приемы; Жуковский, не всегда получавший приглашения на эти вечера, поведал о своих сомнениях (достойно ли приходить незваным) фрейлине государыни Александре Осиповне Смирновой-Россет, та поделилась этим с Александрой Федоровной и услышала: «Я думала, он знает, что его не надо приглашать, что он свой». Явившемуся Жуковскому императрица сказала: «Мне кажется, что вы родились приглашенным ко мне».

Петербургские адреса поэта

Свою придворную службу Жуковский начинал жителем Коломны; в доме Брагина на Крюковом канале (ныне - пр. Римского-Корсакова, 43). Здесь жил он в 1818 -1819 годах; дом сохранился. Отсюда он хаживал в Аничков дворец к своей ученице принцессе Шарлотте. Почти два года здесь, на Крюковом, проходили его «субботы», где своими были Пушкин и Кюхельбекер, Александр Иванович Тургенев и Карамзин. Следующий из дошедших до нашего времени домов, помнящих Жуковского, - на углу Невского и Караванной (Невский, 64); он подвергся перестройке в начале 1880-х годов.

Последующие годы поэт жил в квартире Шепелевского дома - двухэтажного здания, появившегося  на 15 лет раньше нынешнего (четвертого) Зимнего дворца, примкнувшего к нему с запада. На месте этого дома в конце 1840-х годов было построено здание Нового Эрмитажа (с фигурами атлантов). Здесь, в Шепелевском доме, поэт прожил до своего выхода в отставку и отъезда из Петербурга в 1840 году. В квартире возобновившего свои «субботы» Жуковского постоянными гостями были Пушкин, Крылов, Кольцов, Вяземский, Плетнев, Виельгорский; Гоголь читал здесь свою повесть «Нос», пьесы «Ревизор» и «Женитьба». Здесь же поэт подал Михаилу Ивановичу Глинке идею написания оперы «Жизнь за царя» и подсказал сюжет. Либретто оперы написано Егором Розеном, но текст финальной сцены - хор «Славься!» - принадлежит Жуковскому. Убежденный монархист, он в те же годы переработал ранее написанное стихотворение «Молитва русского народа» в текст русского национального гимна (музыка Алексея Львова) «Боже, царя храни!». Совсем неподалеку, в доме № 20 по Миллионной (угол Мошкова переулка), Жуковский бывал на музыкальных вечерах писателя и музыковеда князя Владимира Федоровича Одоевского. Незадолго до отъезда Жуковского из Петербурга у него в Шепелевском доме в декабре 1839-го побывал яркий представитель следующего поколения - революционных демократов - Александр Иванович Герцен, познакомившийся с Жуковским в 1837 году в Вятке во время поездки престолонаследника (будущего императора Александра II) по российской провинции. Жуковский замолвил перед наследником слово в защиту Герцена, и Николай I дал согласие на перевод Герцена сначала во Владимир, а затем и в Петербург. И кажется излишним напоминание о том, что Жуковский был подлинным ангелом-хранителем Пушкина.

«Его стихов пленительная сладость»

Особая тема - петербургские портреты Жуковского. Первый его портрет, работы Ореста Кипренского (1818 г.), вызвал отклик Пушкина, оставившего афористичные строки о поэте: «Его стихов пленительная сладость/ Пройдет веков завистливую даль». Другой портрет-литография, Эстеррейха (1820 год), знаменит тем, что именно его Жуковский преподнес Пушкину по окончании им поэмы «Руслан и Людмила» с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя».

Третий его портрет (1837 - 1838 годы), кисти великого Карла Брюллова, разыгранный во дворце в лотерею и приобретенный за три тысячи рублей царской семьей, дал волю крепостному помещика Энгельгардта Тарасу Шевченко. Идею проведения лотереи ради выкупа на свободу способного рисовальщика подсказал великой княгине Марии Николаевне тот же Жуковский.

«Царскосельский лебедь»

Проживший четверть века в самом центре «казенного» Петербурга Жуковский, не написавший ничего ни о дворцах, ни о парадных площадях столицы, оставил два проникновеннейших стихотворения о пригородах - Царском Селе и Павловске с их облагороженной тактичным вмешательством знаменитых зодчих и художников - Камерона, Бренны, Гонзаго - природой. «Царскосельский лебедь», написанный поэтом в предчувствии близкой кончины в 1851 году, звучит как прощание с жизнью самого Жуковского, певца трех монархов - Екатерины, Александра и Николая. Другое, элегия «Славянка», дивная галерея исполненных естественной гармонии пейзажей Павловска, возникло под пером поэта в первый год его появления в столице.

Я на брегу один...
окрестность вся молчит...
Как привидение в тумане предо мною
Семья младых берез недвижимо стоит
Над усыпленною водою.
Вхожу с волнением под их священный кров;
Мой слух в сей тишине
приветный голос слышит.
Как бы эфирное там веет меж листов,
Как бы невидимое дышит.

Нам - нынешним ценителям изящного - остается неизвестным обширное художественное наследие самого поэта. Сотни (!) офортов, литографий, карандашных рисунков, живописные полотна Жуковского рассеяны по фондам многих музеев и библиотек. Возможно, там найдутся и пейзажи пригородных царских резиденций под Петербургом.

Систематизация и издание альбомов Жуковского-художника - безотлагательная задача наших искусствоведов.

Георгий ВАСЮТОЧКИН

Фото Натальи ЧАЙКИ