Мендельсон каков он есть

Органист Константин Волостнов открыл Петербургу наиболее сокровенное, совершенное произведение композитора — «Шесть сонат». И сам Волостнов стал для города открытием

В известном смысле Феликс Мендельсон-Бартольди - самый популярный композитор на свете. Популярность его своеобразна: Свадебный марш Мендельсона знает, наверное, большинство обитателей планеты. Что же касается основной части его наследия, до недавнего времени она была плохо известна даже музыкантам. Но хорошо, что начинает звучать «главный» Мендельсон, до недавних пор пребывавший в пыли библиотек. А этот «главный» Мендельсон - автор весьма духовный. Основные сочинения мастера - две фундаментальные оратории на сюжеты из Писания («Павел» и «Илия») и органные циклы.

Константин Волостнов - из тех музыкантов, о которых произносят фразы вроде «несмотря на молодость, отличается мастерством». Его мастерство засвидетельствовано рядом лауреатств, органист достаточно много концертирует, участвует в фестивалях... В Петербурге он выступил впервые - и очень хорошо, что мы его услышали. Не скажу, что органное исполнительство России переживает лучшие времена. Оно отнюдь не в стадии расцвета - и выдвижение новой значительной фигуры для нашего органного искусства насущно. Судя по недавнему концерту в Большом зале Филармонии, Волостнов может стать такой фигурой. В его игре есть обаяние искусности: взвешенность, продуманность как в деталях, так и в целом, уверенная техника, которая не демонстрирует себя, но служит музыкальным задачам. Так играет мастер: человек, не стремящийся блеснуть собой, своими талантами и умениями, но ясно видящий (слышащий) художественную цель.

Гармоничность, спокойствие, какая-то внутренняя, прирожденная мудрость - вот стилевая доминанта в манере Волостнова.

Сыграть «монографический концерт» - дело непростое. Шесть вещей общей продолжительностью почти полтора часа, выдержанных в единой, неброской стилистике, не «хитовых», не знакомых слушателю... Надо увлечь слушателя, сделать так, чтобы полуторачасовой монумент превратился для него в увлекательный мир, с манящими далями, красотами... И Волостнову это удается самым достойным образом: он воссоздает Мендельсона таким, каков он есть, - не только его музыку, его письмо, но трепет человеческого сердца, вылившийся в звуках. В кратком вступительном слове органист не без пафоса пообещал слушателям, что они услышат в сонатах большое, истинно музыкантское сердце. Обещание было выполнено. С одной стороны, в сонатах много мелодизма, что называется, проникновенного, лиричного.

Волостнов умеет с сердечностью пропеть эти мелодии - а «петь» на органе, уподобляя его человеческому голосу, труднее, чем на любом другом инструменте. С другой стороны, у Мендельсона замечательное, кристальное чувство формы. Он строит свои пьесы как рассказ - рассказ весьма чувствительный, вроде увлекательной сентиментальной повести с мистико-философским уклоном. Но при этом отпускает на каждый этап рассказа строго отмеренное время - ровно такое его количество, чтобы повесть интриговала как можно больше. И Волостнов улавливает, считывает эту меру времени с замечательной точностью. Слушая его, приятно находиться в зале - не только потому, что игра превосходна, но потому, что слушатели ощутимо радуются. Словно бы слышен шепот: как красиво, как трогательно!

Трактовка Волостнова делает понятным, почему Мендельсон был чужд новаторам второй половины XIX века, например Вагнеру, - и становится близок нашему времени. Ведь в наши дни возврат к музыке барокко, к началу XVIII столетия вызван какими-то глубинными психологическими потребностями... Как и подобает артисту, Волостнов становится «героем» концерта. А лучший вид героизма для исполнителя - это когда главный герой не он, а композитор.

Роман РУДИЦА