Лиза Боярская:

Грань между театром и жизнью у меня очень четкая

Актриса Малого драматического театра - Театра Европы Елизавета Боярская окончила Театральный институт меньше года назад, но уже снялась в десятке фильмов, включая массированно разрекламированную «Иронию судьбы. Продолжение». Но чтобы понять, что собой представляет актриса Боярская в полной мере, нужно идти на спектакли МДТ «Жизнь и судьба», «Король Лир», «Блажь». Впрочем, дело не в конкретной актрисе. Это всеобщий закон: только театр, где требуется непрерывное включение актера в действие, развитие персонажа от сцены к сцене в режиме реального времени, дает возможность почувствовать меру актерского таланта и его потенциал. У Елизаветы Боярской он, поверьте, внушительный. И не только потому, что она - петербургская актриса в третьем поколении: ее отца представлять не нужно, а вот о ее деде, артисте Театра им. Ф. В. Комиссаржевской Сергее Боярском, стоит напомнить. Второй козырь молодой актрисы на роли героинь - ее школа. Актерское образование она получила в мастерской выдающегося режиссера и педагога Льва Абрамовича Додина.

Сейчас в МДТ идут прогоны спектакля Додина «Бесплодные усилия любви» по Шекспиру, где Елизавета Боярская играет одну из главных ролей.  

Особенные

- Лиза, ощущение, что студенты-додинцы не похожи на других первокурсников актерского факультета, возникло сразу после поступления?

- Поначалу никто из нас об этом не задумывался - попросту не было времени. Да и аудитория студентов Додина находится не в том корпусе, где все другие актерские аудитории, а через дорогу, так что мы даже не сразу увидели других первокурсников. Но когда удалось с ними познакомиться, стало понятно, что они и мы занимаемся немного разными вещами. Например, мы учились по особой программе, и педагогов к нам приглашали специально.

- Сразу пришло понимание, что учиться актерскому делу - очень тяжело?

- Да, сразу. Но у меня от этого только разгорались аппетит и жажда все это перемолоть и усвоить. Такое желание учиться у меня возникло впервые в жизни. В школе я всерьез занималась только теми предметами, которые меня увлекали, - в основном, конечно, гуманитарными. Математика, физика, химия меня не интересовали. А здесь я впервые почувствовала, что мне очень хочется учиться всему, что нам преподают. Причем  я понимала, что я не ботаник какой-то, не зубрила - мне действительно нравилось вбирать в себя знания, я получала от этого огромный кайф.

- Кроме сценического движения, сценической речи, собственно актерского мастерства что за особенные предметы у вас были?

- Ну например, нам читали лекции по мифологии - причем  о египетской мифологии нам рассказывал главный хранитель египетского отдела Эрмитажа, о буддизме - профессор из Института востоковедения и так далее. Был предмет «композиция»: каждый семестр его преподавали разные педагоги - от специалистов по сценографии и театральному костюму до архитекторов и знатоков икебаны. У нас был удивительный педагог по фамилии Чечет. На его лекциях атмосфера была такая, как будто мы не на занятии, а просто в компании сидим. Как-то зимой занятия проходили в Павловске, и Чечет вдруг сказал: «А давайте, ребята, на тройке покатаемся». И мы тут же расселись в две тройки и поехали с ветерком. Вообще все педагоги у нас были потрясающие: Лев Иосифович Гительман, старейший профессор академии,
Юрий Николаевич Чирва - его лекции по русской литературе я перечитываю как отдельное художественное произведение, Юрий Матвеевич Шор, Галина Вячеславовна Коваленко. Всем им я очень благодарна.

- На актерском мастерстве вы  в основном  занимались романом Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»?

- Да, начиная со второй половины первого курса мы готовили отрывки только на основе романа. За полтора года мы переиграли его весь - от корки до корки.

Первый показ по Гроссману, на который пришел Лев Абрамович, состоял из восьмидесяти эпизодов. Мы повесили на стену расписание и гадали, кто из нас успеет сегодня отыграть, а кто уже завтра. Так продолжалось четыре дня с небольшим перерывом на сон. Потом, разбирая наши отрывки, Лев Абрамович очень много нам рассказывал такого, о чем многие из нас слышали впервые, - о Лубянке, ГУЛАГе, гестапо, об НКВД. Нам открывалась настоящая бездна.

- Вашей героине из «Жизни и судьбы», Евгении Николаевне Шапошниковой, немало пришлось пережить. Удавалось ли вам сохранять психическое равновесие на репетициях? Срывов не было?

- Нет. Я как-то сразу научилась так работать, чтобы оставаться немного в стороне. Так, наверное, медики препарируют трупы и остаются спокойными, а обычный человек падает в обморок.

Интуиция и авантюризм

- Когда вы начали сниматься в кино?

- После первого курса.

- Мне вот только что Темур Нодарович Чхеидзе (художественный руководитель БДТ. - Прим. ред.) рассказал про то, как его жена отказалась от съемок. На съемочной площадке ей нужно было сыграть эпизод, в котором от героини уходит муж, и она спросила у режиссера: «Муж впервые от героини уходит или делает это раз в месяц?» Режиссер ей ответил: «А какая разница?» У вас бывали такие случаи?

- Нет, не было. Но я знаю, что режиссеров, о которых вы говорите, очень много. Думаю, что в таком случае актер сам себе должен обеспечить почву для образа - для этого и существует наше пятилетнее образование. Мне с первым моим фильмом - «Демон полдня» - очень повезло: я оказалась на съемочной площадке с актерами, многие из которых в свое время окончили курс Кацмана и Додина: с Анжеликой Неволиной, Максом Леонидовым, Валерием Кухарешиным. Там же были Лариса Малеванная, Сергей Чонишвили, Николай Добрынин. Мне было уютно в такой компании, и режиссер Алексей Козлов нам очень помогал.

- Как вы попали в эту компанию?

- По пробам. Я на первом курсе сделала много фотографий и разослала на разные киностудии.

- Это родители вас надоумили?

- Нет, никто не подсказывал. Интуиция сработала. Хотя и авантюризма, конечно, тоже хватало. Я же знала, как Лев Абрамович может к этому отнестись.

- И как он отнесся?

- Сначала я была уверена, что, спросив у Льва Абрамовича разрешение, получу в ответ резкое «нет», поскольку надо прежде чему-то научиться, а потом уже сниматься. Поэтому я решила ничего не говорить. Дело, к счастью, было летом, занятия в институте пропускать не пришлось. А потом я как-то научилась с Додиным договариваться.

«Нам просто срок пришел...»

- Сейчас в МДТ выпускается спектакль по пьесе Шекспира «Бесплодные усилия любви». Предполагалось, что это будет первый спектакль вашей студии, но, как я понимаю, к молодежной компании в итоге присоединились старшие товарищи, корифеи додинской труппы Александр Завьялов и Игорь Иванов. Легко ли рождается спектакль по этой незатейливой пьесе?

- Поначалу, когда я прочла пьесу, я именно так и подумала: что нам, молодым, здесь делать? Раз плюнуть. Но, как водится в нашем театре, когда мы вместе с Львом Абрамовичем начали с пьесой разбираться, все оказалось не так просто. В конце концов мы все осознали, что в Малом драматическом театре не может выйти спектакль - красивый фантик.

- Но по жанру ведь это комедия...

- Не знаю. Мне кажется, комедией наш спектакль назвать сложно. Пожалуй, из всех выпусков спектаклей, которые в моей жизни были, этот - самый сложный. Потому что спектакль получается очень многогранный. В «Лире», в «Жизни и судьбе» менялись нюансы, но общий глобальный смысл оставался неизменным. Здесь же все неуловимо, смысл постоянно ускользает. У нас был момент, когда мы вроде бы решили делать абсолютно современную историю с героями в джинсах, которые вместо писем слали друг другу sms. Лев Абрамович идеей загорелся, потому что ее предложили мы. Но очень быстро мы сдулись, потому что по сравнению с теми глубокими смыслами, которые мы открывали, все эти внешние эффекты показались шелухой.

- Я теряюсь в догадках по поводу глубоких смыслов. О чем вы размышляли?

- О природе любви, о том, что молодость слишком порывиста, эгоистична, не чувствует обстоятельств, о том, что она поверхностна и изменчива. Суть спектакля заключена в словах, которые произносит в финале моя героиня, Розалина: «Нам просто срок пришел в кого-нибудь влюбиться. Не все ль равно в кого? И вы влюбились в нас, а мы влюбились в вас». 

- Но есть надежда, что, когда траур по отцу одной из героинь пройдет, персонажи снова встретятся?

- Думаю, что нет. Они расстаются навсегда. Любовь была игрой, которая разбивается о реальность. В данном случае - реальность смерти.

- Вас лично не угнетает такая безнадежность?

- Для меня всегда есть надежда в жизни. А поскольку грань между театром и жизнью у меня очень четкая, то, обрекая себя на безнадежность на сцене, я не переношу этого ощущения на жизнь.

- То есть в жизни надежда есть у вас всегда?

- А куда же без нее.

Беседовала Жанна ЗАРЕЦКАЯ