В Музее Достоевского откроется экспозиция, посвященная творчеству Даниила Хармса

На выставке посетители смогут увидеть рукописи писателя, его личные вещи или вещи, так или иначе связанные с его персоной. Организаторы надеются, что когда-нибудь данная экспозиция сможет стать самостоятельным музеем, благо материалов хватает

«Люблю домой, мечтаний полным

и сонным телом чуя хлад,

спешить по улицам безмолвным

еще сквозь мертвый Ленинград»

Корреспондент «Вечёрки» побеседовал с «оргкомитетом», ратующим за создание музея Хармса.

«Количество переросло в качество»

Главный редактор издательства «Вита-Нова» Алексей Дмитренко:
— Мысль создать музей Хармса появилась далеко не спонтанно: дело в том, что в какой-то момент количество информации, материалов и подлинных предметов, связанных с ним, переросло в качество. На протяжении всего существования нашего издательства мы интересовались жизнью и творчеством Даниила Хармса. Благодаря целенаправленному поиску материалов, у нас началась формироваться коллекция, состоящая из вещей писателя, хранившихся в личных архивах его сестры. Главным объектом нашей коллекции стал легендарный чемоданчик, в котором Яков Друскин вывез рукописи Хармса и часть рукописей Введенского из блокадного Ленинграда. В 2012 году нами были приобретены у частного московского коллекционера восемь листов произведений с автографами Хармса. Из этих двадцати работ тринадцать до сих пор не опубликованы.

«Этот музей позволит лучше понять ХХ век»

Никита Елисеев, литературный критик:
— Во всем мире нужны литературные музеи. Но почему эти заведения столь важны и необходимы для Петербурга особенно? Дело в том, что история культуры двадцатого века представляет собой череду слоев, каждый из которых отсоединяется от другого, вследствие чего между ними образуется провал, через который почти не переступить. В итоге одно поколение о другом имеет крайне приблизительные представления в силу понятных причин, о которых нужно говорить. Я могу привести несколько примеров. Помню, в Театре им. Ленсовета ставили «Заповедник» Довлатова, и одна молодая девушка в зале у своей подруги начала выспрашивать по поводу отношений Довлатова и КГБ: она не могла понять, почему гэбистов в те времена так боялись и почему писателю нельзя было опубликовать свои работы за границей. Мы видим, что реалии двадцатого века уходят в прошлое, и сейчас наше искусство совершенно спокойно отражает жизнь, в то время как в советской России искусству ради собственного выживания необходимо было значительно ретушировать все отображаемое. Скажем, если француз посмотрит французский детектив 1947 года «Набережная Орфевр», то он поймет, как его соотечественники жили сразу после войны: руины, кабаре, преступность, беспредел полиции, он все это понимает и видит. Если же нынешний российский гражданин 1992 года рождения посмотрит фильм «Весна» товарища Александрова, то он ничего не поймет о том, как жили люди в послевоенном Союзе, так как там рассказана некая красивая сказка, имеющая весьма отдаленное отношение к реальности. Именно поэтому должны быть созданы музеи, сохраняющие реалии двадцатого века. Хармс же как раз тот человек, по которому эти реалии проехались всеми колесами. Когда будет создан музей, когда будет восстановлен быт того времени, этот кусочек мира, в котором жил Хармс, мы сможем выстроить перед нынешними поколениями картину интересного и сложного двадцатого века.

«Его творчеством стали не только тексты, но и жизненное поведение»

Валерий Шубинский, автор первой биографии Даниила Хармса:
— Что должно быть в музее Хармса? Некоторое время назад я гулял по Петербургу с друзьями, приехавшими из-за границы, и мы подошли к его дому. У мемориальной доски есть такая полочка для цветов, и там собралась целая коллекция странных штук: это были обломки каких-то старых вещей, совершенно свою функцию утративших, — какая-то изогнутая пластмассовая ножка от столика, фрагмент непонятного музыкального инструмента. У обэриутов это называлось «формушками». Мне бы хотелось, чтоб эти штуки оказались в музее. Также я знаю, что у издательства «Вита-Нова» имеется радиоприемник со следами от пивных бутылок на верхней крышке. По рассказам современников, вторая жена Хармса, Марина Малич, любила слушать музыку, лежа на диване и попивая пенный напиток, ставя бутылки на приемник. По сути, еще та формушка! Как-то во времена, когда я работал экскурсоводом, меня спросили, почему я не делаю экскурсию по всем обэриутам, а только по Хармсу. То же самое недавно спросили меня относительно музея Хармса. Отвечу на этот вопрос так же, как и несколько лет назад: Хармс — это культурный знак, это писатель, который стал неким культурным персонажем, чьим творчеством стали не только тексты, но и жизненное поведение. Его фигура отлично поддается музеефикации, презентации, и именно через него можно рассказать обо всех остальных участниках движения.