Александр Половцев: С появлением гаджетов питерцы остались сами собой…

Петербуржец до мозга костей, коренной василеостровчанин, Александр Юрьевич находится в прекрасной форме

Майор и подполковник Соловец, он все дальше отходит от своего традиционного ментовского образа, много снимается в разных проектах, а на недавнем кинофестивале «Окно в Европу» в Выборге и вовсе был членом жюри анимационных фильмов, что ему очень к лицу, потому что Половцев нынче как большой ребенок — оптимистичный, жизнерадостный, у него молодая жена, и, говорят, «подполковник» готовится стать отцом…

— Александр Юрьевич, когда, при каких обстоятельствах вы осознали, в каком уникальном городе живете?
— В паспорте у меня записано: «Место рождения: Ленинград». Я родился на Васильевском острове, жил долгое время на 13-й линии. И мне это место до сих пор нравится, мы часто снимаем там «Улицы разбитых фонарей». В детстве казалось, что Большой проспект огромный-преогромный… Мы с родителями ходили на демонстрации, праздники — очень трогательные и приятные воспоминания… Моя мама пережила блокаду и жила там же, на 13-й линии, дом №18. И в дом №16 они со своей мамой ходили помогать убирать какие-то квартиры, и она помнит бомбежку и как ходила на Андреевский рынок, куда и я тоже бегал… Так много связано: Васильевский — малая родина. 

С Михаилом Волковым на съемках сериала «Улицы разбитых фонарей».

В конце школы нас начали водить на экскурсии по городу, и тут окончательно стало ясно: боже мой, какая красота все-таки мой Питер! 

— Большой проспект Васильевского острова, между прочим, создан по примеру знаменитых бульваров Парижа…
— Да, я знаю об этом. Мальчишками мы сделали уроки и — на улицу. Хоть мне и говорили: «Со двора никуда!» — естественно, пока родители на работе, мы убегали на набережную Лейтенанта Шмидта, к Ростральным колоннам. Я очень любил ходить в Зоологический, Артиллерийский музеи.

Это был такой своеобразный мир — Васильевский остров, за пределы которого в детстве-юности я не выезжал, только если с родителями. Идешь по Васильевскому, и кажется: все знакомые… Мама, Лидия Васильевна, работала на Васильевском, на заводе им. Коминтерна, недалеко от Шкиперского протока, и ходила заниматься танцами в ДК им. Кирова. Там они с папой Юрием Нестеровичем и познакомились. А я ходил в этот же Дом культуры смотреть мультипликационные фильмы Диснея и на новогодние елки. Ну, а потом уже стали выезжать на «материк», начиная с Дворцовой, изучать все остальное.

— Был ли такой момент, такой период, когда Петербург на вас давил, сковывал вас, испытывал на прочность?
— Врать не буду: такого не помню. Я всегда грустил вместе с городом — если осенью плохая погода, а ты гуляешь по дождю, город как-то грустит… Если солнышко светит, весело, наверно, — вместе с городом ты веселишься. Хотя есть мнение, что город либо принимает человека приезжего, либо не принимает. Порой слышу: «Нет, это невозможно!» — Я отвечаю: «А в чем?» — «Мне как-то дискомфортно». Видимо, что-то такое есть…

— Для вас очень важна спокойная, доброжелательная атмосфера Петербурга?
— Конечно. Еще важно иметь друзей, но немного, которые, если позвонишь и скажешь: «Хреново», тут же ответят: «Сейчас приеду». Это самое дорогое. В московском обществе, где все основано на деньгах, если ты вылетаешь из обоймы, следом уже стоит очередь. Можно предать кого-то, забыть, если человек тебе уже не нужен… 

Но есть и хорошее. Когда я был маленький, мы ездили в столицу за шоколадками «Вдохновение» и зефиром в шоколаде, потому что в Ленинграде их не было.

— Вы действительно ездили за шоколадом и зефиром в Москву?
— Да. А москвичи приезжали за мороженым, приговаривая: «Какое у вас мороженое вкусное!» Но тогда и не было особого изобилия. Если на день рождения дарили 3 или 5 рублей, я хранил их очень долго. Нашел на дороге копеечку — клад. Ведь минеральная вода из автомата стоила копейку, с сиропом — 3. Раньше все было вкуснее — и мороженое, и колбаса. Я очень любил «Докторскую». По всей видимости, туда действительно клали настоящее мясо. Тогда никто и не знал, что такое вкусовые добавки. 

Помню, как хлеб в магазине проверяли специальной вилкой… У нас рядом с домом на Большом проспекте был хлебокомбинат. Не доходя до пожарной части, на углу. Проходишь мимо, и такой вкусненький аромат! За 5 копеек были очень вкусные булочки с глазурью.

Каждым воскресным утром родители делали вид, что спят, оставляя рубль на столе. Я шел в магазин через дорогу, и мне хватало на бутылку молока (литровая стоила 50 копеек, а пол-литровая — 30), 100 граммов сыра (это еще 30 копеек), белый хлеб и 100 граммов масла — 36 копеек. Все вмещалось в рубль. Но и получали тогда намного меньше... Я приходил, и мама еще манную кашу варила.

— Какие две-три городские проблемы лично вам не дают спокойно жить и спать?
— Меня Бог миловал: рядом строек не было, там, где я жил. А главная проблема у города одна: надо все-таки те деньги, которые городу выделяют, тратить по назначению: не 25 раз, а один и — на совесть. Потому что если три раза в год в одном и том же месте выкапывать и менять трубы, это идиотизм. И если делают какие-то дороги или покрасят дом, то это должно отстоять, а не на следующий год снова красить. 

Еще раньше было больше урн. И никто не позволял себе бросить на улицу мусор, ведь родители сказали: «Вот видишь, какой тяжелый труд у дворника дяди Вани. Тебе же не хочется, чтобы он заболел?» Каждую бумажку держали в руке до урны, чтобы выкинуть. Это, конечно, надо прививать, но, к сожалению, не всегда удается. 

И конечно, тема коммуналок. Если бы их все расселили, было бы чудесно. Хотя можно один дом оставить, чтобы показывать людям эту диковину Северной столицы. Я родился в коммуналке, жил — в о-го-го какой. Но одна другой — рознь. 

Еще я не понимаю: все строят, строят. Город разросся уже далеко в область. Где раньше ничего не было, сейчас уже целые районы. И все равно не хватает. 

— Какие особенные места в Петербурге вы показываете своим гостям-друзьям?
— Васильевский показываю близким, бывшим одноклассникам, хорошим знакомым. Живя в городе, многого не видишь. И работа — не оправдание. Сам поражаешься красоте, садясь с гостями в эти трамвайчики и прогуливаясь по Неве и каналам. Летом можно побродить по Петропавловке, а вот музеи мои гости выбирают сами. Для меня несколько лет назад стало событием открытие второго входа в Эрмитаж, со двора. 

За свою жизнь открываешь новые места, памятники. В садике за зданием Академии художеств есть конюшня с живыми лошадьми! Там рисуют. А за ней, в парке — памятник Клодту. Век живи — век учись! Ведь проходя мимо академии, видишь только сфинксов…

Конечно, нужно как можно больше сохранять зелень, но этого уже не сделать в центре. Я очень часто бывал в Берлине. Там сохраняют деревья по возможности и следят за этим. А у нас тополя высадили после войны, чтобы хоть как-то город стал более зеленым, и все. В Риме говорят, что лет двести еще ничего делать не будут, ведь можно жить за счет построенного несколько тысяч лет тому назад. Вот бы люди к нам приезжали с таким же уважением, а мы бы сохранили то, что есть! Знаменитый римский фонтан Треви в основном кормится за счет того, что туда бросают деньги. И большая сумма набирается.

Больше гуляйте, читайте о городе. Если что-то услышите, непременно сходите, посмотрите! Это наше общее достояние.

— Нет ли в этом некоего патриотиче­ского преувеличения, когда мы называем Петербург самым красивым городом мира?
— Это вовсе не преувеличение. Я не так много ездил по миру, тем не менее бывал в странах Европы и уезжал еще дальше. Везде по-своему хорошо, но в нашем городе есть какая-то теплая душа. Несмотря на дождливую погоду, он что-то излучает такое, чего нет ни в каком другом городе.

Я очень люблю свой город, и с каждым годом он открывается по-разному: в детстве — что-то одно, в юности — другое, а сейчас — совсем третье. Любой петербуржец скажет: «Зачем нам Рим, Буэнос-Айрес?» Я был в Риме, Париже, там действительно красиво. В столице Франции фонтаны включают раз в три часа, а у нас в Петергофе — все лето шуруют! Потрясающе. Петр Великий и правители брали все хорошее, а делали еще лучше. 

В детстве мама возила меня к тете в Пушкин. Мы часто гуляли в парке — там особая атмосфера. После, когда я читал Пушкина, уже иначе себе представлял: как здесь бегали лицеисты, сочиняли стихи, памфлеты. Я и в Павловске люблю погулять. Хочу съездить в Гатчину, Ораниенбаум и крепость Орешек, пока тепло.

— Есть ли у вас или вашей семьи какие-то воспоминания, ассоциации с газетой «Вечерний Петербург» («Вечерний Ленинград»)?
— С «Вечёркой» — да, есть. Рядом с домом был киоск, в который меня всегда посылали к приезду машины, привозившей свежую прессу. Все стояли в очереди за «Вечёркой». «Вечёрочки» нет?» — «Кончилась!»  Это я помню. Я не помню, что писали, но это была очень популярная газета, которую родители дома читали.