Алла ДЕМИДОВА: Я не любила Анну Каренину

Вчера знаменитая актриса отметила юбилей

У нее редкий дар — трагический. Она носит титул интеллектуальной актрисы. Ее нынешний юбилей — всего лишь условность, потому что всю жизнь она ощущает себя на совсем другую цифру. «Свой юбилей как отмечать будете?» — спросили мы накануне. «Давно уже дни рождения не справляю», — был ответ.
Сегодня Алла Сергеевна сама расскажет нашим читателям о том, о чем захочет.

Фото: Интерпресс

— Скоро появится игровой фильм, посвященный Владимиру Высоцкому. В рамках интервью я, конечно, не смогу подробно рассказать о нем. Я написала о Володе целую книгу. Когда Высоцкий умер, я находилась за пределами Москвы на отдыхе, и мой хороший друг позвонил мне и попросил написать некролог в его газету. У меня было много материала — в частности, в дневниках, которые я веду с детства. Поэтому через некоторое время после той статьи я написала книгу. В ней достаточно подробно описаны наши отношения с Высоцким, рассказывается о легендарном спектакле, где он был Гамлетом, а я — Гертрудой.

О сорока девяти
— У меня всегда было чувство, что мне сорок девять. И в двадцать, и в шестнадцать. И сейчас мне сорок девять. Помню, в студенческом театре ребята намного старше меня говорили: «Алла, какая ты старая!..» Это правда, у меня душа всегда была старая. Экстрасенсы, которые одно время вокруг меня вились, объяснили, что я прохожу последний круг реинкарнации. Человек несколько кругов проходит и в это время высветляет себя, исправляет. Если он все правильно сделает, то уйдет в нирвану. Так вот, я на последнем круге.

О времени и ежике со сломанной лапкой
— Я не знаю, что такое время. Не понимаю, что это такое. Вот вам история в подтверждение. Ирина Поволоцкая решила снимать фильм по «Аленькому цветочку». Предложила мне роль волшебницы, позвала перед съемками пожить у нее на даче, поработать над ролью. Живем мы на этой даче, вместе с нами — хозяйкина такса, а потом появляется еще и кролик, которого кто-то подарил Поволоцкой. Такса, как ей и положено, начинает за кроликом охотиться. Кролика надо спасать. Тут я вспоминаю, что однажды мы с мужем, сценаристом Владимиром Валуцким, нашли в лесу ежика со сломанной лапкой и Володя отдал его сыну своего приятеля Цукермана, потому что тот ходил в кружок юннатов. «Володя, — говорю я ему, — давай отдадим кролика сыну Цукермана, как того ежика». — «Видишь ли, Алла, — отвечает Володя задумчиво, — мы с тобой нашли ежика лет двадцать назад, сыну Цукермана сейчас за тридцать и живет он в Израиле».

О защитном средстве
— Обожаю сниматься с животными. В «Стакане воды» играла с черной вороной, в «Маленькой принцессе» — со своим пекинесом Микки, он был тогда пушистый, как меховой комок. В «Настройщике» у Киры Муратовой — опять с Микки. Кира перед съемками приехала в Москву, чтобы порепетировать со мной некоторые сцены, и на первой же репетиции я ей сказала: мне все равно надо будет взять Микки с собой на съемки в Одессу, оставлять его там одного на целый день я не смогу, но и работать, зная, что он где-то у кого-то, тоже не смогу. Давайте я буду сниматься с собачкой. Кира в ответ: но это же сложно, Алла. Сложно по раскадровке. В одном кадре собачка будет лежать на диване, а в другом ее не будет — куда она делась? Но все же попросила на следующую репетицию Микки привести. Когда я его привела, все в него тут же влюбились, и Кира согласилась: хорошо, что-нибудь придумаем. И она, конечно, придумала — как гениальный режиссер. Сказала: вы, Алла, все время держите Микки на руках, и у меня не будет болеть голова из-за того, что я не знаю, где он в данную минуту должен быть. В одном-единственном кадре я его отпускаю — когда мы с настройщиком возвращаемся от Любы. Причем со словами: «Микки, ну в конце концов, ног у тебя, что ли, нет?» Мне войти в кадр с животным гораздо проще, чем без него. Может, это от неуверенности, от желания защититься, прикрыться чем-то. Как в свое время было: если женщина закуривает — это не просто так, не пустой ритуал. Значит, она защищается или напряженно думает о чем-то своем. 

О нелюбви к «чувствам»
— Мне не интересна и не близка драматургия, построенная на так называемых чувствах. Я в молодости не читала любовных романов, и я не любила Анну Каренину: мне была непонятна такая степень зависимости от другого человека. Нельзя требовать чего-то от другого, вообще требовать ничего нельзя. Все происходит по прочерченной не нами судьбе, и нам просто надо понять, где начало этой линии и куда она ведет. Бывает, наверное, так больно, что легче разрубить этот узел, чем жить с ним, но нельзя впускать боль в душу, потому что она разрушает. Именно душу разрушает.

О слабости Гертруды
— В Гертруде всегда играли климактерическую последнюю любовь. Мне это настолько претило, что я даже не откликалась, когда меня спрашивали, имею я в виду это или нет. Нет, конечно. На самом деле Гертруда совсем не старая женщина, но возраст даже не важен, а важно то, что она была женой сильного короля, отца Гамлета. И когда тот неожиданно умер, Гертруда осталась у трона одна, понимая, что не может отдать власть сыну: он странный, он еще молод. А рядом Клавдий, брат мужа. Она же не знала об этом убийстве. И брак — единственный способ отдать власть брату собственного мужа. Когда ночью она узнает от Гамлета об убийстве, для нее это шок и она не может этого пережить. Она знает, что в кубке яд, и сознательно на это идет. Я играла слабую женщину, даже по пластике. Такую орхидею с поникшими руками. Но это слабость не женская, она может быть и в мужчине. Это общечеловеческая слабость.

Об игре и одиночестве
— Я обделена любовью, причем с детства. Когда я вижу сегодня детей, обделенных любовью, то думаю: «О! Заложенная в них энергия обязательно выстрелит». В таких детях сидит лидерство. Во мне оно сидело всегда. У меня наследственный туберкулез, я была освобождена от всех физкультур. Во дворе мои ровесницы играли в классики и прыгали через скакалочку. Они были откормленные и здоровые, я физически не могла быть им ровней, не то что впереди них. Но я же лидер! Я должна! И я старалась изо всех сил и однажды так им надоела, что они схватили меня за руки, за ноги, потащили к набережной, подняли над Москвой-рекой и закричали, что сейчас меня туда выбросят. Умом я понимала, что они, скорей всего, поостерегутся это сделать, но со мной случилась истерика. Они меня отпустили, я убежала и больше с ними никогда не играла. С этого момента началось мое одиночество. С тех пор я играю. Всегда и со всеми.