Альпинисты по своей воле с горами не прощаются

Недавно в редакции «Вечёрки» побывал мастер спорта международного класса по альпинизму Александр Одинцов

Поводом для встречи  стало последнее восхождение Александра на Латок-III в команде с Иваном Дождёвым, Алексеем Лончинским и Евгением Дмитриенко.  Вершину в Пакистане в горной цепи Каракорум высотой без малого семь тысяч метров (6949 м) Одинцов штурмовал дважды. Гора сдалась только с третьей попытки команде в последнем составе и стала девятым достижением в рамках проекта «Русский путь — Стены мира», придуманного нашим собеседником 15 лет назад.

Маршрут, по которому команда Одинцова поднималась на Латок-III.

Предыстория
Есть горы, неприступность которых измеряется не только по критерию высоты. «Big walls», или большие стены, — термин, знакомый любому альпинисту в любой стране. Он означает природный феномен — обрыв крутизной более 70 градусов и протяженностью более километра. Таких стен в мире около двадцати, как правило, они находятся в труднодоступных районах и на больших высотах, что служит дополнительным усложняющим фактором. Обычным высотным альпинистам туда не добраться. Нужно техническое снаряжение и специальная подготовка.

В 1995 году Александр Одинцов заявил о начале проекта «Русский путь — Стены мира». Планировалось, что каждый год команда русских альпинистов будет проходить новый, нехоженый маршрут на самых известных «больших стенах» мира, и он будет внесен в альпинистские каталоги мира как русский маршрут. Начался проект с восхождения, которое Александр Одинцов и Игорь Барихин сделали на пик 4810 на Памиро-Алае.

По замыслу Одинцова, «Русский путь» должен был вернуть наш альпинизм на высоты, которые в середине 90-х были во многом утеряны. Красивая идея казалась трудноосуществимой, и многие тогда предрекали неудачу амбициозному проекту. Тем не менее год за годом Одинцов находил единомышленников, чтобы подняться на новые вершины, сложность которых в альпинистском мире, как аксиома, не оспаривалась.

Сегодня в активе проекта девять восхождений, каждое из которых уникально. Два из них внесены американской федерацией альпинизма в 50 лучших восхождений прошлого века. За восхождение на Жанну команда получила «Золотой ледоруб» — самую престижную премию в мире альпинизма.

Слева направо: Иван Дождёв, Александр Одинцов, Михаил Бакин, Алексей Лончинский, Евгений Дмитриенко.

Латок-III стал камнем преткновения не только для наших альпинистов. В общей сложности команды из разных стран покушались на высоту более 10 раз. Команду Одинцова Латок отправлял восвояси дважды. В 2000 году при восхождении сошла лавина, в которой пострадали трое из четверых участников проекта. В 2001 году, когда до вершины оставалась всего треть маршрута, в результате камнепада погиб Игорь Барихин, альпинист высочайшего класса, с которым Александр Одинцов начинал проект. Третье восхождение произошло ровно через десять лет после трагического события. И наконец увенчалось успехом. По почти вертикальной стене протяженностью 2 километра восходители поднимались 15 суток.

Единственный выход — руками-ногами махать
— Была эйфория от осознания, что наконец-то Латок сдался?
— Да ну о чем ты! Мы настолько устали, что было не до эйфории. Когда достигли вершины, была одна мысль: что предстоит еще более опасный спуск. Как показывает практика, на спуске ни в коем случае нельзя расслабляться. И потому, что маршрут бывает не менее опасный, и потому, что силы на исходе. А я к тому же плохо себя чувствовал, так что пришлось ускоряться. Мы грамотно продумали обратный маршрут, срезали напрямую часть пути, и все обошлось почти без приключений.

— Применительно к восхождениям в техническом классе нельзя сказать «поднимались по горе», скорее — карабкались. Каково вам было — две недели находиться в вертикальном состоянии?
— Состояние не из приятных, потому что все время находишься в системах (специальные страховки. — Прим. авт.). Что практически не дает возможности по-человечески подвигаться: ни когда поднимаешься по стене, ни когда отдыхаешь на платформе. В итоге кровь сгущается, конечности мерзнут. Единственный выход — руками и ногами махать, что мы и делали.

В такой платформе альпинисты отдыхали ночью.

И технически задача была очень сложной, потому что гора, конечно, уникальная: гладкий массив гранита, без трещин и полок, во многих местах практически вертикаль. Восхождение далось очень тяжело. Его можно сравнить только с Кызыл-Аскером, где я заболел еще на середине восхождения. Здесь я себя чувствовал нормально, а сил эта гора отняла гораздо больше! Я считаю, рука, которую Лончинский сломал на спуске, — ничтожная плата за эту гору.

«И зачем вы туда суетесь?»
— У доктора (Михаил Бакин — постоянный врач команды Александра Одинцова. — Прим. авт.) было много поводов понервничать?
— У доктора в нашей команде вообще самая нервная работа. Вот мы поднялись с портерами (так называют людей, которые помогают альпинистам тащить грузы) на высоту 4,5 тысячи метров, разбили лагерь. Доктор и кухонная группа остались, а команда ушла в отрыв. Что у нас происходит, доктор не видит, но зато он все слышит. Недостаток видеоряда компенсируется воображением. Представь ситуацию. Спуск проходил 27-го числа, а это для меня — несчастливое число. В этот день со мной вечно происходят неприятности: экзамен не сдал, в ДТП попал, ногу сломал, молния на гребне в меня попала — все 27-го! И вот мы спускаемся, и я думаю: как же так, 27-е — и ничего не происходит?

В этот момент оставалось 3 веревки (150 метров. — Прим. авт.) до того кулуара, где Ефимов разбился (первое восхождение на Латок, 2000 год). Там можно передохнуть, потом еще десять веревок, и до дома рукой подать. Только я подумал, как слышу крик и вижу: сверху точно в меня летит хороший такой камень размером с холодильник. Вот оно, думаю, 27-е. Упал ничком, прижался к склону, он меня по каске задел, по пуховке чиркнул, сделал воронку и поскакал дальше.

А вот другая ситуация: в середине дня, когда мы еще не успели встать на бивак, началась непогода. Веревка висит в вертикальном внутреннем углу, по ней поднимается Лончинский, и тут прямо по нему сходит лавина. Снег мягкий, все заволакивает клубами, и Леха пропадает. Я вызываю его по рации, нет ответа. Командую Дмитриенко, чтобы он спустился и посмотрел, что там. А доктор в это время слушает наши переговоры. Что он себе представлял — даже думать не хочу!

— Представляю, сколько раз тебя отговаривали в третий раз идти на Латок.
— Да не было такого человека, который не сказал: зачем вы туда суетесь! И почему-то многие трактовали это восхождение как вызов горе. Я это так не воспринимаю. Маршрут был продуман, я видел, что его можно сделать. Были, конечно, сомнения, куда без них. Но народ накрутил вокруг столько романтики! Даже местные портеры встретили нас как героев.

Крутизна стен на Латоке почти 90 градусов.

— Портеры вас помнили?
— Конечно, многие из них участвовали раньше в транспортировках груза. Был у нас поваренок помоложе, он очень к нам проникся и подружился с Бакиным. Он так за нас переживал, что разрыдался, когда мы спустились.

Под прицелом ядовитых иголок
— За пятнадцать лет было девять супервосхождений. В 1995-м ты говорил, что в рамках проекта будет десять. Не пора остановиться? Возраст уже не юношеский…
— Строго говоря, Латок должен бы стать десятым восхождением. Но в прошлом году с нами случилась незапланированная история. Мы приехали в Венесуэлу, чтобы подняться на Аутану. Мы там были в 2007 году, но не смогли закончить восхождение, потому что не хватило воды. Эта так называемая «столовая», со срезанной верхушкой, гора находится в национальном заповеднике, где нет никаких властей, кроме индейских вождей. Так вот, когда мы приехали в Венесуэлу второй раз, индейцы захватили нас в плен.

— Вот так вот в плен?
— Когда вооруженные люди практически под конвоем привозят тебя в деревню, не кормят, не поят, ты сидишь там день, другой, третий, то в конце концов начинаешь понимать, что ты в плену. Выхода у нас не было, потому что в джунглях белый человек сам не может перемещаться. Только по реке, а у нас лодки нет. Некоторые смелые товарищи высказали идею украсть лодку и сбежать. Но мысль о том, что нас засекут и расстреляют ядовитыми иголками, всех остановила. Знаешь, что такое яд кураре? В джунглях повсюду прыгают лягушки яркой люминесцентной окраски. Если несколько таких лягушек сложить в одну корзинку, те начинают выделять ядовитую слизь. Это и есть яд кураре. Индейцы мажут им иголки и стреляют в обезьян.

Короче, мысль о кураре нас остановила. Но здесь вмешалось провидение. Снизу пришла лодка и привезли ром, и вся деревня, включая женщин и детей, упилась до бессознательного состояния. Мы взяли лодку, погрузили в нее одного пьяного индейца, чтобы было кому вернуть посудину, и ушли вниз по реке. Поскольку мы знали, что эта река впадает в Ориноко, а Ориноко — в Атлантический океан, то были уверены, что в конечном итоге попадем в цивилизацию. Так оно и случилось.

— В Венесуэлу, как я понимаю, вы больше не пойдете?
— Нет, хватит с нас воинственных индейцев, слишком непредсказуемый фактор. Я решил сделать последнее, десятое восхождение в рамках этого проекта в следующем году. Но сам я буду принимать в нем участие как тренер.

— Свежо предание…
— Как ты верно заметила, возраст не юношеский, 53 года. Нужно понимать, что с такими горами пора прощаться.

— Совсем прощаться?
— Я не знаю альпинистов, которые по своей воле прощаются с горами. Я сказал — с такими горами.

— Можешь назвать, какая гора станет последней в проекте?
— Нет, это пока секрет. Хочу посоветоваться с человеком, который делал семь попыток взойти на нее.

У альпинизма новое лицо
— Проекту «Русский путь — Стены мира» 15 лет. Как считаешь, он оправдал себя? Изменилось ли отношение к российскому альпинизму на Западе?
— Без всякого сомнения. Я помню, как мы ходили в 1999 году на Транго-Тауэр (Пакистан) и встретились на горе с экспедицией Алекса Лоу. Тогда они к нам отнеслись, я бы сказал, слегка снисходительно. А сейчас о каждом восхождении пишут все мировые альпинистские сайты. Вот недавно давал интервью испанцам, немцам, бразильцам и американцам.

Но главное — изменился альпинизм. Мы выходим из того кризиса, в котором оказались в 90-х годах, из-за чего я, собственно говоря, и начал этот проект. В период безвременья, когда не было целей, когда все бродили в тумане, не зная, куда двигаться, я сам себе наметил такую, как тогда считал, несколько искусственную и трудно выполнимую цель. Но цель оказалась правильной: она заставляла собирать силы и выполнять очередную задачу.

Позитивных изменений несколько. Во-первых, к руководству федерации альпинизма пришли люди креативные.

Во-вторых, в Таджикистане начали проводить чемпионат, благодаря которому, я считаю, возрождается утраченная в 90-е массовость и спортивность альпинизма.

— За это время выросло новое поколение альпинистов. Какие они?
— Выросло поколение, которое иначе смотрит на жизнь вообще и на альпинизм в частности. Меньше стало людей, для которых горы — отдушина. В советские годы в альпинизм многие приходили потому, что это была зона свободы. Сейчас таких проблем не существует, и здесь остаются люди, которые действительно увлечены горами.

Знакомство с западной альпинистской практикой тоже влияет. Люди стали в большей степени индивидуалистами, и восхождение командой практикуется реже, нежели двойкой. Кроме того, появилась прослойка вольных альпинистов, которые говорят: нам не нужны разряды, мы просто будем ходить в горы в свое удовольствие. Но я считаю, это тупиковый путь. Чтобы ходить в горы, нужна определенная квалификация, от которой в конечном счете зачастую зависит твоя жизнь.

А сейчас увлекся сквошем
— Альпинизм без риска невозможен, но насколько его можно снизить?
— Думаю, что в любом восхождении важны четыре составляющие: квалификация восходителей, командный дух, тактика и везение. Что касается последнего, то здесь на все воля Всевышнего. Остальное — в наших руках. Горы ошибок не прощают, поэтому всему надо учиться — правильно анализировать ситуацию, грамотно пользоваться снаряжением. Даже великие спортсмены, в теннисе например, нанимают индивидуальных тренеров, которые определяют, чего им не хватает. Многие молодые альпинисты, к сожалению, ошибочно считают, что тренеры им не нужны. Но это не так. На чемпионате России, который в 2008 году проходил в Ергаках, было очень заметно, что тренеры с людьми работают недостаточно.

— В этой экспедиции принимали участие совсем молодые ребята. Многому пришлось их учить?
— У них, конечно, есть проблемы в специальном образовании, но они с охотой учатся и, надеюсь, многое получили за это восхождение. К тому же они уже квалифицированные ребята. Лончинский — мастер спорта, Дождёв — кандидат в мастера спорта. Дмитриенко — мастер спорта международного класса, он уже довольно известен в альпинистском мире. Но главное, что у них глаза горят. Я сам не ожидал, что так быстро наберу команду, когда объявил, что опять собираюсь на Латок. Бывалые люди остереглись, а молодые не побоялись. И в результате все удалось.

— В советские годы была система клубов.
— Я сам пришел в секцию альпинизма Горного института в 1975 году. Через школу таких секций прошли практически все альпинисты советской поры. Невозможно преувеличить их роль в развитии альпинизма. И хорошо, что они возрождаются понемногу сейчас. Я думаю вернуться в клуб «Горняк» вновь уже в качестве тренера.

— Чем еще собираешься заняться в будущем?
— Недавно научился пользоваться Интернетом. Немного поиграл в преферанс, но компания подобралась слишком скандальная, начал играть в шахматы. Увлекся сквошем. Очень азартная игра, рекомендую.