Анастасия Мельникова: Я медленно учусь говорить слово «нет»
Продолжаем разговор об итогах работы первой сессии Законодательного собрания 5-го созыва
Заслуженная артистка России Анастасия Мельникова очень занятой человек — несмотря на съемки в кино, игру в театре, она старается не пропускать заседания без уважительной причины, не опаздывать на них, не подводить коллег... «Дисциплина — это моя внутренняя потребность. Я так воспитана своими родителями: папа всегда приходил на работу за полчаса, и я с детства видела, что по-другому работать нельзя», — объясняет родительским примером Анастасия Рюриковна свою пунктуальность. Пока идут депутатские каникулы, мы беседуем с ней как с депутатом, отработавшим свои первые полгода в городском парламенте.
Хочется сделать что-то полезное, а на митинги времени жаль.
Квартирный вопрос всех испортил
— Анастасия, за полгода работы в Мариинском дворце вы можете сказать, что вам удалось сделать для своих избирателей, есть ли успехи в новой для вас законотворческой деятельности?
— Мне кажется нескромным говорить о своих успехах. Есть попытки что-то сделать, кому-то помочь. Но не могу сказать, что в моей депутатской жизни появилось много нового. Меня с детства воспитывали — надо помогать людям, и я всю жизнь старалась им помочь, а сейчас у меня намного больше возможностей. Если раньше, чтобы помочь человеку, актрисе Насте Мельниковой надо было сделать 10 — 15 — 20 звонков, то депутату достаточно одного письма или телефонного звонка. И я заметила, что, работая в ЗакСе, выигрываю во времени. Видимо, так устроена наша система — когда звонит официальное лицо, то вопросы решаются гораздо быстрее, и меня радует, что получается кому-то помочь.
— Наверное, это по большей части «квартирный вопрос», который, по мнению местных властей, «испортил» петербуржцев?
— Да, к нам обращаются люди, у которых уже есть квартиры, есть жилплощадь и у детей, но они хотят, чтобы было жилье и у внуков! А я знаю, что есть люди, которые живут в диких условиях, — это и многодетные семьи, и ветераны, которым в первую очередь нужна помощь. И я медленно учусь говорить слово «нет».
— А прибавить к ним еще тех, кому пресловутый ценз оседлости мешает встать на очередь и получить жилье по президентскому указу...
— Вы знаете мое болезненное отношение к этой ситуации — мы все пытаемся что-то для них сделать, но есть объективные вещи: на какие-то программы есть деньги, на какие-то нет. И мы стараемся, ищем компромиссы, пытаемся включить ветеранов в другие программы, чтобы помочь им с жильем. И если мы не можем отменить ценз оседлости, то, может быть, надо хотя бы понизить планку — до семи лет. Я, конечно, очень расстраиваюсь, если что-то не получается. Но ведь что-то и получается — какой-то процент людей, которым мы смогли помочь, тоже есть, а ради этого уже стоит биться...
Я же в парламент прихожу не для красоты, не из-за того, чтобы показать, что думать умею, а из-за желания что-то конкретное сделать, кому-то помочь. Поэтому косметика здесь не поможет, а вот прочитанная книга — по экономике, по юридической теме — поможет.
— И это проявляется также в благотворительных программах, которыми вы занимаетесь?
— Ну конечно! Я как была связана со многими благотворительными программами, так с ними и продолжаю работать. Ни одну программу не оставила, наоборот, их прибавляется все больше и больше. Как-то была на фестивале «Танцы на колесах» в день рождения Петроградского района, и, когда поздравляла победителей, меня пригласили принять участие в Кубке танцев на колесах, чтобы танцевать бальные танцы, и я согласилась. Вообще меня часто просят помочь, но как только я соглашаюсь, у меня сразу же просят денег. И очень сложно каждому объяснить, что у меня просто нет возможности материально помочь.
— Ну, может быть, многие думают, что вы по ночам включаете печатный станок...
— Я, честное слово, не стою у станка и не печатаю деньги. Если бы они у меня были, то сразу бы отдала. Но когда они у меня появятся, буду смотреть, кому они нужны в первую очередь. Вот вы представляете, в Невском районе, где проживает много ветеранов, в больнице в моем округе не было машины реанимации! А для меня приоритетной является помощь больным людям, брошенным детям и инвалидам...
— Это, по-видимому, идет от семьи, ведь у вас почти все родственники — врачи…
— Ну конечно, мама, папа, брат, два дедушки — уже даже не годами, а веками все врачи, это у нас генетическое... Я первая, кто не пошел по их стопам. И когда родители поняли, что я врачом не стану, они все равно хотели видеть меня психологом, а не актрисой. И я об этом вспоминаю, когда ко мне приходят посетители на прием — в основном, кстати, люди, которым надо выговориться. И я сижу 40 минут, час, выслушиваю все их проблемы — понимаю, им не с кем поделиться.
— То есть депутатская работа включает в себя и работу психолога?
— Да, я поняла, что это так. Сбывается наконец-то мечта моего папочки, который хотел, чтобы я была психологом. Да, мне безумно жаль времени, я понимаю, что в очереди ко мне сидят еще пять человек, которым мы реально можем помочь, но тут во мне генетически срабатывает врач, который должен выслушать больного — ведь человек не виноват, видимо, ему в этот момент нужна такая помощь. А про себя я думаю: «Еще никто не знает, какая ты будешь в этом возрасте, так что сиди и запоминай».
Телемарафон на тему коммуналок привлек внимание.
Профессорским детям не все можно
— Вы часто вспоминаете папу...
— Я его никогда не забываю...
— Совсем недавно, когда ЗакС принимал закон о дресс-коде, вы рассказывали, как папа уважал пациентов и требовал этого от своих сотрудников — он появлялся только в костюме, не признавал джинсов на работе…
— Да-да, я пошутила в конце интервью немного: попробовала потянуть юбку чуть-чуть вниз, чтобы показать, какой длины она должна быть — и все об этом написали... А мои слова о том, что в Петербурге неприлично ходить по улицам в майках и вьетнамках, напечатали не многие СМИ. Меня мама так воспитала, что говорить о здоровье, о деньгах, о личной жизни неприлично. Но, как правило, у меня почему-то спрашивают именно про личную жизнь, неужели чего-то другого интересного во мне не найти? Меня родители своим воспитанием поставили на одну ступень, и я хочу, чтобы мой ребенок уже начинал не с нуля, а был выше меня на ступеньку — чтобы было какое-то развитие.
— Ваша дочь Маша уже почти взрослая, идет в пятый класс. Когда вы стали депутатом, что она вам сказала?
— Она испугалась и спросила: «Мамочка, теперь я тебя вообще не буду видеть?» Я ее успокоила. А потом она сказала: «Но я же понимаю, что тебе будет неинтересно жить, если ты не сможешь помогать людям!» Она очень разумный человек для своего возраста и очень добрая. И я вижу искорки гордости у нее в глазках. Но для меня моя работа — тоже факт ее воспитания, и она прекрасно это понимает. И мы это понимали, когда были маленькими, когда говорилось: вот, профессорские дети, им все можно. Наоборот! Если все девочки в классе курили, то я не могла себе этого позволить. Потому что если в седьмом классе будут говорить, что курят все, то на это никто не обратит внимания. А если скажут, что курит дочь профессора Мельникова, то это будет обсуждаться везде и всеми.
Меня бесит, что в исторические дома вставляют белые пластиковые рамы, и я пытаюсь привлечь внимание к этой теме. На последнем заседании даже обратилась с просьбой к губернатору рассмотреть мой запрос.
Стыдно за рамы в центре...
— Анастасия, вы живете в знаменитом доме Адамини на Марсовом поле — чувствуете свою ответственность за то, что происходит с историческим центром?
— Конечно, чувствую и делаю все возможное, чтобы его сохранить. Я в этом доме родилась, и как-то счастливо так сложилось, что мы с Машенькой тоже живем в этом доме, а в родительской квартире живет младший брат с семьей. Помню, когда речь шла о ремонте кровли, то я выступала за то, чтобы не менять ее исторический рисунок. Меня бесит, что в исторические дома вставляют белые пластиковые рамы, и я пытаюсь привлечь внимание к этой теме. На последнем заседании даже обратилась с просьбой к губернатору рассмотреть мой запрос. Когда еду по Дворцовой набережной и вижу четыре вида рам разного цвета, разной расстекловки, разного фасона, то, честно сказать, мне стыдно. Давайте шаг за шагом, без всяких скандалов, тихо-мирно начнем исправлять это безобразие и не допускать его в дальнейшем. Когда мне выделят бюджет, я лично могу взять на себя обязательства привести в порядок один из небольших особняков, про двор пока не говорю. Мы все — и те, кто живет в историческом центре особенно, — имеем право на окружающую нас красоту.
— Четыре года назад на канале «100ТВ» прошел телемарафон в защиту исторического центра, потом телемарафон на тему коммуналок, где вы были ведущей. Как вы считаете, такие акции нужны городу?
— Мне кажется, что да, тогда привлекли внимание к проблеме, и если мы не в полной мере помогли Петербургу, то это хотя бы помогло людям, которые живут в нашем городе и для которых мы работаем, — у них появилась какая-то информация, они знают, куда идти, к кому обращаться, на что имеют право, на что нет. Возможно, их коммуналку уже давно должны были расселить, а жильцы не знают об этом.
Депутат Мельникова старается снизить ценз оседлости, чтобы помочь ветеранам.
Дарите конфеты — пригодятся
— Вас я встречала на антиоранжевых митингах в феврале, где вы говорили о стабильности, о том, что, «у нас не все хорошо, и это надо исправлять, но ведь мы не в сказку зовем, а в нормальную жизнь, которой начали жить в последние годы». Тем не менее митинги продолжаются. Что бы вы сейчас сказали митингующим?
— Я бы сказала митингующим, что надо вспомнить, что у них есть профессия, и я попросила бы их работать на своем месте. Я, например, основное образование получила здесь, оно было бесплатное (за дополнительное — частное, за границей — платили мои родители), да и многие у нас получили хорошее бесплатное образование. И надо вернуть долг стране, которая тебя учила и лечила бесплатно и, между прочим, делала это неплохо. Хочется что-то сделать полезное, а стоять на улице и митинговать — честно скажу, мне времени жаль.
— Хоть вы и творческий человек, тем не менее дисциплинированный — не пропускаете заседания, всегда вовремя приходите...
— Это к родителям! Как-то сижу перед экзаменом — часов шесть-семь утра, я дочитываю последние книжки, и мама мне говорит: «Ну что ты не поспишь часик, какая разница — «пять» или «четыре»?» И я вспоминаю папу, с которым мы идем по отделению, и кто-то спросил у меня: «Как ты сдала экзамен?» И папа поворачивается и говорит: «А как моя Настька могла сдать экзамен?» Разве я могла подвести его? Мне никто никогда не говорил, что надо хорошо учиться, что нельзя пропускать занятия, — я просто знала, что папе будет приятно, если его дочка будет учиться в институте только на «отлично». И хотя я не была круглой отличницей — было много и четверок, меня никто никогда не ругал за оценки. Правда, в школе я все время получала травмы — то ударялась о двери, то о косяки, то о какие-то перекладины, но родители меня не трогали: троек нет, и ладно. А в институте я с удовольствием изучала все предметы, поэтому проблемы с пропусками занятий не было. И сейчас не будет. А иначе зачем туда ходить, если тебе не нравится?
— Анастасия, я понимаю, что у вас насыщенная жизнь, а с приходом в Мариинский дворец она стала еще насыщеннее — вы совмещаете игру в театре, съемки в кино с работой в парламенте. Вы что, совсем не спите?
— К сожалению, я сейчас мало сплю, хотелось бы больше, но пока не получается. Ведь моя профессия связана с внешностью, и высыпаться мне необходимо. Но постепенно учишься спать при первой возможности — например, когда едешь утром в машине с водителем в Законодательное собрание — на 20 минут отключаешься, а когда сидишь на гриме — начинаешь ловить себя на том, что находишься в полудреме, пока меняют свет в кино — тоже... То есть начинаешь искать каждую минутку, и в конце дня их накапливается достаточно много.
— Как поддерживаете форму — изнуряете себя диетами?
— К сожалению, я вынуждена себя поддерживать в форме всю жизнь. У меня был очень крупный папочка — 136 кг, не хрупкого сложения мама, то есть у меня такая наследственность, что и я могу поправиться. Вот подумала о хлебе — я его еще не съела, а у меня уже плюс килограмм. Поэтому есть ряд продуктов, которые я не ем никогда. Сахар, картошку я исключила из своего рациона, если ем мясо, то стараюсь, чтобы это была не свинина, масло почти не ем. Еще обожаю салат и сок — но от них точно не поправишься (улыбается).
— А конфеты, например, — вам же наверняка их дарят в большом количестве?
— Это категорически исключено! Как бы я их ни любила, какая бы ни была сладкоежка — это табу.
— И тот, кто это знает, конфеты вам не дарит?
— Нет, почему же! У меня такая огромная семья, такое количество гостей в доме, что просто ничего не пропадет. Дарите, дарите — нам все пригодится!
Лицом деньги зарабатываю
— Вы одна из немногих актрис, которые не боятся появляться без макияжа — когда вы заседаете в ЗакСе, то на вас почти нет косметики. Теперь это ваш фирменный стиль?
— На моем лице категорически нет косметики. Потому что когда я снимаюсь, а съемочный день бывает по 18 — 20 часов, то кожа постоянно закрыта тоном, гримом, и лицо очень устает. Поэтому, когда есть возможность, чтобы кожа отдохнула, я этим пользуюсь. Я же в парламент прихожу не для красоты, не из-за того, чтобы показать, что думать умею, а из-за желания что-то конкретное сделать, кому-то помочь. Поэтому косметика здесь не поможет, а вот прочитанная книга — по экономике, по юридической теме — поможет.
— И много сейчас приходится читать специальной литературы?
— Безумно много. Я читаю, перечитываю, возвращаюсь в начало — меня выводит из себя в некоторых законах огромное количество ненужных слов, бесят повторы, ведь в одном законе, скажем, излагается суть на десяти листах, а я понимаю, что все это можно сформулировать в одном абзаце. Но не мной это придумано, я знаю, что так надо, и пытаюсь это принять и понять.
— Может быть, со временем переквалифицируетесь в юриста?
— Тот юридический минимум, который мне нужно знать, я знаю, а дальше каждый должен заниматься своим делом. К тому же у меня замечательные помощники, не говоря уже о том, что и брат, и невестка тоже юристы. Да и я, честно сказать, хотела бы пойти учиться, но не на юрфак, а на экономику или государственное управление.
— Но это, наверное, в будущем, а сейчас что волнует, какие свои задумки хотели бы реализовать?
— Задумок очень много, в основном они связаны с проблемами детей-инвалидов и ветеранов: я не оставлю эту тему, буду искать различные пути. Но поскольку я зампредседателя постоянной комиссии по образованию, науке и культуре, вхожу в коллегию комитета по культуре и в Совет по культуре и искусству при губернаторе, мне хочется в том числе донести идею театра шаговой доступности. Потому что, играя в Театре «Алеко», я вижу благодарные глаза зрителей, как им важно, чтобы к ним приезжали и приобщали к искусству. Планов у меня — безумное количество, очень хочется постепенно все осуществить.
— И последнее. Вопрос, который я задаю всем депутатам-новичкам: когда вы стали парламентарием, чем пришлось пожертвовать?
— Я всегда старалась быть максимально скромной, но работа депутата обязывает быть еще скромнее, еще тактичнее. Раньше я могла позволить себе как актриса, лицо которой часто мелькает по телевизору, ездить на дорогой машине, надевать какие-то эпатажные вещи. Став депутатом, я не имею права таким образом привлекать к себе внимание. То, что может позволить себе известная артистка, не может позволить человек, работающий на государственной службе.
