БДТ «перезагрузил» свой музей

Подлинники Бенуа, Петрова-Водкина, Кустодиева, Самохвалова, Акимова теперь в открытом доступе

В прошлом году СМИ очень много писали о БДТ: об окончании реставрации, о переезде труппы в историческое здание, о юбилеях корифеев. На фоне этого незамеченным осталось событие, важное не только для БДТ, но и для театрального Петербурга в целом: в стенах этого театра возник совершенно новый музей.

Искусствовед Надежда Хмелева — главный автор экспозиции.

Историческая ревизия

Музей был в Большом драматическом почти всегда — этот театр вообще отличался серьезным отношением к своей истории. Экспозиция открылась в 1924 году. То есть театру исполнилось всего 5 лет, а при нем уже был музей!

Но прежняя экспозиция — которую публика видела до закрытия театра на реставрацию в 2010 году — была совсем иной, хоть и располагалась в том же пространстве, что и нынешняя (на уровне первого яруса, в двух залах, соединенных крошечным помещением). Прежний музей производил впечатление случайности и архаичности, история БДТ была представлена с советских позиций. Театр имени Товстоногова возникал как оплот психологического и реалистического искусства; а формалистических, эстетских, авангардных поисков 1920 — 1930-х годов его сцена словно и не ведала. Авторы нового музея, укладывая почти вековую историю БДТ в два с придатком зала, радикально переосмыслили ее, выстроив четкую композицию.

К такому выводу пришел корреспондент «ВП» после экскурсии, которую специально для него провела Надежда Хмелева — главный автор экспозиции, искусствовед, преподаватель Российской академии художеств и Санкт-Петербургской академии театрального искусства, автор книги-альбома «Художники БДТ», отмеченной Золотой медалью Российской академии художеств.

Зал первый

Здесь представлен период от открытия театра спектаклем «Дон Карлос» (1919) до спектакля «На дне» (1944). Если о товстоноговском периоде широкий зритель имеет какое-то представление (хотя бы благодаря телеверсиям спектаклей «Мещане», «Ханума», «Энергичные люди», «История лошади»), то об этом отрезке истории известно в основном специалистам.

Как писали рецензенты 1920 — 1930-х, в постановках БДТ, как правило, доминирует художник. Неспроста сильное звено экспозиции в целом и первого зала в особенности — эскизы (в отличие, например, от театрального музея при Александринке, где упор сделан на костюмы и бутафорию). БДТ обладает колоссальной коллекцией работ художников высочайшего уровня. По словам историка театра Елены Струтинской, «она удивительным образом без потерь пережила страшное блокадное время, выдержала музейные чистки 1930 — 1950-х годов, когда из фондов изымались эскизы эмигрантов и «формалистов». Надо сказать, статус притеатральных музеев до сих пор не определен: они не относятся к Министерству культуры; и честь сотрудникам, хранившим эти эскизы в течение десятилетий. Доселе работы Бенуа, Добужинского, Петрова-Водкина, Кустодиева, Акимова, Самохвалова, Тышлера, Рындина хранились в папках в закрытом доступе, сегодня же они открыты для публики.

Щит с эскизами Петрова-Водкина

— Годы после революции были окрашены театроманией, — заметила Надежда Хмелева, — все живописцы хотели что-то сделать для театра. Петров-Водкин театром не увлекался, но посмотрите на его эскизы к неосуществленному «Борису Годунову»! Все эскизы, выставленные в первом зале, — подлинники. Дело в том, что до середины 1950-х художник, заключая договор по созданию спектакля, должен был все свои работы к этому спектаклю оставить театру. Потом художники (среди которых был, кстати, и Акимов) добились отмены этого правила и стали владельцами своих работ. Поэтому во втором, товстоноговском зале с эскизами сложно. Это репродукции, а подлинники — либо в театральных музеях (нашем, петербургском, или Бахрушинском), либо в частных собраниях. Но есть во втором зале особые эскизы — Эдуарда Кочергина к «Тихому Дону». Когда мы готовили выставку, Эдуард Степанович, увидев их репродукции, взял карандаши и стал рисовать поверх типографской краски, добиваясь нужного цвета. Получается, это не подлинник, но уже и не репродукция.

Другое сильное звено музея — макеты. Подлинники 1920 — 1930-х не сохранились, выставленные макеты делались еще для прежнего музея. Но для новой экспозиции их подправил Вячеслав Михайлович Лебедев, бывший завпост БДТ.

Макет к спектаклю «Джой-стрит»

Спектакли, представленные в первом зале, доказывают: в 1920 — 1930-е БДТ живо откликался на то, «куда дует ветер» искусства. Экспрессионизм, конструктивизм, супрематизм, стилизованный лубок, даже дадаизм — здесь очевидны признаки разных направлений. Таким решениям позавидует любой современный режиссер. Можно понять, почему, по словам Надежды Петровны, эскиз Моисея Левина к спектаклю 1932 года «Джой-стрит» всегда висел в кабинете Товстоногова и почему Андрей Могучий, заходя в музей, восхищается макетом к этому спектаклю. А как современна постановка 1924 года «Бунт машин» по пьесе Алексея Толстого — и по форме, и по содержанию! Этот спектакль, протестующий против глобальной механизации жизни, говорил о конфликте человека и машины; его героями были люди-роботы, произведенные из водорослей и поднявшие бунт против хозяев.

— В центре первого зала вы видите инсталляцию, посвященную «Королю Лиру» 1941 года, — продолжает Надежда Хмелева. — Когда я пришла отбирать костюмы для экспозиции, Татьяна Руданова, заведующая костюмерными, показала: «А вот у меня и «Король Лир» есть». Я не поверила своим ушам: «Таня, неужели 41-го года?» И оказалось — да, каким-то невероятным образом сохранились костюмы из легендарного спектакля Григория Козинцева, музыку к которому написал Дмитрий Шостакович, а художником был Натан Альтман. Мы выставили костюмы и бутафорию — двуручные мечи — на фоне распечатанного эскиза Альтмана, чтобы чувствовалась атмосфера спектакля.

«Пять вечеров». Зинаида Шарко и Ефим Копелян; эскиз к спектаклю

Зал второй

В противовес первому залу, демонстрирующему разнообразие направлений и имен, это пространство объединено одной титанической личностью — Георгием Товстоноговым, возглавлявшим БДТ 33 года (1956 — 1989). От «Эзопа» (1957), принесшего театру первый большой успех после нескольких лет кризиса, к сценическим шедеврам рубежа 1950 — 1960-х «Идиот», «Пять вечеров», «Варвары», «Горе от ума», когда БДТ переживал свой золотой век, став первым театром страны; и до последней постановки Товстоногова «На дне» (1987). Горьковская пьеса здесь, как и в первом зале, замыкает экспозицию. Но спектакль «На дне» 1944 года отразил катастрофу сознания после блокады (БДТ вернулся из эвакуации первым из ленинградских театров, в 1943 году, когда блокада еще не была полностью снята, и вскоре приступил к работе над пьесой Горького). А в «На дне» конца 80-х как бы предощущался уход Мастера и «конец великой эпохи».

Программка с автографом блокадного времени

Для Товстоногова всегда первостепенны были пьеса и актер. Вот почему в этом зале обращаешь внимание не на эскизы (так, по крайней мере, можно говорить о спектаклях, поставленных до сотрудничества с Кочергиным), а на фотографии актеров в ролях. Хочется подолгу рассматривать крупные планы: одухотворенный облик князя Мышкина — Иннокентия Смоктуновского; необыкновенные по лиричности портреты Зинаиды Шарко — Тамары из «Пяти вечеров»… Вот Монахова — Татьяна Доронина и Павел Луспекаев — Черкун с их чувственным притяжением друг к другу; а это — молодой и дерзкий Чацкий Сергея Юрского…

В одном из уголков разместились предметы старинного интерьера из «Мещан», сохранившийся костюм Людмилы Макаровой — Елены. В другой витрине — шарманочка из «Ханумы» и костюм той же Макаровой, сыгравшей сваху. Из костюмов чеховских трех сестер, которых играли Шарко, Доронина и Эмма Попова, сохранилось только два платья. Они стоят в витрине на фоне эскиза Софьи Юнович к этому спектаклю; и когда кто-то спрашивает, где же третья сестра, авторы экспозиции отвечают: «А вот она, на дальнем плане», — указывая на живописную фигурку, виднеющуюся между двух платьев.

Как заметила Надежда Хмелева, Товстоногов говорил, что раньше он сам любил сочинять к своим спектаклям декорации — до тех пор, пока в театр не пришел Эдуард Кочергин: «До встречи с Эдуардом Степановичем Товстоногов не считал работу художника в театре важной и нередко ставил в союзе с весьма средними сценографами». Многолетней работе Кочергина в БДТ авторы экспозиции уделили огромное внимание, выставив макеты, репродукции эскизов и создав в центре зала инсталляцию в честь «Истории лошади», где блистал Евгений Лебедев. Эта инсталляция позволяет не только визуально оценить работу сценографа, но и буквально прикоснуться к ней: рядом с фотографиями, эскизами и костюмами выставлены долбленые ясли, наполненные овсом.

Витрина «Три сестры»: видны два платья, третье просматривается на заднем плане

Зал третий

Он располагается между двумя основными залами; и это «между», этот рубежный смысл словно объединяет представленные здесь экспонаты. Они относятся к закулисной жизни театра, и сведения, которые тут можно почерпнуть, как раз и интересны тем, что выходят за рамки спектакля.

Фото солдат, которые отправляются на фронт прямо из партера БДТ. Программка военного времени, на которой кто-то сделал пометку карандашом — о возвращении в Ленинград в 1943 году. Трогательная картина Александра Рыкова: артисты в эвакуации играют знаковый для БДТ спектакль «Слуга двух господ», выходя перед больными, голодными, ранеными людьми в виде полнокровных героев комедии дель арте…

В этом зале можно увидеть и портрет такой интересной личности, как Лев Рудник. По природе прекрасный администратор, он возглавлял БДТ в самое тяжелое время, в годы войны. К тому же Рудник был статным красавцем, и говорят, у него был роман с самой Марикой Рёкк, кинодивой Третьего рейха.

Борис Кустодиев с постановочной бригадой спектакля «Блоха»

А вот фотография, сделанная в традиции БДТ 1920-х: художник снят вместе с постановочной бригадой на фоне декорации. Это декорация из спектакля 1926 года «Блоха», который оформлял Борис Кустодиев. Печальный контраст: на фоне такого визуального пиршества сам Кустодиев сидит в инвалидном кресле — и при этом улыбается. И фото передает его силу духа!

— Фото Кочергина с Товстоноговым висит рядом с той фотографией, где Лев Додин репетирует в БДТ «Кроткую», — рассказала Надежда Хмелева. — Перед открытием музея я объяснила Льву Абрамовичу: «Я специально поместила Кочергина между Товстоноговым и вами, ведь он работал и в БДТ, и у вас». И Додину эта идея понравилась.

Отдельная стенка посвящена периоду после Товстоногова и современной жизни БДТ: здесь можно увидеть Кирилла Лаврова, Темура Чхеидзе, Андрея Могучего; фото спектаклей, в разные годы вызвавших резонанс: «Аркадия» Эльмо Нюганена, «Федра» Григория Дитятковского, «Алиса» Могучего. На одном из фото Андрей Могучий вместе с Зинаидой Шарко, одной из ведущих товстоноговских актрис, и эта «мизансцена» словно отпечатала встречу — прошлого БДТ с его будущим. Что за будущее у театра, еще не ясно. Но очевидно, что в поисках новых форм театру нужно беречь свою историю, тем более что у БДТ она долгая и очень насыщенная, о чем и напоминает музей.

Казалось бы, театр и музей — две вещи несовместные. Но в культурном пространстве города появился уникальный театральный музей — со своей концепцией, своим сюжетом, не говоря уж об отдельных артефактах. Странно только, почему сам театр рекламирует совсем другие мероприятия и будто вовсе не заинтересован в том, чтобы петербуржцы узнали об этом событии.

Георгий Товстоногов и Эдуард Кочергин: уникальное содружество