Газета выходит с октября 1917 года Tuesday 19 ноября 2024

Беженцы пишут «Белую книгу»

Они не верят, что домой можно будет вернуться. Но верят, что за все преступления придет наказание

Один корпус детского сада Минобороны уже передан муниципалитету. В нем и живут беженцы. Второй пока нельзя использовать.

«Нюрнберг будет!»

— Пожалуйста, не называйте наши фамилии. Мы бежали из Луганска. Но война для нас не закончилась. Я была там активисткой ополчения. И остаюсь ею сейчас. Пусть мы не воюем. Но здесь мы собираем информацию. Есть такая «Белая книга». Мы отправляем в нее все свидетельства о преступлениях украинской армии. Я смогла провезти через границу видео, как солдаты нацгвардии убили ребенка при матери. Нюрнберг будет. Палачи за все ответят. Эта книга обеспечит приговор каждому убийце. Но сейчас они ищут нас. Даже здесь, в Ленобласти. Не называйте наши имена...

Так говорила со мной молодая, красивая женщина, бежавшая из-под Луганска, чей брат остался в ополчении, чья тетя живет... или уже не живет в Горловке. А она с дочкой была эвакуирована в Ленобласть, где им предоставили убежище под Куйвози.

Корреспондент «Вечернего Петербурга» объехал места временного расселения беженцев из Украины — бывший детский сад местной воинской части, бывшую турбазу одного из петербургских заводов... И там, и там достаточно ветхие домишки. Но, как говорят сами беженцы, это временное убежище, так как все они собираются работать и устраивать жизнь на своей, наверное, второй родине. И она — уже не временное убежище. Потому что никто из них не верит, что когда-нибудь можно будет вернуться домой.

— А что там делать? — Спрашивает Ирина. — Шахты в Луганске разбиты, фабрика разрушена. Людям уже есть нечего. В магазинах пусто. Одна соль. И цена — 7 гривен. Оттуда надо всех вывозить.

Женщины ждут документы от УФМС. Без них они не могут работать.

Она сидит на крыльце у открытой двери желтого одноэтажного дома. Это бывший детский сад военной части. Знаете, говорят, если какое-нибудь место долго — долго для чего-то использовать, то потом очень сложно это предназначение изменить. Местные власти, получив детсад от военных, хотели приспособить его, как клуб для своих активных бабушек. Но вот беженцы приехали. Больше поселить их было некуда. Так вот теперь вокруг этого дома носятся и играют дети. Теребят кота, также вывезенного из Луганска с семьей. Катаются на качелях. Делают куличики. Катают машинки. Благо, гуманитарной помощи много.

В доме, правда, не очень уютно. Большие помещения, даже не разделенные перегородками. Ровными рядами койки. Две с краю занимают муж с женой. На соседней — мама с ребенком. Дальше еще мама. Дальше подростки. Но все уживаются. Благодарят. Говорят, не ожидали такого теплого приема. 

Коридор в доме беженцев, приемная в местной администрация, классы соседней школы, холодильник сельского универсама просто завалены вещами и продуктами.

— Но нам еще предстоит очень серьезная работа, — говорит и. о. главы Куйвозинского поселения Сергей Румановский. — Ведь это только начало. У нас один депутат — полковник запаса — все войны современности прошел. Последняя — война в Осетии. Он возил в Ростовскую область наш автобус с гуманитарной помощью, обратно вез беженцев. Так даже он говорит: «Сколько воевал, но такого не видел. Ребята, людей из-под Луганска и Донецка надо вывозить, вывозить и вывозить. Эшелонами. Скоро там будет выжженная земля». Так что еще будут бежать и бежать. У нас сейчас 52 человека. И это те, кто реально хлебнули войны. В основном женщины с детьми. Мы ждем сотрудников УФМС для оформления документов. Не повезешь же весь табор с детьми на Смолячкова! Все уже хотят работать, свое жилье... Хотя бы снимать. Нескольких человек в Сертолово устроили. Подростков на полторы смены в лагерь отправим. Освободятся места, поедем за новыми беженцами.

— Если кто-нибудь там остался, — мрачно пошутила одна женщина.

Шутку пояснила Лидия:

— Мы в коридор, который ополченцы два часа держали, еле проскользнуть успели. Нам позвонили. Говорят, давайте, срочно! Мы взяли такси, похватали вещи, кота — и на границу, в Северный. Там через КПП и в лагерь. А сын мой чуть ли не лесами уходил. Он для порошенковского режима — дезертир. Срочную отслужил. Еще Янукович его роту выводил на майдан. Так что он еще и «майдановец». А потом мобилизация. Мальчишек отслуживших всех собрали и вернули в войска. Сыну вовремя подсказали, что надо уходить. Он к друзьям — в Петербург. Мне звонил в Луганск: «Мама, уезжай». Сказала, уеду, когда дома начнут рушить. Когда начали, уехала.

— Я на такси к границе мчался, — рассказывает Виталий (он с женой тоже из Луганска бежал), — брат мой в Киев поехал. У него бизнес и связи. Говорит, ему легче в Киеве все с нуля начать. А родители в Луганске остались. Говорят, мы работать уже не можем. Что мы поедем, на шею садиться? Не хотим быть обузой. Вчера звонили. Говорят, в соседний дом два снаряда попало. А мы уже только УФМС ждем. Работать хотим. К нам сюда предприниматели местные приходили, работу предлагали.

Жизнь продолжается

Попрощались. Поехали к другой группе беженцев, в соседнее поселение. Пока ехали, Сергей Румановский рассказывал:

— Мы сами предложили беженцев принять. Только так быстро все произошло, что сегодня поняли: завтра приезжают. А у нас конь не валялся. Койки военные дали, еще часть в «Икее» купили, на турбазе мы все — работники администрации — ремонт делали: стены, пол клали, двери новые, кровати ввозили. Ничего не было. Конечно, это пока тепло. Осенью уже сможем в лагеря селить. Люди помогают всем миром. Еду несут, одежду. Даже в садоводстве деньги собрали и нам принесли. Предприниматели сильно помогают. Волонтеры из Питера машинами гуманитарную помощь везут. Область сейчас собирается банк данных гуманитарной помощи составить, чтобы можно было обмениваться, если где чего не хватает.

Приехали на турбазу. Да, хибарка та еще! Осыпающиеся стены. У входа — плетень, на котором сохнут детские вещи. Тут хоть не детсад, но несколько карапузов ползают. Здесь одни женщины, мужчин нет.

— Как вы тут? Да еще с детьми!
— Ничего, завтра в Сертолово переезжаем, нам работу там нашли, — отвечает симпатичная девушка. — А жилье снимать придется. В администрации обещали помогать с едой для детей.

— А можно внутрь зайти? Голых нет?
— Голых нет, заходите.

Зашли, навстречу — полуголая женщина. Красивая.

— Ой, мужчины! — спряталась в комнате. — Сейчас оденусь и выйду.
Здесь тоже все коридоры завалены гуманитарной помощью — едой и памперсами. Перегородки просто из ДСП. Кухня на улице — под тентом. Туалет подальше. Ну, пока лето, наверное, можно и так. Тем более, скоро большинство уедут.

— Область людей на сельхозработы зовет. Работа, жилье, — добавляет Сергей Румановский — Мы сейчас несколько комнат освободим, опять в Ростов поедем. Довезем новых беженцев, довезем членов семей тех, кто здесь. Знакомьтесь, Лена и Оля (имена условные. — Прим. авт.).

Большие спальные помещения даже не разделены перегородками.

Оля стояла за плитой. Вернее, за плиткой. Блины жарила на двух сковородках. А на столе — уже готовый фарш для начинки. Запах! Вот она, здоровая психика луганских женщин. Война не война, а блины по расписанию.

— А мой брат пока не приедет, — рассказывает Лена, — Он в ополчении. И ее муж — командир отряда. Мы чудом уехали из Шахтерска. Нацгвардия все автобусы останавливает. Проверяет. Если у женщины синяк на плече — расстреливают. Если есть мужчины старше 18 — расстреливают весь автобус. В одном автобусе инвалида без ног везли. Нацисты увидели — перестреляли всех.

Оля подключилась к беседе:

— Ехали под обстрелом. Не по дороге, а прямо вот как здесь, у вас, в лесу. Страху натерпелись. Приехали. Нам говорят: выходите, Донецк. Мы все в крик: «Вы что, мы не хотим в Донецк!» Успокоили. Это, говорят. Донецк ростовский. Слава богу. Вышли. А там дождь проливной. Все мокрое. Даже одеяла. А наутро смотрим, Северный (приграничный поселок в Луганской области, где пункт пропуска. — Прим. ред.) бомбят, самолеты летают. А потом и на Ростовскую область начали бомбы падать.

— Мне тетя вчера звонила из Горловки. Кричит: «Лена, нас бомбят!» С 5.30 до ночи бомбили. Это нацгвардия в районе Комсомолец окопалась, не выбить никак, и из «Градов» город поливала. Но зато сегодня у меня радость. Дочь — она только школу закончила — в Лесотехнический университет здесь поступила. Так что жизнь продолжается.

Гуманитарной помощью в Куйвози завалены все свободные помещения.

— А почему же вы, — не удержался от вопроса, — все-таки имена скрываете? 

— Мы активистки ополчения. Если нас найдут, то расстреляют. Сейчас агенты Киева везде рыщут. Ищут тех, кто выжил в Одессе, участников ополчения. Слышали, есть «Белая книга»? Мы для нее информацию собираем. Про ребенка, убитого на глазах у матери. Про Амвросиевку. Знаете? Там подразделение украинской армии стояло. Мальчишки мобилизованные, у них еда кончилась. Так местные бабульки их подкармливали. А потом приказ — уничтожить террористов в Амросиевке. Мальчики отказались. Говорят: какие террористы? там только женщины и дети! Так офицер весь строй из АК на уровне животов прошил. Два парня только выжили. Вот это все мы собираем. А потом? Был же Нюрнберг? И тут будет. 

— Лена, иди блины есть, — позвала Оля.

Приятного аппетита.

Пока лето, можно и так, на улице, блины печь.

↑ Наверх