Борис Гайдар: Давайте не будем разрушать то, что создавалось веками

Перевод ВМедА сопряжен с риском развала академии и превращения ее в провинциальную больницу

Кафедра нейрохирургии ВМедА расположена в старинном здании, выходящем на Пироговскую набережную. В этом же здании, всего через лестничный пролет от кафедры нейрохирургии, находится красивейшее помещение академии. Это — научная библиотека, ведущая свою историю со дня возникновения академии и насчитывающая в своих фондах 2 миллиона единиц хранения. Под высоченным потолком библиотеки фактически умещаются три этажа, соединенные между собой лестницами из чугунного литья. Есть здесь книги современные, есть антикварные, есть совсем древние фолианты — огромные, тяжелые, страницы которых пестрят гравюрами. Может быть, дух академии, начало которой было положено Петром I, витает где-то здесь? 

— Знаете, можно построить современную клинику с суперкомфортными палатами, оснастить ее современной медицинской техникой, но взять ниоткуда научную школу невозможно. Научная школа формируется столетиями. Как английский газон. Стрижешь его на протяжении столетий, и он только красивее становится

На стенах — портреты знаменитых нейрохирургов (кстати, первая в мире нейрохирургическая операционная была открыта именно в стенах академии по инициативе Владимира Михайловича Бехтерева). И памятные стенды, в том числе посвященные участию сотрудников академии в войнах. Не было еще большой или малой войны, на которой не работали бы военные врачи из академии.

Один из них — Борис ГАЙДАР, знаменитый нейрохирург, генерал-лейтенант медицинской службы в отставке, академик РАМН. Борис Всеволодович возглавлял академию с 2000 по 2007 год, так что проблемы академии хорошо знакомы ему изнутри.  

Самая страшная из войн — на территории своей страны

— Борис Всеволодович, какая современная война казалась самой страшной?
— А красивых войн не бывает. Каждая страшна по-своему. Но тяжелее всего воспринимаешь войну на территории своей страны. Поэтому обе чеченские военные кампании дались нам очень тяжело. К счастью, с 2001 года активные боевые действия на территории Чечни не ведутся. Но случаются вылазки бандформирований, террористические акты. Собственно, работа военного врача всегда связана с риском.

Вспомним, например, трагические события 2 августа 2002 года. Тогда террористы взорвали госпиталь в Моздоке. Погибли более сотни человек, в том числе два сотрудника нашей академии. Еще шесть наших докторов получили ранения.

Я вылетал в Моздок в день трагедии. Увиденное напоминало сцены из фильмов ужасов. Даже за сотню метров от госпиталя деревья стояли голые. В августе! Вместо листьев на них висели клочья ваты от разлетевшихся на куски матрацев. От здания хирургического блока оставалась одна задняя стена, на которой висела, раскачиваясь на ветру, операционная лампа. И больше — ничего. Только гигантская воронка от взрыва. (Примечание редакции: новый госпиталь в Моздоке построен в другом месте, на территории аэродрома. А там, где находился уничтоженный взрывом, ныне стоит часовня.)

Два военно-полевых хирурга из ВМедА сумели выбраться из-под обломков здания, расположенного рядом с госпиталем, прооперировали друг друга (оба получили множественные ранения мягких тканей) и сразу же начали искать других раненых, оперировать их.

— Как же они смогли приступить к операциям, если еще находились под наркозом?
— Друг друга они оперировали под местной анестезией. Иного выхода у них не было. Назову фамилии этих докторов кафедры военно-полевой хирургии, выполнивших свой воинский и профессиональный долг: полковник Андрей Борисович Сингаевский и подполковник Анатолий Анатольевич Завражнов (он до сих пор трудится у нас). Оба награждены орденом Мужества. 

Представить город без зданий Военно-медицинской академии невозможно, тем более трудно представить в этих зданиях какую-то другую деятельность

Риск должен быть оправдан

— Каков был характер ранений наших воинов, оказавшихся в Чечне, в зоне боевых действий?
— Для каждого пострадавшего именно его ранение — основное, главное. А в целом соотношение различных видов ранений было таким же, как и во всех других войнах нашего времени.

Были боевые поражения — огнестрельные, осколочные. Не редкостью стали боевые травмы, не всегда связанные с применением оружия. Бывает, что от взрывной волны переворачиваются машины, и находящиеся в них люди могут получить серьезные травмы.

Бывали и случайные поражения, скажем, во время перезарядки личного оружия. Или кто-то мог пострадать во время маневрирования большого потока военной техники. Между прочим, в памятные годы освоения целинных земель, где было огромное количество техники, случаев травматизма насчитывалось даже больше, чем в Чечне.

Конечно, очень важно, чтобы на поле боя не посылали новобранцев, для которых война представляется игрой в казаки-разбойники. Вообще в идеале должна воевать только профессиональная армия, то есть люди, прошедшие армейскую школу, для которых юность уже позади. Возраст — это тоже важно. Ведь чувство самосохранения формируется к 25 — 26 годам. К сожалению, наша страна не может сразу и полностью перейти на контрактную основу в армии. Создание профессиональной армии в США обошлось в космическую сумму. Нам такое пока не по карману.

— Как помочь человеку, тяжело раненному на поле боя, в дальнейшем приспособиться к обычной жизни?
— Даже люди, каждый день видящие смерть, подсознательно рассчитывают, что беда не коснется их лично. Человек, получивший серьезную, калечащую травму в мирные дни, сначала в шоке. Затем постепенно начинается осмысление, причем многие впадают в необоснованный оптимизм. Но через некоторое время приходит отрезвление, пациент уже воспринимает ситуацию адекватно и начинает приспосабливаться к жизни с ограниченными физическими возможностями. С больными надо постоянно работать, внушать им, что, раз голова цела, они могут многое: изучать иностранные языки, заниматься электротехникой, компьютерами. Эти люди не должны остаться на обочине жизни.

Не каждый находит в себе силы бороться. К сожалению, кто-то начинает компенсировать физический недостаток спиртным. Все бывает. И особенно сложно адаптироваться молодым ребятам. Остается надеяться, что наше общество поддержит парней, прошедших Чечню, что эти ребята не останутся такими же непонятыми, как «афганцы».

— Вы сами прошли и первую, и вторую Чечню. Как вы можете охарактеризовать чеченцев?
— Нельзя на человека навешивать какие-либо ярлыки только из-за национальной принадлежности. Например, в том же госпитале в Моздоке работали, и очень хорошо, медсестры-чеченки. 

И все-таки особенности характера есть. Прочитал интереснейшую книгу полковника Ермолова, изданную в 1899 году. Она называется «Ингуши и чеченцы», и в ней дается объяснение особенностям психики чеченцев. В частности, в книге сказано, что чеченцы — «вольный горский народ, гипертрофированно гордящийся своим кланом и абсолютно не уважающий клан соседей. Они, то есть чеченцы, доброту воспринимают как слабость, а отсюда их линия поведения».

Сейчас чеченцам очень трудно. Успело вырасти целое поколение ребят, не обучавшихся в школе, зато участвовавших в войне. Представляете, ни одного класса образования, а автоматом умеют пользоваться.  И делается все возможное, чтобы вернуть таких молодых людей в нормальную жизнь. Их всячески привлекают к учебе. 

Научная библиотека академии хранит два миллиона книг, есть даже датированные XVIII веком

Первый пациент запоминается на всю жизнь

— Вы помните своего первого пациента?
— Да, это был молодой мужчина, лет двадцати пяти, с аппендицитом. Дело происходило 11 февраля 1966 года в Алма-Ате. Я тогда был студентом мединститута  и все свободное время пропадал в госпитале ветеранов. Мне поначалу доверяли только клизмы ставить, желудок промывать да ногти стричь. В общем, готовил больных к проведению хирургических вмешательств. Потом «повысили» до проведения осмотров больных и заполнения истории болезни. Но я-то мечтал оперировать, на операции приходил смотреть. И вот наступил главный день в моей жизни хирурга. 11 января в 4 утра поступил этот пациент с аппендицитом. Я, как положено, все подготовительные манипуляции сделал, иду будить дежурного хирурга. Мол, больной, нужно оперировать. А он: «Сам иди оперировать!» Я: «Да это ж я, студент еще». Отвечает: «Знаю, что студент. Иди оперируй». Что дальше было? Покатил больного на каталке в операционную, разбудил медсестру. У самого — мандраж: я ж до этого только ассистировал во время операций. А тут такая ответственность! Ничего не поделаешь: делаем операцию вдвоем с медсестрой. После того как все закончилось, я — уставший, испуганный, поворачиваю голову назад и вижу того дежурного хирурга. Оказывается, он тихонько зашел в операционную и все время стоял возле меня, контролировал. Он сказал: «Молодец, все сделал правильно. Из тебя выйдет хороший хирург». И в это время за окнами операционной — рассвет, солнце из-за горы выходит. В душе такое ликование, какое редко потом доводилось испытывать. 

Лет десять еще прошло, прежде чем страх исчез… Кстати, очень важно, чтоб в коллективе проводились клинические разборы. Чтобы врачи откровенно обсуждали малейшие ошибки друг друга. 

— Вы учились в Алма-Ате. В этом городе вы и родились?
— Нет, родился в Запорожье. Потом отца (он у меня был строителем) перевели в Минск. Я там закончил первый класс. Затем партия сказала, что нужно осваивать целинные земли. Весь строительный трест посадили в эшелон и отправили в Северный Казахстан. Поселили нас в подвале: сам трест как организация наверху, а жилье — в подвале. Помню, как воду в подвал тот носили. За 150 метров тяжеленные ведра с водой стоимостью 4 копейки ведро. И за воду тогда платили! 

В 1957 году отца направили на работу в Алма-Ату. Там я пошел в 5-й класс и в первый же школьный день познакомился со своей одноклассницей Таней, которая в дальнейшем стала моей женой. Мы полвека вместе. Татьяна — врач-педиатр.

Научную школу не создашь за один день

— ВМедА всегда пользовалась особой популярностью у горожан. Очень многие хотели и хотят лечиться именно в клиниках академии…
— У нас профессионалы высокого класса, у нас научные школы с богатой историей, у нас преемственность поколений. Здесь дух академии, здесь история отечественной медицины, отсюда истоки женского медицинского образования в России, здесь начинались российские акушерство и гинекология. Вообще очень многое со словами «впервые в России», «впервые в мире» связано именно с ВМедА. Российское государство пережило две мировые войны, две отечественные и несчетное число вооруженных конфликтов. Но никто никогда при этом не покушался на академию, такое и помыслить не могли — чтоб ее выселить за 32 километра от города. 

Замечу: мы смогли оснастить свои клиники самым современным оборудованием, провести ремонтные работы. Нам в 2005 году на эти цели выделили порядка 10 миллиардов рублей. 

Такого количества современной аппаратуры, как у нас, смею заверить, нет ни в одной клинике мира! А ремонт какой грандиозный проведен: все кровли отремонтированы, все системы коммуникаций заменены (общей протяженностью более сотни километров). Дополнительно построены три резервные подстанции. Теперь это все кому перейдет? Да и каждое наше здание изначально строилось с учетом всех функций академии: и учебной, и лечебной, и научно-исследовательской. 

— Ваши предложения по поводу будущего ВМедА?
— Наша инициативная группа сейчас составляет обращение к Верховному главнокомандующему, где все это будет указано. Наше контрпредложение обойдется в сумму, в сотни раз меньшую, чем переезд в Горскую. Здание строящейся гостиницы Минобороны на улице Лебедева перепрофилировать на общежитие для слушателей и курсантов (тогда дорога до места учебы составит не более 500 метров). А на месте старого здания общежития и гаражей (ныне пустующих) возвести новый клинический корпус, в который мы смогли бы перевести кафедры академии, расположенные в городских стационарах. В том числе кафедру в больнице имени Боткина, которую также переводят из центра города. А вообще — что это за мода выводить все больницы из центра за город? Это же означает оставить жителей центра без медицинской помощи. Знаете, что в свое время спасло от перевода  на выселки детскую больницу имени Раухфуса? Дочь одного высокопоставленного лица попала в аварию в центре города, и оказалось: с медпомощью в центре города у нас очень проблемно. Тогда больницу решили оставить на прежнем месте, сделав полный ее ремонт. А ведь хотели на ее месте гостиницу открывать.

— Может быть, кто-то посчитал, что ВМедА не нужна городу?
— Да у нас десятки тысяч горожан лечатся! И по «скорой» принимаем, и 600 коек (из 3000) у нас на пациентов, лечащихся в рамках ОМС, выделено. И теперь куда горожан посылать? Глупость неимоверная. Видимо, авторы проекта переселения в Горскую считают, что все горожане у нас на личных авто катаются. Тогда как нынешняя ВМедА расположена действительно очень грамотно — и в центре города, и в центре транспортных развязок. Мы, к слову, вносили предложение, чтоб и водный путь для доставки больных был. «Скорая помощь» на воде — на специальных катерах. 

И академии горожане — очень нужны. Для обучения будущих врачей нам необходимо много больных с различной патологией. Только тогда мы сможем за 7 лет первичного обучения дать военному врачу необходимые навыки, чтобы в дальнейшем он мог работать и в экстремальных условиях. С малым количеством пациентов будет более низкое качество подготовки. Недаром при мединститутах открывали большие клиники. Так давайте не будем разрушать то, что создано, и очень продуманно, за века!

В общем, считаю (и многие сотрудники ВМедА разделяют эту точку зрения), что решение о перебазировании в Горскую — непродуманное, скоропалительное, непрофессиональное.

Еще: давайте не забудем, что выселять нас собираются на территорию аэродрома — исторического аэродрома, летчики которого защищали Ленинград от немцев, и отсюда вылетали экипажи на бомбардировку Берлина. Да, история обратного хода не имеет, но нужно уметь поклониться «историческим камням». 

На здании аэроклуба есть мемориальная доска, на которой перечислены имена 30 летчиков с этого аэродрома, получивших звание Героя Советского Союза. Эти героические страницы истории — тоже на выброс?

Справка ВП 

• 35 военных нейрохирургов оказывали медицинскую помощь на Северном Кавказе. За время боевых действий в Чечне погибли 23 военных врача. 
• В Военно-медицинской академии преподают более трехсот докторов и тысячи кандидатов медицинских наук. Ежегодно в стенах академии защищается около 50 докторских и 150 — 170 кандидатских диссертаций. 
• Клиники ВМедА могут одновременно принять 3000 больных. За год здесь проходят курс стационарного лечения более 60 тысяч пациентов, еще примерно 180 тысяч получают консультации амбулаторно.