Борис Пинхасович: На гонорары не жалуюсь
Молодой вокалист Михайловского театра получил гран-при конкурса Галины Вишневской
Борис Пинхасович считается восходящей звездой петербургской вокальной школы. Красивый, золотоволосый, голубоглазый, обладающий великолепным баритоном с неповторимым, легко узнаваемым тембром, артистическими способностями, он быстро стал популярным, хотя работает на сцене Михайловского театра всего лишь год.
— Борис, скажите, вам все равно, что петь, или есть какие-то пристрастия? Я так спрашиваю потому, что часто приходится слышать от солистов: не важно, что звучит, важно, что это пою (играю) Я!
— На мой взгляд, не существует интересной или неинтересной музыки. Разумеется, здесь я имею в виду музыкальные произведения разных стилей, эпох, направлений, жанров, составляющие золотой фонд музыкального наследия. Соответственно, понятие «неинтересности» может быть сформулировано только по отношению к тем произведениям, которые уж на самом деле не представляют большой художественной ценности. Я имею в виду скорее творчество современных композиторов, поскольку в стремлении создать нечто совершенно новое и доселе неизвестное в плане гармонии, а вернее ее отсутствия, ритмов и т. д., напрочь пропадает самое главное, что должно волновать и трогать душу, — наличие простой и красивой, душевно глубокой и совершенной мелодии. Именно поэтому мне не все равно, что петь! В частности, могу сказать, что в душе я скорее вагнерианец, чем белькантист.
— Слышал, что Галина Вишневская и ваш нынешний педагог Ирина Богачева никогда не были единомышленницами. Не боитесь стать заложником этого конфликта?
— Я ничего не знаю о конфликте двух великих певиц. Видимое же снаружи, их человеческое отношение друг к другу, добрые глаза и открытые души говорят о том, что это как раз единомышленницы.
— Скажите, а как живется оперным солистам в условиях всемирного кризиса? Гонорары не сильно упали?
— Я первый год только работаю в Михайловском театре, поэтому мне неизвестны планки гонораров и их кризис. То, что я имею, стараюсь отрабатывать сполна и не жалуюсь…
— Вы испытываете какие-то трудности, если зал полупустой или наполнен случайной публикой?
— Это не трудность, когда зал неполный, — это налет некоего разочарования в конкретном моменте времени, но он сразу проходит, и ты творишь и отдаешься тем людям, которые наполнили зал в тот или иной вечер. Но вот когда публика бывает случайной или, как говорят, проходящей, зашедшей так, время провести, это печально. Поскольку не всегда такая публика может оценить исполнение по достоинству, а может быть и наоборот. В основном, к великой печали, действует известный принцип: хлеба и зрелищ. И зачастую взятая ором верхняя нота — для кого-то повод орать «браво» и самая яркая точка концерта.
— Многие дирижеры и певцы не любят современной режиссуры, когда, к примеру, зритель, придя на «Волшебную флейту», обнаруживает, что Царица ночи оказывается руководителем крупной американской корпорации и выезжает на сцену на «Бентли», а принц Тамино — рядовым клерком, а на сцену выползает на четвереньках в неглиже. Вы к этому относитесь спокойно?
— Это отвратительно! Это позор и владычество сатаны в святом храме искусства...
— Значит, вы убежденный сторонник так называемого нафталина?
— Нет, я сторонник замечательных классических постановок наших великих режиссеров-музыкантов: Покровского, Темирканова, Гаудасинского и многих других. Такие постановки должны обязательно оставаться в репертуаре театров как золотые образцы. И поверьте, петербургская публика любит такие постановки и чтит их.
— Борис, а вам хватает времени на семейную жизнь? Есть ли у вас какие-то хобби, от которых вы не в силах отказаться даже из-за работы?
— Семья — моя жизнь, она неразлучна со мной. Поэтому времени хватает, но работа, вернее музыка, — первое и самое главное. А поскольку семья и любовь — это самая красивая и глубинная музыка для меня, то мы вместе, и все проходит в гармонии... А хобби как таковых нет, люблю природу, общение с ней, но это не хобби, скорее потребность...
