«Быть зрителем — великое счастье и несчастье»

В гостях у Балтийской медиа-группы побывал знаменитый режиссер Роман Виктюк

Говорить с Романом Григорьевичем — это всегда особый опыт, не похожий ни на какое другое общение. На каждый свой вопрос ты получаешь монолог, материалом для которого служит какой-нибудь случай из долгой и многообразной жизни режиссера. Потом туда приплетаются другие воспоминания… Виктюк вскакивает, ходит вокруг, показывает действующих лиц, восклицает — и становится ясно, что твой вопрос стал поводом не для ответа — для нового, талантливо срежиссированного моноспектакля, который никогда не будет записан в послужной список режиссера.

Премьера. Я подхожу к МХАТу и вижу афишу: «К 50-летию образования СССР. «Украденное счастье». А вечером на премьеру приезжает Политбюро. Это страшнее всего. Позвали Ефремова. Он приходит, играет желваками. Я ему говорю: «Это не я, это вы афишу утвердили». Он говорит: «Ох, б… ты нас всех в Сибирь отправишь». Да… Так что в театр я буду приходить просто как человек.

В Петербург Роман Виктюк приехал на фестиваль «Балтийский дом», который проходил с 4 по 15 октября. Он не показывает никакого спектакля — его пригласили как почетного гостя. Мне в Балтийском медиа-центре довелось с ним пообщаться чуть больше на правах модератора — пригласили вести встречу режиссера с журналистами.

Виктюк меня называл вредным и возмущался, как это я не знаю блюдо «гефилте фиш» (я это блюдо знаю, но он не верил). Но рассказывал, кажется, с удовольствием. Получилось, правда, не интервью, а сборник моноспектаклей с моими ремарками.

Про Кличко

— А что вы будете делать в роли почетного гостя? Просто смотреть постановки как зритель?
— Да. Это великое счастье и одновременно — великое несчастье.

— Почему?
— Потому что ты предчувствуешь и хочешь увидеть одно. А иногда получается по-другому. Нужно быть готовым к такому… как Кличко, украинец, который выиграл-таки у русских! Знаете, как сейчас вся Украина ликует? А он еще хочет быть президентом. Он и драку, по-моему, устроил, чтобы выиграть именно у Москвы. Украина если на что решилась… Всю энергетику, которая там зреет, он аккумулировал в себе и сказал миру таким образом: «Украина будет в Европе!»

— Это уж вы в серьезную геополитику пошли…
— Гео? Это разве геополитика? Никакую землю Кличко ни у кого не забирает.

— Хорошо, тогда просто политика. Но я-то хотел про театр спросить. Кого вы ожидаете увидеть на «Балтийском доме»?
— Я очень жду Някрошюса, которого я знаю еще с периода своей работы в Вильнюсе, в начале своей карьеры. Его «Божественную комедию» я видел еще в самом начале. Тогда спектакль шел шесть часов. Сейчас уже всего четыре.

Я единственный иностранец, между прочим, кто в Литве ставил спектакли в их национальных театрах. Единственный! Больше они никого никогда к себе не допускали. Если кто видел «Отелло» — замечательный Владас Багдонас — так вот он первую роль играл в моем спектакле.

И не только он был у меня. Еще главный режиссер Театра Вахтангова, Римас Туминас, который привозит в «Балтийский дом» своего «Онегина». Я там же, в Литве, репетировал и назначил его на главную роль. Ему было совсем мало лет, он осторожничал. Я пытался его как-то расшебуршить — это было бесполезно. Сказал ему тогда: «У тебя такой аналитический ум! Иди в режиссеры!» И он пошел. До сих пор меня благодарит.

Программа фестиваля большая, любопытная, играют замечательные артисты. 

Про газеты

Вот шестого числа был спектакль «Ты, я» по Илье Члаки — очень хорошо играют… Но пьеса для меня вторична, потому что я первый ставил и Вампилова, и Рощина, и Петрушевскую. Это нельзя было ставить — а я ставил и за это получал. Раны до сих пор. За мою постановку «Уроков музыки» Петрушевской закрыли грандиозный Университетский театр, который начинал Ролан Быков. Мы репетировали пьесу, препарирующую систему, в ста метрах от кремлевской стены. Тут была нужна смелость. Попасть на спектакль тоже было нельзя. Конная милиция… Все лучшие ребята — Андрюша Миронов, Михаил Ефремов — писали сначала ректору университета. Потом Брежневу коллективное письмо. Ответа не было.

Вызвала меня начальница горкома по культуре. Такая здоровая женщина с украинской фамилией, в сапогах… Я пошел к ней один. Вошел в кабинет — с улыбкой. Понимаешь? Как ребенок. Будто бы ничего не понимаю. Ну что я буду изображать власть!

Лицо у нее нехорошее. Она сказала: «Сядьте!» Я быстро сел на краешек стула, так, чтоб дверь из виду не терять. Думаю: как только она тебе сделает «епс» — тут сразу удирай… Напрасно смеешься, это был нерадостный момент.

Гляжу — перед ней лежат газеты. «Правда», «Комсомолка», «Известия». Все там писали, что я произвел настоящее открытие. Великие тексты!

Думаю: чего же мне бояться? Когда она мне стала говорить: «Как вы посмели?» — я говорю: «А вы читали нашу прессу?»

«Да!»

«Все прочитали?»

«Да!»

«А пьесу читали, спектакль смотрели?»

«Не читала, не смотрела и не буду! Я и так все знаю».

Я говорю: «Ну так скажите мне! Наша пьеса подкупна?»

Она встала в своих сапогах, наклонилась надо мной и сказала: «Да!!!»

Я сказал: «До свидания». Так и не могу ответить на вопрос: «За что?» Театр все равно закрыли… Ты думаешь, я страдал? Нет! Я ушел и хохотал. У меня выключились все драматические ноты. Только тем и можно было спастись.

Про украденное счастье

— Я ведь ставил во всех театрах, которые обслуживали систему. Это и МХАТ, и Моссовет, и Вахтанговский. Звонит мне Олег Николаевич Ефремов и говорит: «Приближается 50 лет со дня основания СССР. Не знаю, что ставить. Подумай, через два месяца мне скажешь». Я говорю: «Зачем мне два месяца? Я сейчас скажу — «Украденное счастье» Франко».

Он говорит: «Это тот испанец?» Тут он меня озадачил… Что ты все смеешься, я тебе правду рассказываю! В общем, он сказал: «Это ставь». (Иван Франко — украинский писатель и драматург. — Прим. ред.)

Премьера. Я подхожу к МХАТу и вижу афишу: «К 50-летию образования СССР. «Украденное счастье». А вечером на премьеру приезжает Политбюро. Это страшнее всего.

Позвали Ефремова. Он приходит, играет желваками. Я ему говорю: «Это не я, это вы афишу утвердили». Он говорит: «Ох, б… ты нас всех в Сибирь отправишь».

Да… Так что в театр я буду приходить просто как человек.

— Будете в антракте делиться мнением со зрителями?
— Ну конечно! Петербуржцы — моя любимая публика! Самая культурная и высокодуховная.

— В последнее время в Петербурге очень по-разному...
— Ну вот представь себе реки! У них есть могучий механизм самоочищения. Глубина поднимается наверх, и вся эта муть верхняя исчезает. Нужно в это верить, а не видеть наверху плывущие экскременты. Раньше была цензура. Сейчас Мединский говорит, что цензуры нет. Есть власть тех, у кого капитал, кто заказывает искусство по своему вкусу… Но Нева рано или поздно очистит сама себя.

P. S. После фестиваля «Балтийский дом» Роман Виктюк обещал приехать — уже не с пустыми руками, а с новой постановкой.

«Мы готовим сейчас спектакль по американской пьесе «Несравненная». 4 ноября сыграем премьеру в Москве, а потом сразу привезем в Петербург.

Героиню зовут Флоренс Фостер Дженкинс. Это была самая плохая певица в мире. У нее не было ни голоса, ни ритма. Она не попадала ни в одну ноту. Над ней смеялись, пресса ее уничтожала. А великий Карузо говорил, что в ней есть священный огонь. Она выступила в 1944-м в главном зале мира — в «Карнеги-холле». Собрала аншлаг. Хохот стоял безумный. Но она пела. Через месяц она умерла — счастливой».