«Что же делать, если жизнь такая страшная?»

В Центре искусства и музыки библиотеки Маяковского (Невский, 20) открыта выставка «Балабанов. Перекрестки»

Ротонда бывшей церкви превращена в нечто среднее между съемочной площадкой, квартирой и сумасшедшим домом — кажется, очень балабановское сочетание. Посередине, на огромной металлической конструкции, какие используются на съемках, растянуто белое полотнище: на нем сиамские близнецы из «Про уродов и людей». Под ним — письменный стол режиссера. Его окружает как бы еще одна ротонда в ротонде. Здесь на стенах развешаны страницы из дневника Алексея Балабанова 80-х годов (почерк не везде внятен). На полочках разложены книги: Сенека, Булгаков, Желязны, Беккет, Стругацкие, Лесков, Набоков, Фолкнер... На всякий случай к книгам приложена карта-схема, объясняющая всевозможные влияния и цитаты у Балабанова и у писателей. Перекрестки.

Выставка продлится по 10 мая (за исключением праздничных дней)

Если обойти внутреннюю ротонду, то можно увидеть: на стену проецируются немые кадры старой ленинградской кинохроники. Медленно катится куда-то трамвай по раздолбанным рельсам. Роятся люди. Снова перекрестки. Зрелище и звук поверх облупленной изогнутой стены — завораживают.

Если же все-таки оторваться от созерцания, то можно увидеть вокруг себя множество картин: они развешаны по всему кругу ротонды и обозначают, как и указывают создатели выставки, «ближний круг» — это работы друзей Балабанова. Стоит присмотреться к табличкам под картинами. Тут можно увидеть и имя жены Алексея Балабанова и его постоянного художника по костюмам Надежды Васильевой, и погибшего в Кармадоне вместе с Сергеем Бодровым-младшим художника Владимира Карташова, и друзей юности Насти Полевой и Вячеслава Бутусова, и священника отца Рафаила, который раньше, в миру, был художником-авангардистом Сергеем Симаковым... Перекрестки.

Отец Рафаил

— Мы с Алексеем познакомились в трагический для нас обоих момент жизни, — рассказал сам отец Рафаил, который тоже посетил открытие выставки. — Снимали на «Мосфильме» кино про мой храм Михаила Архангела под Угличем. Надо было помогать со сценарием. Накопилось много материала. И тут, в 2004 году, у меня умерла жена. Я думаю: куда девать материалы? А нам с женой нравились фильмы Алексея Балабанова. И я у артиста Андрюши Мерзликина, с которым был знаком, попросил телефон Балабанова. Осмелился позвонить. Хотел предложить свой сценарий — про Олимпиаду, про смерть Высоцкого, про Афганистан и про московских художников-авангардистов. Он сказал, что занят, заканчивает один фильм, начинает другой... И он мне все про себя по телефону стал рассказывать. Полтора года потом мы с ним разговаривали по телефону. Так получилось, что я занял какое-то место в его жизни, когда он много людей потерял. Господь послал нам друг друга. Для меня ведь это тоже была трагическая ситуация. Он очень просил меня посмотреть «Груз 200». «Мне не больно» я посмотрел сам. А дальше он приехал ко мне в Углич снимать «Морфий». Мы там с ним впервые встретились, каждую сцену обсудили. Так что он меня считает соавтором. Потом мы с ним работали над «Я тоже хочу» и тоже обсуждали многое. Вот так потихоньку мы и общались. Мы очень сильно с ним похожи. Я сейчас смотрю на страницы из его дневников 80-х — оказывается, мы с ним, не будучи знакомы, ходили на одни и те же новые фильмы. И реакция у нас была практически одинаковая. Взгляд у нас был похож. Я примерно так же работал над картинами, как он над фильмами.

— Балабанова можно назвать христианским художником? Он ведь бывает настолько страшным, что...

— Ну а что? Русский православный человек. Это у него художество страшное. Но оно не так страшно, как то, что в жизни происходит. Это образы, которые исполняют люди. Никто не умирает, творят потом дальше. Что же делать, если жизнь такая страшная? Вот Босх тоже был христианский художник.

— Почему «Перекрестки» — объяснить очень просто, — говорит художница Полина Заславская, куратор выставки. — Мы говорим тут о связях. Связях Алексея Октябриновича с литературой, с близким кругом друзей и со своим временем. И одновременно — о границах. Для Балабанова существенны были пограничные состояния, существование на грани.

Эскиз к альбому «Разлука»