Доброе ли дело заколоть своего ближнего?

Вышла книга историка и литератора Якова Гордина «Русская дуэль. Философия, идеология, практика». Это не премьера: книга вышла впервые в 1996 году под названием «Дуэль и дуэлянты», в 2000 году была переиздана. Но в третьем издании сменила не только свое название: по сути дела, это новая, значительно расширенная версия текста

Сочинение выросло почти в полтора раза. В книгу были добавлены новые документы из Российского государственного военно-исторического архива: например, два военно-судебных дела о лермонтовских дуэлях и о дуэли Пушкина с Дантесом. Появились редчайшие иллюстрации на мелованной бумаге: например, инструкция по поединкам на холодном оружии.

О других изменениях в книге, о работе над ней и о своих размышлениях о русской дуэли рассказал нам сам Яков Аркадьевич.

После оскорблений в печати журналисты дрались на дуэлях

— Впервые я стал заниматься дуэльной проблематикой в связи с Пушкиным. В конце 70-х я начал собирать материалы для своей книги «Право на поединок» о судьбе Пушкина и декабристов. Там было несколько дуэльных глав. Понятно, какую роль дуэль — не только как поступок, но и как идея — сыграла в жизни Пушкина. Поэтому пришлось заняться историей дуэли, чтобы понять, какое место она вообще занимала в жизни русского дворянина.

К тому времени единственным фундаментальным, хотя и очень сжатым, исследованием дуэли были страницы комментариев Юрия Лотмана к «Евгению Онегину» — блестящий, точный текст. Хотя некоторые расхождения у меня с Юрием Михайловичем есть. Он придавал, на мой взгляд, излишнее значение ритуальности дуэли, ее формализации. В принципе дуэль действительно должна была быть строгим ритуалом. Но, на мой взгляд, фактически она была чем-то более разнообразным, свободным и формализации не поддающимся. Правила дуэли были устной традицией, не очень даже определенной. На нее ориентировался и Пушкин, хотя относился он к этому делу достаточно свободно. Но за дуэльной литературой следил внимательно.

В библиотеке Пушкина есть французский труд по истории дуэли. Там описаны поединки по всему миру, вплоть до Африки... Довольно бредовое сочинение. Книга попала в Россию скорее всего контрабандным путем — потому что дуэль в России была категорически запрещена законом. Такую книгу вряд ли пропустила бы таможня.

Так вот, глава «Дуэль в России и Польше» из пушкинского экземпляра вырвана. Есть предположение, что это сделала цензура. У меня другая версия: когда Пушкин прочитал весь вздор, который там понаписан, он в ярости вырвал эту главу и выбросил ее.

Сам кодекс появился на бумаге как фиксированный свод правил достаточно поздно. После Июльской революции 1830 года во Франции сильно ослабла цензура. И журналисты принялись оскорблять друг друга в печати. Началась эпидемия «журналистских дуэлей» — в том числе и со смертельными исходами. Тогда обратились к авторитету — графу Шатовильяру — с просьбой упорядочить правила дуэли и изложить их на бумаге. Граф сделал это. И в приложении к книге я привожу этот первый разработанный дуэльный кодекс, вышедший в Париже в 1836 году. Так что тот, кто приобретет книгу, сможет, опираясь на кодекс, действовать в случае надобности именно так, как действовали в пушкинское время.

«А если он вас просверлит — кто будет в дураках?»

— Главный принцип дуэли — «это лишь средство защиты чести». Но вообще очень сложно сформулировать, что такое «честь». В Московском государстве все было понятно: честь — это твое место в иерархии, определяемое царем. И тогда никаких дуэлей быть не могло. При Петре I тоже дрались лишь европейцы-офицеры. Петр быстро понял, что дуэльная зараза может вкрасться и в ряды русского офицерства. Уже в 1714 году он издал антидуэльные законы, по которым наказывались повешением все участники — и секунданты, и дуэлянты — вне зависимости от обстоятельств.

Дуэльная практика в России появилась лишь в екатерининское время. Импульсом, очевидно, был «Манифест о вольности дворянства», где было исключено, например, телесное наказание дворянина. Когда дворянин стал неприкасаем, стало можно говорить о понятии чести. Так что же это такое? Мне кажется, это соотношение между самооценкой человека и отношением к нему окружающих. Если кто-то оценил тебя ниже, чем говорит твоя самооценка, — он задел твою честь. Восстановление чести не было связано с фактом победы или поражения. Важен был момент самого смертельного риска. Необязательно было даже проливать кровь: если противники промахнулись, то честь все равно восстановлена.

У Пушкина в «Капитанской дочке» поручик Иван Игнатьевич говорит Гринёву: «А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?» Поединок Швабрина и Гринёва у Пушкина в «Капитанской дочке» происходит как раз через десять лет после «Манифеста». В то время началась настоящая дуэльная эпидемия, которая носила «педагогический» характер. Многочисленными и жестокими дуэлями дворянство вырабатывало стиль поведения человека чести. И к александровскому времени уже выковался тот тип русского дворянина, который мы себе представляем. Это было лучшее время для дуэлянтов. Наказывались дуэли мягко: гауптвахтой или высылкой на Кавказ. Но на Кавказ и так многие офицеры стремились попасть.

Ощутить бытие перед лицом смерти

— Русская дуэль имела разные уровни. Имелась «низовая» дуэльная стихия, в которой участникам было часто наплевать на все кодексы. Можно было стреляться без секундантов — важно было себя проявить. Существовали дуэли, соответствующие правилам кодекса, но нарушающие главный принцип защиты чести. Выходили на дуэль по самым разным поводам.

Например, в гарнизонном батальоне крепости Азов два офицера поссорились за бильярдом, очевидно, будучи в некотором подпитии. Тут же схватились за сабли, выбежали за стены крепости и, как сказано в рапорте, «дрались и кричали «караул!». Комендант послал за ними несколько солдат — они их прогнали. Дрались, пока не были оба ранены. Тогда они прибежали к коменданту друг на друга жаловаться. Все это вышло наружу. Был написан рапорт императору Александру. Но выглядела ситуация настолько глупо, что никого по-настоящему не наказали. Командиру батальона был сделан высочайший выговор, а дуэлянтов подержали на гауптвахте.

Это и началось нелепо, и кончилось по-дурацки. А иногда абсолютно по вздорным поводам люди убивали друг друга. У меня есть примеры страшных, трагических ситуаций. Например, два морских офицера были в плавании. Один, Шелухин, сказал, что угля может не хватить. Другой, Грицко, ответил: мол, это не беда, можно идти под парусами, и вообще это не ваше дело. Произошла ссора, в результате которой Грицко сказал: «Вы, Шелухин, мужик». Это было ключевое слово. Грицко намекнул на социальное положение Шелухина. После этого дуэль была неизбежна. Они сошли на берег, стрелялись, и Шелухин был убит. Это пример дуэли ради защиты своего социального статуса.

Алексей Наумов. Дуэль Пушкина с Дантесом. 1885 год.

Есть и высший уровень дуэли: он подразумевает некий экзистенциальный даже опыт участников. Про экзистенциализм во время дуэлей никто, разумеется, не знал. Но сами идеи ведь вечно носятся в воздухе. И в психологии отечественного дворянства можно заметить элемент, важный для философов-экзистенциалистов. Тут речь о некоей «предельной» ситуации. Я пишу об этом в новом разделе книги, посвященном философии дуэли, — и даже ссылаюсь на такого философа, как Мартин Хайдеггер. Человек на дуэли оказывался перед лицом смерти. Но тем самым он имел возможность вырваться из быта. Ощутить бытие. Отсюда, например, и самоубийственное поведение Пушкина в молодости: несколько серьезных поединков, на которых он мог погибнуть. Тут дело не только в защите своего достоинства. Речь об идее свободы, чрезвычайно важной для Пушкина. Необязательно политической: свободы в гораздо более глубоком личном смысле. Дуэль в данном случае была не целью, а средством освобождения от низкого быта.