Двух голосов перекличка…
На пике царской поездки в Прибалтику был подписан военный пакт между двумя императрицами — русской и австрийской
Невзирая на все трудности долгого путешествия к морским берегам, Фике не жалела ни о самом вояже, ни о подсмотренных в дороге любопытных сценках. Яркое политическое событие впечатлило и поразило ее. Даже волнующее общество обер-гофмейстерины Марии Симоновны Чоглоковой, поминутно переживавшей из-за отсутствия своего горячо любимого супруга камергера Николая Наумовича (который отправился с ответственной миссией в Вену — официально, от лица государыни, известить кайзера Франца и кайзерин Марию Терезию о свадьбе престолонаследника Петра Феодоровича с великой княгиней Екатериной Алексеевной), не портило настроения озорной и подвижной принцессы.
Портреты императриц — Австрийской Марии Терезии (художник Мартин ван Майтенс, XVIII век, справа) и Всероссийской Елизаветы Петровны (художник Шарль Андре Ванлоо, 1760 год, слева).
В кружевах из пены, как всегда…
Эстонская столица — Ревель — изрядно понравилась любознательной Фике. Гостья с удовольствием любовалась ее своеобразными, неповторимыми красотами. Вероятно, тут повлияло некоторое сходство древнего форпоста с европейскими центрами, где Софии Фредерике довелось побывать еще до приезда в Россию. Шутка ли: когда-то, чуть не в X столетии, работящие и выносливые эсты возвели на ближайшей горе нехитрую, но прочную крепость. Ее так и нарекли — Тоомпеа (Вышгород). Затем у подножия живописного холма выросла торгово-ремесленная слобода — Нижний город. Русские соседи, впрочем, называли всю факторию Колыванью — в честь легендарного Калева, знаменитого героя угро-финских племенных эпосов.
Позднее, в начале XIII века, сюда нагрянули лихие датские мореходы. Они окрестили свое ценное портовое достояние Ревалом (Ревелем) — по окружающей местности Рявала. Эстонцы, однако, не согласились с топонимическими изысками, которые навязывали им потомки скандинавских викингов. Коренной люд выбрал собственное имя — Тааni linna (Датский город, или Таллин). Через сто с лишним лет, в 1346-м, край сменил хозяина: ex velocibus danis (проворные, или — воистину ничто не ново под Луной! — «велосипедные», даны, как окликали их в раннем Средневековье на просторах старушки Европы) выгодно продали эти земли тевтонским рыцарям, а рыцарские магистры в свой черед «по-братски» уступили обретенную территорию другим германцам — вождям Ливонского ордена.
Свирепые крестоносцы возвели на горе Тоомпеа неприступный каменный замок и постоянно налетали на беззащитных обывателей в Нижнем городе. Невеселая забава прекратилась только с распадом Ордена в разгар затяжной Ливонской войны. В 1561-м Ревель угодил в руки шведской короны. Правда, затем его дважды штурмовали русские рати. Да оба раза неудачно: расторопные шведы умело налаживали свою оборону. Раздумывая об этом, Екатерина грустно вздохнула: она прониклась новым патриотическим чувством, и любые сбои русского оружия искренне огорчали ее восприимчивое сердце.
Но печалиться по крупному счету было не о чем, ибо закончилось все благополучно. То, что не удалось Ивану Грозному, оказалось по плечу дедушке ее мужа (а значит, и ее — ее! — дедушке) — государю Петру Великому. В сентябре 1710 года упрямый Ревель распахнул широкие двери, и члены городского магистрата вкупе с представителями немецко-шведского дворянства — все эти высокомерные, степенные, надутые господа, сановники и бароны — склонились перед Петром в робких, почтительных позах. Склонились, вручив ему символические ключи от старинной эстляндской столицы. А в ответ на это великодушный победитель сохранил за ними все самоуправленческие льготы по привычным нормам Гамбургского права…
«Ладанки, карты, флаконы и свечи…» Игральная колода. XVIII столетие
Эван, эвое! Дайте чаши!
Летом 1746-го здесь опять вершились судьбы мира — вновь закладывались зерна будущих кровопролитных европейских браней. Русско-австрийский договор об антипрусском союзе, утвержденный Елизаветой Петровной на ревельской вилле Екатеринентале, как бы расставил точки над «i», перевернув особую страницу в истории всего Старого Света. Один из создателей сего порядка — кайзеровский посол Иоганн фон Бретлах проявлял чудеса дипломатической активности. Вальяжный и надменный, лениво, нехотя кивавший на приветствия елизаветинских царедворцев, он чуть не круглосуточно беседовал о делах с канцлером Алексеем Бестужевым-Рюминым, а к вечеру всенепременно и от души напивался с ним наедине, в палатке, куда подобострастные лакеи доставляли пару-тройку увесистых подносов с хмельным и съестным…
Алексея Петровича убеждать не приходилось: ярый, до исступления, любитель бутылки и стакана, он с младых ногтей потреблял немереное количество веселящих жидкостей. Еще в далекую петровскую пору, служа скромным резидентом в Копенгагене, будущий сверхвлиятельный вельможа открыл могучее средство для эффективного опохмелья и «сброса» утренних головных болей — «капли датского короля». Нездоровье как рукой снимало! Формулу сей магической смеси (причудливого коктейля из нашатыря, анисовки, укропной воды и лакричной эссенции), а равно и имя одаренного изобретателя благоговейно произносили поклонники зеленого змия при всех европейских дворах.
К зрелым годам, понятно, и порочная страсть превратилась в болезнь, и спасительное лекарство требовалось чаще и в солидных дозах. Поэтому добрый знакомец канцлера барон Бретлах мог легко и спокойно доводить до визави нужную точку зрения, обеспечивая коренные интересы своей строгой и требовательной кайзерин. Посланник, кроме того, пользовался покровительством гостеприимной русской монархини и не единожды обедал и ужинал в избранной компании Елизаветы Петровны.
Светлая горница — моя пещера…
Никакая политика не могла отвлечь милых дам и обаятельных кавалеров от отрадных повседневных забот. А они четко распределялись по пунктам — карты, интриги, трапезы и балы-маскарады-карнавалы. Но пожалуй, хитрые подвохи пронизывали все без изъятия хлопоты и развлечения. Многие сразу уловили, что в Ревеле разгорелся неприкрытый конфликт между княжеским семейством Репниных, чей глава Василий Никитич был воспитателем наследника-цесаревича, и Марией Чоглоковой, надзиравшей за нравственным обликом его благородной супруги.
«Я здесь, на сих скалах…» Ревельский (таллинский) Вышгород со средневековым немецким замком.
Генерал-поручик Репнин, упрочивая свои позиции, завязал дружбу с графом Петром Шуваловым, а Мария Симоновна оперлась, естественно, на мощное плечо канцлера Бестужева-Рюмина. Уже по причине столь богатого кадрового расклада острая интрига обещала массу занятного, любопытного и перспективного. Василий Никитич и Мария Ивановна не теряли времени понапрасну. Они надоумили Фике откровенно переговорить с двумя близкими к императрице статс-дамами — Маврой Шуваловой и Анастасией Измайловой, посетовав им на поведение докучливой обер-гофмейстерины.
Катя не успела сделать подобный выпад. Изумительно осведомленная обо всех дрязгах и каверзах Мавра Егоровна («маленькая графиня Шувалова — подлинное воплощение болтливости») никогда не ждала счастливого момента — она сама мастерски находила его. Усевшись рядом с Фике за карточным столиком и блестяще используя свой артистично-иронический дар, госпожа Шувалова выставила Марию Симоновну в таком издевательском виде, что та мгновенно стала всеобщим посмешищем. Неутомимая проказница не поленилась донести свою правду и до ушей обожаемой монархини.
Елизавета нахмурилась, и Чоглоковой досталось на орехи. Во всяком случае сия опекунша резко понизила тон и начала разговаривать с Фике мягким и доверительным полушепотом. А вскоре передала ей щедрый царский презент — три тысячи рублей для игры в «фараон». Придворные дамы, разъяснила благодетельница, позвякивая мешочком с монетами, заметили, что вашему высочеству часто не хватает денег, и сообщили об этом всемилостивейшей государыне…
