Эдита Пьеха: Петербург — слишком большая симфония, ее в эстрадной программе не отразить

Эдита Станиславовна не скрывает, что 31 июля минувшим летом ей исполнилось 78

В таком возрасте мало кто выступает («разве что неподражаемый Владимир Михайлович Зельдин», — смеется), но ей рано жить воспоминаниями, она любит жить, любить петь, обожает своих зрителей.

Как не поговорить с народной артисткой СССР ее старому другу — журналисту Садчикову о городе, в котором она родилась как певица, как актриса…

— Эдита Станислововна, при каких обстоятельствах вы осознали  уникальность Петербурга?
— Это случилось, когда я в 1955 году провинциальной девчонкой оказалась здесь, и как очарованная бродила по Невскому, по площадям, улочкам, мостам, искренне удивляясь, что это — наяву. Никогда в моей жизни не было встречи с таким большим и красивым городом. Фактически в этом году юбилей — 60 лет назад я впервые приехала в Ленинград на учебу. Многие почему-то считают, что я приехала из Франции, чуть ли не из Парижа, а это был судетский городок на юго-западе Польши. Перед этим был в моей жизни маленький шахтерский городок на севере Франции. Париж появился много позже, когда я уже артисткой стала.

Я приехала учиться, мне было всего 18. Я очень плохо знала русский язык и страстно старалась побыстрей его выучить. Во время белых ночей я засиживалась в читалке, чтобы со словарем переводить «Капитал» Карла Маркса, изучая политэкономию капитализма. Так что проза и тяжелые условия учебы накладывали особые условия вхождения в этот город, но они не имеют отношения к моей очарованности этим городом. Жила я тогда в общежитии университета на Мытнинской набережной, это у моста Строителей, сейчас он наживается Биржевой. Как раз в 1955 году выдалась лютая зима. Через скрипучий, тогда деревянный, мост Строителей мы перебирались на Менделеевскую улицу в университет, в драповых пальтишках, в жуткий мороз. На всю жизнь запомнилось.

— В конце мая Законодательное собрание Петербурга обычно выбирает новых почетных граждан города. Раньше называли двух-трех, затем — дного, а в прошлом и нынешнем году вообще никого! Неужто не сыскать достойных?
— Достойные должны выбирать достойных. То я есть я — за референдум. А выбирают чиновники. В этом некое противоречие. Меня же прокатывали трижды, и даже письма народа, даже петиции в мою защиту не помогли. А если, как вы говорите, вообще не назвали достойных, значит, что-то всерьез неладно в этой системе.

— Если бы сто лет спустя после нашего разговора вы вернулись в Петербург, каким хотели бы его увидеть?
— Таким, какой он есть, — с любовью сбереженным для потомков. Нам есть что сберечь — красоту мостов, Летний сад, дворцы, соборы. Хотелось бы буквально все увидеть сбереженным и ухоженным.

— Был ли такой момент, когда Петербург на вас давил, сковывал, испытывал на прочность? 
— Да ну, как это так! Не было такого, чтобы у меня здесь что-то не ладилось. Город я воспела в нескольких своих песнях, и он для меня — неприступная красота и гордость. Когда меня спрашивают о самых красивых и достойных городах на земле, то всегда радуюсь возможности назвать самым-самым Петербург.

— Напомните, пожалуйста, несколько ваших песен во славу Петербурга…
— «Люблю я всей душой красивый город мой, с туманами и криком чаек над Невой…», «Ночь плывет над Невой, только мне не до сна», «Санкт-Петербург, для меня ты остался столицей, ты любовь моя, жизнь и судьба…» 

— Говорят, однажды вы взялись за целую программу о нашем городе, но что-то не получилось…
— Нет, не было такого. Слишком трудная задача. Архитектором надо быть, чтобы сольному артисту такую программу про наш город создать. Петербург — слишком большая симфония, ее в эстрадной программе не отразить.

— Какие две-три городские проблемы вам лично не дают спокойно жить и спать?
— С тех пор, как я поселилась за городом, сплю хорошо. В городе бываю редко, и даже питерские пробки представляются мне несерьезной проблемой по сравнению к московскими.

— Какие особенные места в Петербурге вы показываете своим друзьям, гостям? 
— Стрелка Васильевского острова, откуда Эрмитаж как на ладони. Оттуда виден и Исаакиевский собор. Показываю все те места, что связаны у меня с первым моим периодом пребывания в Петербурге. Люблю показывать Летний сад, у меня как-то был период увлечения бегом трусцой, и я по пять раз на дню все его скамейки огибала.

— Как вам нынешний Петербург по сравнению с тем, каким он был десять, двадцать, тридцать и более лет назад? 
— Центр у нас остается центром, историческим, знаменитым, слава Богу, все более и более ухоженным. А вокруг Петербурга выстроился другой Петербург — новостроек. Этот город активно меняется, но я его плохо знаю.

— Нет ли в этом некого патриотического преувеличения, когда мы называем Петербург самым красивым городом на земле?
— В любви всегда есть преувеличение. И патриоты нашего города всегда будут называть его именно таким. Но не только для нас, но и для всего мира крайне важно, что у Петербурга красота не выхолощенная, не только внешняя. В Париже я рассказывала французам историю 900 дней блокадных, и она потрясала своей мужественностью и красотой, силой духа. Наш город заслужил право стать лучшим в мире не только в плане внешних красот, но и в том, что сделали ленинградцы и петербуржцы для всего человечества. Я вросла уже, как камень, в этот город, мне преувеличивать уже поздно. Я ни за что и никогда не поменяю его на другой город.

— Кого из ныне живущих земляков вы оцениваете с восхищением?
— Достойных людей немало: Пиотровский, Термирканов, Гергиев… Эстрада у нас сейчас, к сожалению, слаба. Времена Шульженко и Утесова прошли.

— Были ли такие моменты, когда вы хотели уехать из Петербурга?
— Да нет, что вы! Для меня Петербург — как Северный полюс. Точка моего притяжения на Земле. И я здесь прописалась. Дальше мне отсюда уже некуда. В молодости Сан Санычу Броневицкому, моему мужу, руководителю ансамбля «Дружба», предлагали переехать в Москву, и хоть предложение звучало заманчиво, я была против категорически, и Сан-Саныч прислушался… Дважды выступала в Париже (37 дней и 47 дней подряд ), но я не осталась бы там жить ни за что. Красивейший город Париж, но все равно Ленинград мне дороже — с его белыми ночами, романтикой, со своими тайнами, своей историей. 

— Что вы лично сделали для Петербурга? 
— Я ничего не могла сделать кроме того, что спела не одну песню о моем городе. Выступая в разных странах, я еще и все время рассказывала про то, какой у нас замечательный город. Помню, в Западном Берлине подошел ко мне пожилой немец: «Я участник Первой мировой войны, я знаю Санкт-Петербург, бывал там. А вот Ленинграда не знаю, но спасибо, что просветили! И все  же спойте мне про старый Санкт-Петербург…»

Уж лет тридцать назад я завела традицию – свой день рождения отмечать в родном городе, вместе со зрителями, в любимом зале «Октябрьский». Это тоже мой подарок — моему городу, его зрителям, что едут 31 июля за семь морей на концерт Пьехи.

— А что Петербург сделал для вас?
— Пою и говорю про него: ты — любовь моя, жизнь и судьба. Я влюбилась в него, покорилась его красоте, здесь обрела профессию артистки, продолжаю дышать этим морским воздухом. Здесь я впервые по-настоящему влюбилась в Сан-Саныча Броневицкого, здесь мы создали семью, родили дочку, здесь появились на свет мои внук и внучка, которые дали теперь жизнь моим правнукам (они, к сожалению, живут в Москве) – Василисе (дочке Эрике) и Петру (сыну Стаса).

— Есть ли у вас или вашей семьи какие-то ассоциации, связанные с газетой «Вечерний Петербург» («Вечерний Ленинград»)?
— Как патриоты этого города, мы рады, что у нас есть такая замечательная газета, которую можно полистасть и всегда узнать самые свежие новости о любимом Петербурге. А в честь 90-летия газеты мы с дочкой Илоной и внуком Стасом провели концерт в гостинице «Санкт-Петербург». 

— Эдита Станиславовна, как вы проводите свои петербургские вечера?
— Все как полагается — возраст диктует. Мечтаю, брожу по аллеям своего садового участка. Присаживаюсь на скамейках, захожу в небольшой домик, который я назвала «Павильон воспоминаний», собрав там около ста концертных костюмов, награды, премии, подарки… Но книгу воспоминаний писать не начала – пусть я останусь в памяти добрых людей такой, какой я им запомнилась. А книжки пишутся все же об исторических явлениях.