Эдуард Хиль: «Славянка» делает любого человека гражданином
Для народного артиста России День защитника Отечества — особый праздник, ведь его деды воевали еще в Русско-японскую войну и в Первую мировую, имели Георгиевские медали
У самого Эдуарда Анатольевича было военное детство — Отечественная застала его шестилетним мальчишкой. Его успели эвакуировать из родного Смоленска за считанные часы до того, как туда вошли немцы. После этого был детский дом под Уфой и две попытки убежать с другом на фронт, дистрофия…
Эдуард Анатольевич помнит, как ухаживал в госпиталях за ранеными, пытался даже разминировать снаряды. И хотя у него нет боевых наград, но от военного детства достались в наследство принципиальность и твердость.
— Эдуард Анатольевич, ваши деды были удостоены георгиевских медалей. А они рассказывали вам, как их получили?
— Мои два деда имели награды святого Георгия — это уже о многом говорит. Потом, когда я родился, отец назвал меня Эдуардом, но крестили меня как Георгия. Один дед, по линии отца, участвовал в войне с Японией, а второй дед, по линии матери, воевал и с японцами, и в Первую мировую, ходил в штыковую атаку, за что его и посадили — он строил Беломоро-Балтийский канал. Но несмотря на это, через кровь, через унижения, все равно и один дед, и второй всегда говорили: «За веру, царя и Отечество». Это я до сих пор помню…
— А в каком они звании были?
— Один — полковник, а другой — младший унтер-офицер.
— Я почему спросила. Потому что вы с таким чувством поете «Как хорошо быть генералом»…
— Ну, у меня песен много — про все звания: про полковников, рядовых, маршалов. Мой сын Дмитрий вот написал песню «Марш труда», которую я исполняю… Хорошо, что новое поколение понимает важность именно героев войны и труда. Мне кажется, что когда звучит «Славянка», то любого человека, который живет в нашей стране — вне зависимости от того, какого он вероисповедания, какой национальности, — эта мелодия делает настоящим гражданином. Именно такие мелодии сплачивают людей, а не какая-то там размазня в шоу-бизнесе — «Ты отказала мне два раза».
— «...вот такая ты зараза». Но почему-то народ это чаще распевает, чем «Славянку»…
— Вся эта погань мешает жить людям, особенно младшему поколению. Мы воспитаны совсем на другой музыке, большинство моих сверстников — это люди, которые закончили Консерваторию и театральные вузы, то есть прошли хорошую школу. Когда сменилась власть в 90-е годы, я стал петь только романсы, потому что сказали: советские песни — отстой, их петь не надо. И к чему это привело? Мы видим всех этих «певцов», все знают, что они голубые, но делается вид, что ничего страшного — дескать, люди и такими могут быть!
— Ну, нас убаюкивают словами «толерантность», «права человека»…
— Давайте говорить честно: это разврат, а никакая не толерантность.
— Эдуард Анатольевич, говорят, что в жизни всегда есть место подвигу — вам лично случалось проявлять героизм?
— Вы спросите любого человека, который прошел войну, — кому было легко? На передовой, где умирали, — за одну Оршу, говорят, полмиллиона погибло, или детям, работавшим на заводах и фабриках? Мы тоже ухаживали за ранеными, разминировали снаряды… Сейчас меня в пот бросает от одного воспоминания, а тогда мы не знали страха — надо же было посмотреть, что там внутри у снаряда — порох, запалы, серу вытащить…
— И даже не думали, что снаряд может взорваться?
— Конечно, нет! Хорошо, что у меня только запал взорвался — вот шрам остался (показывает руку).
— Деды — военные, а вы все-таки военным не стали. Почему?
— Когда человек рождается, Господь ему дает возможность проявить себя в чем-то. Во всем невозможно себя проявить. Это все равно что задавать вопрос Леонардо да Винчи — почему вы не стали маршалом? Каждому свое — один руководит областью, другой — страной, третий — художниками. Мое призвание — петь.
— Я знаю, что один из ваших родственников — ваш дед — пел в церковном хоре…
— Его хотели расстрелять, потому что он был в высоком звании — возглавлял жандармерию в Смоленске, но народ заступился за него, сказал, что он ни в чем не виновен, потому что за время его командования жандармерией не было ни одного смертного случая. У деда был очень красивый бас, и когда жандармерию распустили, он стал руководить хором в знаменитом смоленском храме, единственном здании, которое не пострадало во время войны. Но потом, перед войной, таких, как он, собрали (помимо того что дед был полковником жандармерии, он был еще и дворянского рода), поместили на баржу, накачали туда бензина и заживо сожгли. За что? Непонятно. Такое в нашей истории было.
Вот мы спрашиваем, отчего так живем, почему у нас столько бедных? Да потому, что мы многие годы уничтожали свою элиту — людей, которые должны были руководить, должны были быть генералами. Но странно еще и то, что людей довели до такого состояния, что они ордена, даже «Георгия», продавали. У меня есть знакомые, которые продавали ордена своих отцов и дедов, — вот в чем катастрофа!
— Эдуард Анатольевич, у вас случилась, можно сказать, вторая волна популярности, теперь вас называют «Мистер Тро-ло-ло»…
— Да никогда у меня не было ни второй, ни третьей популярности! Я начал петь с 1965 года — после фестиваля в Сопоте. Человек, который соображает в музыке, и тогда знал, что песня Аркадия Островского — замечательное произведение. А сейчас молодые не знают ни той эпохи, ни тех композиторов — Соловьева-Седого не знают, Фрадкина, уже Андрея Петрова не знают…
— И ваш сын Дмитрий много хороших песен написал, особенно про Петербург, но почему-то они не стали популярными…
— Чтобы стать популярным, надо участвовать во многих конкурсах. Я, прежде чем стать популярным, закончил как певец Консерваторию, потом объездил всю страну несколько раз туда-обратно, затем участвовал в одном конкурсе, в другом… Это не то, что сейчас делается, — вас берут в один шоу-концерт, в другой — и вы популярны. Вот вы у них и спросите, сколько они проплачивают за каждого певца. Если узнаете, сколько тысяч евро стоит минута, вам мало не покажется. И сколько может это существовать? Уже 20 лет существует… Никто из вас не спрашивает, отчего Муслим Магомаев умер. Он умер от тоски. Я однажды спросил его, отчего он часто отказывается от концертов. Он говорил: «Я не могу, ты посмотри — кругом все эти «Фабрики», это же убожество, катастрофа!» Так сколько это будет продолжаться? «Новое о главном», «Старое о главном», «Новое о старом» — каждый год, а своего-то нет.
— Ваш внук Эдуард, я так понимаю, назван в честь Эдуарда-старшего. Вы с ним пытаетесь спеть, хотя бы тот же «Тро-ло-ло»?
— Нет, сейчас он ничего не поет — ему 14 лет и у него мутации.
— Эдуард Анатольевич, среди ваших орденов — Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством»… Какая награда для вас самая значимая?
— Знаете, в 1951 году я пел на студенческом конкурсе песню «Заветный камень» Бориса Мокроусова. И получил там первую премию, которая заключалась в том, что я получил пачку печенья к чаю. Это была самая дорогая для меня награда — потому что она была первая!
