Газета выходит с октября 1917 года Wednesday 3 июля 2024

Эдуард Кочергин: Шиш шишу друг, товарищ и шиш

Главный художник БДТ представил публике свою новую книгу

Днепровский переулок на Васильевском острове — самый узкий и длинный переулок Петербурга. Длина его — двести пятьдесят один метр, а ширина — всего семь. Понятно, что в Питере, который и вообще-то город не без странностей, а уж тем более на вечно загадочном Васильевском острове такой проход не мог не оказаться местом примечательным, мистическим, аномальным.

Вот и подтверждение: в Музее печати Эдуард Кочергин, главный художник БДТ, презентовал свою новую книгу «Завирухи Шишова переулка».

Шиш, наш домовой, отличается от всех европейских и восточных духов

Да, Шишов переулок — это, по Кочергину, истинное название Днепровского. Его так называют обитатели. И сами шиши.

Кто это такие? Извольте, Эдуард Степанович все объяснил.

«Шиши — ближайшие к человеку потусторонние создания, представители доброго духа домашнего очага, заменившие языческого бога Рода или Чура-пращура. <...>

Шиши — своего рода миссионеры, посланные к нам шишовым братством и обзываемые иногда в человечьей среде домовыми. Они охраняют наш дом, охраняют по-своему, охраняют его суть — философию людской житухи», — зачитал автор свое определение.

В общем, водятся шиши, как мы поняли, не только в Шишовом переулке, но там их концентрация наиболее высока.

Есть еще один узкий переулок, подходящий для обитания шишей, — Соловьевский, ныне улица Репина, «но там поселились бахарные шиши-отщепенцы, глумотворцы, сотрясатели основ и прочие шиши шведского разлива».

Рассказывается в книжке про всякое: и про шишовую ассамблею, которая заседает в переулке каждый месяц «в день полной Луны, как у древних германцев», под началом Главшиша. И про потустороннего шиша, которому этот свет надоел, а на том тоже делать оказалось как-то нечего.

И про Ивана Шишкина — живописца, который, как выясняется, фамилию свою получил не от шишек вовсе… Не говоря уж о шишовых полюбках, когда шиши (как известно всем, бесполые) перекинулись в смазливых шишовок и морочили голову любителям «сладкой девичьей видимости».

В общем, ничего существенного, «одно какое-то фу… или пшик… или шиш». Кто к нам с шишом придет, тот с шишом и уйдет.

Конечно, проиллюстрировал автор свою книгу сам, как обычно. Да и кто бы смог лучше это сделать. Если на картинках к «Ангеловой кукле» питерские бобыли, мытари и пройдохи еще получались неровно-разнообразно-человечными, определенными, живописными и характерными, то здесь под густыми бородищами и усищами шишей скрывается как бы ровный овальчик, кружок, нолик, пустота. Шиш. Отклеит усы — и получится шишовка; наоборот, привесит эполеты, «Анну» на шею — и прямо Глав-шиш. Шиши — дух хтонической шалости, шкодливости, шуточности, шво… свойственный Петербургу в те минуты, когда на город нападает соответствующее настроение. Да и сами питерцы каким-то боком смыкаются со своими покровителямиши шами, тоже не всегда уверены — есть ли они, нет ли, и на каком свете — это надо еще разобраться.

«Некоторые неумные типы из людского рода обидно обзывают домовых шишей барабашками. Сами они барабашки, так как не секут шишовую суть, их миссию на людском шарике, не понимают до конца, кто они такие. Для них шиш-барабашка — это тот, кто стучит, свистит, шипит. Они даже не подозревают, что шиши проникают в их человечью суть. <...> Люди, берегите своих невидимых братьев — шишей. Они, маленькие, помогают нам с вами жить на этом свете».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Наш корреспондент побеседовал с Эдуардом Степановичем.

— Давно вы знаете про Шишов переулок?
— Я в 50-е годы учился в СХШ при Институте Репина, и к нам приходили натурщики из Шишова переулка — из Днепровского. И мы в этот переулок ходили. Там замечательные маленькие старые домики — мы их рисовали. К сожалению, сейчас их разрушают. Дрова там лежали, топились печки, пахло жильем. Там жили беднота, проститутки...

Мы ходили по шалманам, кабакам рисовать пьющих обрубков — инвалидов войны.

— Почему ваши шиши — слепые и глухие?
— А чтоб наше безобразие не видеть и не слышать. Вообще шиш, наш домовой, отличается от всех европейских и восточных духов. Он — остаток нашей веры в предков.  Хотя и слепой, и глухой — он самый объективный, он все чувствует. И у меня в книжке всякие революционные выступления шишей против нас, людей.

— И вы действительно сами сталкивались...
— Вот шиш Кеша достался мне в наследство от великого поэта Иннокентия Анненского. Мне случайно удалось купить квартиру, в которой жил Анненский в Царском Селе, — об этом есть в книжке. Тогда квартиры мало стоили. И там оказался шиш и прекрасно живет с нами. Если наливаешь плошку водочки, ставишь на подоконник — на следующий день плошка пуста. Это старый дом пушкинских времен, там в стенах иногда слышатся такие завывания. Для теперешнего уха это что-то небывалое. Мы считаем, что это шишова песня и какие-то высказывания по поводу того, что происходит, но хорошие и добрые.

— Теперь, после шишей, про что вы будете писать?
— Рассказы новые, штук двадцать — двадцать пять. Около половины сделал уже. Книжка будет называться «Россия, кто здесь крайний». Про питерские дела, про провинциальные городишки, про людей разных, таких-сяких.

↑ Наверх