Григорий Голдовский: Короля играет свита

В Корпусе Бенуа Русского музея открылась выставка «Неизвестные художники»

Современный арт-бизнес немыслим без звезд и брендов. Имя художника раскручивается всеми хитроумными способами современного пиара и рекламы, в это вкладываются немалые деньги, которые потом обычно окупаются. Даже художник-аутист, вообще не желающий иметь связей с внешним суетным миром (а таким был англичанин Сай Твомбли), вынужден был идти на уступки, иначе вряд ли его похожие на ребусы гениальные почеркушки кто-то оценил бы.

Целый зал выставочной анфилады отведен детским портретам

Имя для современного искусства — это бренд. Заяви в афише имя Дюрера или Ван Гога, подпусти интриги — и будут стоять очереди.

Русский музей пошел на беспрецедентный шаг, открыв выставку «Неизвестные художники». Корреспонденты «ВП» побывали в корпусе Бенуа и пришли к выводу, что организатор выставки Григорий Голдовский, заведующий отделом живописи XVIII — первой половины XIX столетия, попал в точку. Пожалуй, его неизвестные смогут затмить многие самые звездные имена.

В запасниках музея хранятся около 800 произведений неизвестных художников XVIII — первой половины XIX веков. Вернее, томятся. Мало того что имена творцов не ведомы никому и многие не поддаются атрибуции, несмотря на многолетние усилия специалистов, так еще и их произведения никто не видел.

А тут есть на что посмотреть. Допетровская Русь, императорская Россия, Россия купеческая...

Остановимся лишь на нескольких работах. Один из интереснейших, на взгляд корреспондентов «ВП», портретов изображает Леонтину-Софию Росси, вторую жену великого архитектора, шведку. В браке с ней у него родились пятеро детей. Леонтина умерла 30 марта 1846 года, для Карла Росси это было огромным горем. Сам Росси был католиком, потому похоронил жену на немецкой части Волковского кладбища, сам же сделал рисунок памятника. Портрет Леонтины долгое время хранился у Астромовой, внучки Карла Ивановича, жившей в Ленинграде. В 1941 году она его продала (можно догадаться, по каким причинам, ведь началась война). А через несколько лет портрет поступил в Русский музей, где и хранится до сих пор. Автор так и остается неизвестным.

Григорий Голдовский знает, что, хоть многие вещи так и останутся неатрибутиро- ванными, это не умаляет их достоинств

Этот романтический парадный портрет достоин, пожалуй, кисти лучших портретистов России. Леонтина изображена в шелковом платье серо-голубоватого цвета, норковой горжетке, жемчужном ожерелье и перчатках. Холодный цвет ее платья перекликается с сумеречным ненастным небом за окном и кажется еще эффектнее на фоне темно-красного занавеса. Модель задумчива и спокойна, как и пейзаж, но все словно предвещает грозу.

Есть на выставке и курьезы, малоизвестные сегодня. Например, заходишь в зал и сталкиваешься с... обнаженной девушкой, расчесывающей свои роскошные длинные волосы. Судя по манере, скорее всего эта красавица была исполнена крепостным художником. Работа, вырезанная из плотного картона, относится к числу так называемых обманок («tromp l oeil»), мистификаций, оптических иллюзий. Такие обманки выставляли во время приемов и гуляний в Петергофе и дворянских усадьбах. Вот ведь как бывает: выпил человек, зажглась кровь и посетили его мысли о любви. А тут, как по заказу, из-за угла обнаженная девушка. Пришли в Россию эти «иллюзии» из Голландии, представляли собой обычно фигуру, написанную на деревянной доске или картоне, обрезанных по контуру изображения. Самыми известными «обманщиками» были Григорий Теплов, а позднее Федор Толстой. Одна из таких мистификаций описана в малоизвестной нынче фантасмагорической повести К. В. Сергеева «Сумерки в зеркалах». Писатель рассказывает о картине неизвестного венецианского художника XVIII века. На полотне иллюзорно написаны «несколько полок с книгами, расставленными в живописном беспорядке, чернильница и перо. Картина казалась незаконченной, ее окутывал прозрачный туман, как если бы зритель смотрел на нее взглядом подслеповатого человека. Но на каждом неясно обрисованном переплете четким почерком было начертано название книги, что создавало несколько странный, сюрреалистический эффект».

Такие обманки были в моде в XVIII веке

Идем по анфиладе выставочных залов дальше. И сталкиваемся с совсем уж жутким образом, сродни персонажам Кунсткамеры или восковой персоне Петра Первого в Эрмитаже, которой, спорю, каждый из нас, кто ходил туда в детстве, побаивался. Этот «Портрет неизвестного», бюст из раскрашенного воска, со стеклянными глазами, выполнен неизвестным скульптором второй половины XVIII века. В течение всего «галантного» XVIII столетия такие обманки были очень популярны. Кто же этот герой Музея восковых персон русского искусства, установить не удалось, потому что он изображен не в мундире и без орденов, что облегчило бы задачу.

А вот семья, изображенная на портрете середины XIX века, известна: это некие Таровы. Глава семейства — военный, поручик 12-й армейской пехотной дивизии. Биография семьи не обнаружена, но благодаря кисти неизвестного художника родители и сыновья не канули в Лету. Для нас же портрет интересен как образец влияния фотографии на живопись. Если помните, вскоре после появления фотографии все бросились предрекать смерть живописи, ведь фотография куда надежнее и быстрее способна запечатлеть образ человека. Предсказание, к счастью, не исполнилось.

«Короля делает свита», — сказал на пресс-показе куратор выставки Григорий Голдовский. Без анонимов, подобно бурлакам, тащившим махину национальной живописи от икон и парсун допетровской Руси к вершинам западноевропейского искусства, разве появились бы у нас так быстро блистательные имена? Расцвели бы столь стремительно таланты Рокотова, Левицкого, Боровиковского, Кипренского, Брюллова? Фантастически быстрый и мощный, как взлет кометы, прорыв русского искусства к вершинам мировой живописи не смог бы произойти без армии этих бесчисленных «н. х.» — крепких профессионалов, способных дилетантов, трудолюбивых крепостных...

Господин из раскрашенного воска со стеклянными глазами — работа неизвестного скульптора XVIII века

Вытащив их произведения на свет божий из тьмы и пыли запасников, кураторы не смогли пока вернуть им имена, но дали возможность обрести бессмертие.

И, бродя по залам выставки, вглядываясь в эти смотрящие прямо на тебя (есть такое странное мистическое свойство у старинных портретов) глаза, трудно было отделаться от мысли, что ты — лишь часть огромной цепочки, связывающей времена, и просто идешь за ними следом.