Игорь Миркурбанов: Я — человек незащищенный

Сегодня он — актер двух «самых-самых» столичных театров: МХАТа и «Ленкома», обладатель премий «Золотая маска» и «Хрустальная Турандот», участник самых громких спектаклей Константина Богомолова — «Идеальный муж», «Карамазовы», «Чайка», «Борис Годунов» и последней премьеры «Ленкома» — «Вальпургиева ночь» в постановке Марка Захарова

А всего несколько лет назад по 30 вечеров в месяц Миркурбанов выходил на сцену израильского театра «Гешер», играл у Любимова и в театре Тадаси Судзуки в Японии... Впрочем, его одинаково жалуют как именитые театральные, так и известные кинорежиссеры: фактура, интеллект, нерв этого актера привлекательны для многих. Впрочем, он и сам режиссер, а еще музыкант и певец. Некоторые сетуют на его сложный характер, но эта игра стоит свеч: талант не может быть простым…

— Игорь, как случилось, что вы поставили в 2011 году в петербургском Театре «Буфф» спектакль «Хефец, или Каждый хочет жить»?
— Меня пригласил из Израиля на постановку Исаак Романович Штокбант. Он потрясающий, прекрасный человек. У нас возникла обоюдная симпатия, и я не перестаю удивляться тем вызывающим вселенское уважение поколением, к которому он принадлежит. Что только не выпало на их долю, а тут такая удивительная душа… В «Буффе» прекрасные актеры — и Женя Александров, и Марат Султаниязов, и Аня Коршук, и Катя Груца… Да все актеры замечательные.

— Спектакль этот, как мне казалось, был преисполнен печали о несовершенстве человеческих отношений…
— Да, мир наш несовершенен. Мы пытались сказать в спектакле и это.

— Вы пессимист по складу характера? Люди неисправимы?
— Не могу сказать однозначно: все каждый раз складывается по-разному — от настроения до людей.

— Можете как-то объяснить, почему в вашей жизни сначала было «технарское» образование, потом Консерватория и только потом ГИТИС? Это были поиски себя?
— Допускаю, что со стороны это могло выглядеть как метания, но я просто на разных этапах своей жизни занимался тем, что в данный момент казалось мне важным и интересным. Но это моя, субъективная оценка: извне любая ситуация или поступок оценивается другими людьми иначе, чем изнутри.

— Но вы и в творчестве умудряетесь существовать в нескольких ипостасях. Телевидение вот вывело вас как поющего человека…
— Пока вывело. Жизнь покажет. Может быть, это во что-то потом разовьется, а может, нет. Я стараюсь слушать и слышать знаки судьбы, стараюсь не быть определенным, зажатым в какие-то рамки, стереотипы… И в каком-то городе, где мы были с «Карамазовыми» на гастролях, на вокзале ко мне за автографом подошел человек, который сказал, что я не артист, а певец. Такая вот забавная штука. Допускаю, какие-то люди могут предполагать, что я занимаюсь чем-то одним, даже не подозревая о моей многоликости, об иных моих занятиях.

— Кто-то из великих сказал, что когда актер много работает с одним режиссером, он становится его «адвокатом». Какое самое главное достоинство режиссера Константина Богомолова вы можете назвать?
— Мой достаточно большой личный опыт позволяет говорить обо всех его профессиональных достоинствах с пиететом. Он далек от ритуально-шаманских инструментариев в профессии. Он всесторонне образован, имеет огромный кругозор, прекрасно владеет словом и работает с ним, прекрасно слышит диалог. Он профессионально отважен: у него есть своя эстетика, есть желание ломать себя — не казаться, а быть. И владеют профессией в такой мере сегодня, поверьте, немногие. Он идет своим путем — без оглядки на кого бы то ни было, без оглядки на успех и признание. Он работает честно.

Фото: Олег Черноус

— Награждение премией «Золотая маска» за роль Федора в спектакле «Карамазовы» для вас что-то значит? Или вы равнодушны к наградам?
— Я процитирую немецкого режиссера Вернера Херцога: «Награды нужны только собакам и лошадям»… Но доля кокетства в этом есть: внимание профессионального сообщества не может не влиять, оно внушает определенную долю уверенности и, думаю, благотворно влияет в дальнейшем на то, что делаешь. Конечно, награды важны, не буду кривить душой.

— Насколько я понимаю, в «Ленком» к Захарову вы пришли вслед за Богомоловым?
— У Захарова и Гончарова я учился на курсе в ГИТИСе, но еще студентом начал играть у Гончарова в Театре им. Маяковского. А потом в 90-е годы настали не лучшие времена для театра — надо было выбирать, оставаться в профессии или уходить из нее, и я уехал в Израиль, где рождался «Гешер» Евгения Арье… Если соблюдать последовательность — сначала Марк Анатольевич увидел меня после моего возвращения во МХАТе, потом возникла договоренность и Богомолов пришел ставить «Годунова» в «Ленком». А уже потом появился спектакль «Вальпургиева ночь» по Венедикту Ерофееву, и работать над ним с Захаровым и моими прекрасными партнерами — Сашей Захаровой, Виктором Раковым, Митей Гизбрехтом и всеми-всеми — было счастьем, как и каждый выход теперь на сцену. Я очень благодарен Марку Анатольевичу за то, что он подарил мне эту возможность — встретиться вновь с Ерофеевым на сцене. Захаров — автор инсценировки, и многое от него есть в моем герое. Веничка в спектакле многосложен, он вобрал в себя и несколько произведений Ерофеева. Быть может, в этом есть некий морок, некая потусторонность, быть может, кто-то углядит в этом метафизику, мистицизм. Согласно подлиннику: «Ведь в человеке не одна только физическая сторона; в нем и духовная сторона есть, и — больше того — есть сторона мистическая, сверхдуховная сторона». Но я не хочу высказывать однозначных оценочных суждений: слова могут упереться сами в себя…

— Поэму «Москва — Петушки» ставили многие режиссеры — Григорий Козлов, Андрий Жолдак, да и вы ставили ее в театре «Гешер»... Чем привлекает режиссеров это произведение? Почему оно стало знаковым?
— Ерофеев невероятно поэтичен, несмотря на условия, в которых он создал свой труд: «Москва — Петушки» — как цветы, растущие сквозь асфальт, как бы банально это сравнение ни звучало. Этот автор что-то угадал в душе русского человека, в нашей ментальности, в нашей экзистенциальной сущности, в бытийном ряде нашем.

— Получается, что мы тут, в России, «не такие, как все»? Как же вы жили много лет вдали от себе подобных?
— Я жил в профессии, занимался прекрасным материалом, любимым делом, работал с прекрасным режиссером, среди таких же, как и я сам, — был лишен тягот эмигрантской жизни, связанных с языком, с поиском работы. Я называю это «защитой Лужина»: обнуляться с помощью творчества, музыки. Но есть вещи, против которых эта защита не работает. И именно здесь, в России.

— Чем же вас можно пробить?
— Немотивированным хамством. Не могу с этим явлением до сих пор внутренне смириться. Есть мнение (вполне обоснованное научно), что чувство справедливости (от частной до вселенской) закладывается в людях генетически: это свойство врожденное — или оно есть, или его нет. Люди, обладающие им, сталкиваясь с немотивированным бытовым хамством, получают самые глубокие душевные порезы. По крайней мере я — человек от них незащищенный. Это то, о чем в свое время написал Ерофеев: «О боже, пошли нам деликатность». Как бы этого хотелось! И если мы спектаклем «Вальпургиева ночь» людей хоть как-то настроим на эту деликатность…

— О, если бы театр мог менять жизнь…
— Это утопия, конечно. И тем не менее: хочется верить, что мы все-таки что-то можем.

***

Спектакль Марка Захарова «Вальпургиева ночь» по произведениям Венедикта Ерофеева петербуржцы смогут увидеть во время гастролей столичного Театра «Ленком» 8, 9 и 10 октября на сцене ДК «Выборгский»