Ирина Балай: Если бы не театр, я бы не узнала чего-то настоящего
24 марта актриса театра им. Ленсовета отмечает юбилей
В легендарном спектакле Театра им. Ленсовета «Малыш и Карлсон», поставленном в 1969 году, она играла сначала девочку Астрид, потом Маму. В этом, собственно, вся суть актерской судьбы: сначала — девочки, потом — мамы… А в промежутках — главный вопрос: как и зачем? Ответ на него актриса, отмечающая в марте юбилей, знает доподлинно: в театре нельзя фальшивить, надо ЖИТЬ.
Фото: предоставлено пресс-службой Театра им. Ленсовета
— Ирина Андреевна, вы в Театр имени Ленсовета по распределению попали?
— По распределению я попала в Барнаул (улыбается). А еще на третьем курсе нам с Дмитрием Барковым, с которым мы вместе учились в студии при ТЮЗе у Леонида Макарьева, вообще предложили работать в Потсдаме, даже без дипломов. Но мы с Димой посовещались и решили, что без дипломов как-то несерьезно… И потом по распределению его оставили в ТЮЗе, а меня направили в Барнаул. Я даже хотела туда: у меня мама и папа — геологи, и я легкая на подъем была. И легко подписалась: Алтай так Алтай! Что меня держит-то? Но мой однокурсник Шаматрин показывался в Театр им. Ленсовета и готовил роль Павки Корчагина. Он и попросил: «Подыграй мне, пожалуйста. Я так хочу в этот театр, он мне так нравится!» Я и подыграла. Мы вышли потом в коридор, а режиссер Кондрашов говорит мне: «Зайдите». Я отвечаю: «Это не я показываюсь. У меня Барнаул». А он: «Нет, зайдите, зайдите». Я и зашла. Он говорит: «Вы петь можете?» А я же без аккомпанемента, «без ничего». «Да, — говорю, — спою вам «Аве Мария». Там еще директор театра сидел, и я им спела на латыни. «Убила» их. Это было в конце апреля 60-го года где-то… Кондрашов говорит: «Четвертого мая худсовет, приходите». Я испугалась: «Как я могу?» А он: «Я хочу, чтобы вас труппа увидела…»
— Это ведь еще диплома у вас по-прежнему в кармане не было?
— Конечно, у нас только-только дипломные спектакли пошли! А я-то уже подписалась на Барнаул… Но мне сказали, что мое распределение будет заботой театра, директора, замдиректора, Министерства культуры СССР.
А для театра это ох как непросто было…
— А самое сильное впечатление от работы в этих стенах какое?
— Если бы не театр, я б не узнала чего-то настоящего, не узнала жизни. Я всю страну увидела: Красноярск, Севастополь, Одессу… Много было маленьких городов, и везде жизнь была разная… А самое яркое — работа с Владимировым. Это была невероятно насыщенная театральная жизнь. С ним можно было и поссориться, но, увидев какую-то твою актерскую находку, удачу, он тут же прощал обиды, и ссора заканчивалась. Он был обидчивый, но отходчивый: прощал, когда видел творчество. Умел прощать за творчество.
— «Среди миров» необычайно сложный по построению спектакль: его играют ведь на лестнице петербургского дома, на разных лестничных площадках. Вы даже зрителей-то не всех можете видеть…
— Но я их всех чувствую, и это главное… Когда-то я в Театре им. Ленсовета получила роль Маринки в спектакле Игоря Владимирова «Щедрый вечер» (по Блажеку). И там была сцена, когда Эстрин приглашает меня на рождественский вечер. Игорь Петрович поставил мизансцену так, что я выходила к залу и шла близко-близко к зрителям. Владимиров тогда сказал: «Мне надо, чтобы я ничего не почувствовал в тебе от актрисы. Попытайся». И я почувствовала такое состояние, когда придуманная жизнь стала моей. «Как бы это не растерять», — тогда подумала… И в спектакле «Дафнис и Хлоя» было то же: «Выходи и рассказывай свою жизнь…» Это были выходы на личный контакт со зрителем. И третий эпизод такого контакта — постановка Геннадия Рафаиловича Тростянецкого «Если проживу лето» по прозе Светланы Алексиевич. Там есть сцена, когда мать рассказывает о своем сыне, которого искалечила война в Афганистане...
Но даже прочувствовав это состояние, параллельно своей работе я пыталась найти в других театрах и актерах, как это делают они. Каков же код этого состояния? Евгений Леонов, роли которого превращались в исповеди, меня сразил. Это нечто, переходящее границы актерского мастерства! Код проникновения к зрителю, к его душе, мне кажется, я поймала: Леонов разрывал свои душу и сердце на сцене.
— Не было ли соблазна когда-нибудь покинуть стены Театра имени Ленсовета и уйти в другой коллектив?
— Мы невероятно тесно когда-то общались с московскими актерами: пересмотрены были все московские премьеры. Приезжаешь в Москву на поезде, идешь в театр к администратору: «Здравствуйте, я из Ленинграда». А в ответ: «Да-да-да!» В зале садишься, смотришь: а вот Ира Асмус сидит из Комиссаржевки… Удивительная актриса: ведь в 35 лет поступила в цирковое училище! Потрясающая клоунесса… Сидим в первом ряду, смотрим спектакль Эфроса «Вишневый сад», Демидова в главной роли… Такие были ощущения! Мог Петр Наумович Фоменко позвонить в восемь утра, сказать: «Ира, у меня премьера — приезжай! Если нет денег, оплачу билет!» И я еду на «Египетские ночи», на «Волки и овцы»… Он меня даже к себе звал, но я не смогла расстаться с Владимировым.
Преклоняюсь перед Фоменко — человеком, у которого не было никогда признаков великости. Я с ним познакомилась во времена «Мистерии-буфф». Он был музыкален невероятно, и чувство юмора у него было потрясающее.
— Это дар или это можно развить в себе?
— Нет, развить это нельзя. Люди сами не виноваты в том, что приходит свыше. Ведь откровения снисходят неизвестно откуда. Помню, как во время репетиций с Владимировым я за ночь могла внутри перестроиться и вдруг понять роль…
— Вы тоже ведь очень музыкальны… У вас есть специальное образование?
— Я большую часть жизни провела в Москве. Так получилось, что меня отдали на воспитание тете, которая там жила. И я хотела поступать в институт Гнесиных на вокал.
Но у меня как прослушивание — так ангина… А прослушиваний было всего два. Хотя наизусть я знала и партию Джильды из «Риголетто», и Виолетты из «Травиаты», и Снегурочки… Раньше же было радио, пластинки…
— Вспоминается сразу Фрося Бурлакова из фильма «Приходите завтра»…
— Примерно так (улыбается). Уже позже меня Леонид Арнольдович Энтелис, который дружил с Макарьевым, приучил к времяпрепровождению в филармонии: переслушала столько концертов с такими прекрасными дирижерами! И сейчас, когда я посещаю Мариинский театр, я поражаюсь силе и вдохновению Гергиева. Он поднимает сегодня такие пласты! Как прекрасно у нас поют Вагнера на немецком языке! Не замечаешь, сколько идет спектакль.
