История о том, как девочка Люся спасла семью от голодной смерти

Письмо девочки, пережившей блокаду

«Я — взрослый человек. Врач. Работаю и живу в Санкт-Петербурге. Но родилась и продолжаю жить в Ленинграде. Тут живут мои дети, тут жили мои родители. Тут они пережили блокаду.

…Страшная зима 41-го года застала мою маму 8-летней девочкой в маленькой комнатке на 4-й Советской улице. Там она жила с бабушкой и дедушкой. И с сестренкой Люсей, которая тоже была еще очень мала: ей только что исполнилось 14.

Фото: Давида ТРАХТЕНБЕРГА из архива Арифа САПАРОВА

Мама помнила это время очень отрывочно: очень холодно, очень хотелось есть. С ночи занимали очередь за хлебом, это поручалось обычно детям. Стояли на морозе, и не дай бог отойти... Обстрелы. Налеты. Еще много лет спустя мама просыпалась среди ночи в ужасе. Ей снилось, что в город входят фашисты. И еще долго она вздрагивала от гула летящего самолета.

И все же страшней всего был голод. Ежедневный кусочек хлеба становился все меньше, да и на хлеб он становился все меньше похож. Мама была самой младшей и самой слабенькой, и к тому времени, когда к ним в квартиру постучал морячок, она уже почти не вставала и почти не могла глотать.

Итак, морячок. Молоденький, совсем незнакомый мальчик. Он мог не дойти, погибнуть по дороге, мог перепутать адрес, в конце концов, просто плюнуть на поручение. Но он пришел. И постучал в двери. И спас нашу семью.

Он передал привет от тети Поли из Парголова (тетя Поля — хозяйка, у которой наша семья снимала до войны дачу). И сказал, что нужно кому-то туда пойти. Потому что там есть еда.

Надо сказать, что Парголово до войны было дачным пригородом, заселенным как русскими, так и немцами. Немцы жили большой колонией, занимались земледелием и скотоводством, снабжая весь район мясной и молочной продукцией. У них была крупная свиноводческая ферма. Когда началась война, все немцы были депортированы, а продукция изъята. Но кое-что все же удалось сохранить местным жителям. У тети Поли была закопана бочка с засоленными потрохами. Вот за ними-то и надо было идти.

Снарядили Люсю как самую крепкую и выносливую: дорога предстояла тяжелая и опасная. От 4-й Советской до Парголова около 25 километров, транспорта нет, мороз, дороги заметены...

Люся вышла в 5 утра, шла, ориентируясь по столбам контактной сети трамвайных путей: все-таки ей было уже 14 и она примерно помнила, какой дорогой они ездили на дачу. Везла за собой саночки... Не заблудилась, не замерзла и к ночи дошла до Парголова. Поспала несколько часов и двинулась в обратный путь. Она снова везла за собой саночки, только теперь уже на них лежал сверток. Небольшой. Свернутый так, что можно было подумать, что в саночках покойник.

Люся шла обратно и дрожала всю дорогу. От холода и от ужаса, что кто-нибудь поймет, что на самом деле у нее в санках. Бабушки по дороге сочувственно вздыхали и крестились ей вслед: девочка везет умершего маленького братика. Или сестренку...

А она везла в саночках жизнь моей мамы. И мою. И жизни моих детей...

Моей тете Люсе (Людмиле Михайловне Петуховой) сейчас уже 87 лет. Она прожила всю свою жизнь в Санкт-Петербурге. В Ленинграде. Добрая. Светло смотрящая на жизнь. Всю жизнь поющая народные песни. С оптимизмом переживающая трудности.

И все же оставшаяся той мужественной маленькой девочкой, везущей за собой саночки по блокадному Ленинграду. А в саночках — наше будущее, благодаря ей ставшее настоящим».