История о том, как квадратный метр отобрал у ветерана право на отдельную квартиру

80-летняя Ольга Николаевна Терехина, блокадница, инвалид, не может получить благоустроенное жилье из-за «лишнего» метра в семейной коммуналке

Ольга Николаевна, ударник коммунистического труда, проживает в семейной коммуналке в доме на улице Сикейроса (Выборгский район). В небольшой трехкомнатной квартире (причем две комнаты — сугубо смежные) зарегистрированы шесть человек. Это четыре разные семьи. Но, как водится, все семьи считают за одну большую, общий метраж (вместе с кухней, кладовкой, туалетом составляющий 60 кв. м) делят на 6, получается 10 кв. м общей площади на человека. А для постановки на учет в качестве нуждающихся нужно не более 9 кв. м. «Лишний» метр — и все, ничего ветерану не положено.

Блокадница вынуждена жить в одной комнате с бывшим мужем и его женой.

Одна комната на две семьи — норма?

Журналисты «ВП» в гостях у Ольги Николаевны. Классическая трешка в панельном доме-«корабле». Маленький коридор, маленькая кухня.

— На кухню ходим есть по очереди. В ванную — очередь, в туалет тоже, — рассказывает Ольга Николаевна, проводя для нас экскурсию по своим «хоромам».

В этой квартире зарегистрированы: Ольга Николаевна, ее бывший муж, их сын, их внучка с двумя несовершеннолетними детьми. Это четыре семьи — с разными бюджетами, разным образом жизни, разным ведением хозяйства. В квартире также живет и муж внучки (не имеющий достаточной площади, чтобы забрать к себе жену и детей). Что касается бывшего супруга Ольги Николаевны, то ситуация и вовсе складывается парадоксальная: он имеет гражданскую жену (также с жилищными проблемами), и эта пара вынуждена жить то в упомянутой квартире на улице Сикейроса, то в другом месте.

— Когда я ходила в администрацию района просить о предоставлении мне отдельного жилья, то все рассказала как есть. Мне ответили, что гражданскую жену бывшего мужа мы имеем право не пускать. Но как же такое можно? Это не по-человечески получается. Еще мне сказали, что, прописав внучку с детьми, я намеренно ухудшила свои жилищные условия. Но ведь внучка мне родная, она — дочь моего сына, а не чужой человек, — говорит блокадница.

Блокадница не может понять, почему ей не предоставляют отдельную квартиру. Почему один квадратный метр «излишков» лишает ее права на достойную старость.

— Я, конечно, ничего не могла сделать для Победы. Была слишком мала. Мы просто пытались выжить в тех нечеловеческих условиях. Но на фронте погибли мой отец, два моих деда, два дяди. Они отдали жизни за то, чтобы их потомки жили достойно, — вздыхает Ольга Николаевна, показывая нам пожелтевший от времени клочок бумаги — похоронку на отца, Николая Петровича. В ней сказано: погиб «в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге и проявив геройство и мужество. Был ранен и умер 10 января 1944 года от огнестрельного вдавленного перелома левой височной области…».

Похоронка и фотография военного времени, на которой мать Ольги Николаевны с детьми, — в память о тех страшных днях у блокадницы больше ничего не осталось. Потому что уже после войны сгорел их деревянный дом. Был поджог.

— Это мы снялись уже в эвакуации. Это, наверно, 1943 год. Мы и в эвакуации жили очень бедно. Видите, стену завесили одеялом. А на моей старшей сестре мамино платье, которое ей очень велико, поэтому подвязано. У меня на ногах, на фотографии этого не видно, на одной — сандалия, на другой — ботинок, — рассказывает Ольга Николаевна.

«В блокаду на Пасху мама нашла узелок с пшеницей»

Ольга Николаевна — коренная ленин­градка. Родилась в больнице имени Мечникова в 1934 году. Интересно, что на свет появилась двойня — Ольга и ее сестра Нина, обе были очень маленького веса — по 900 граммов. В те годы, конечно, никаких специальных устройств для выхаживания таких деток не было. Так что матери просто намекнули, чтоб она отказалась от детей, мол, все равно не жильцы. Мать не отказалась. Девочек удалось выходить.

Ольга Терехина. 50-е годы 20-го века.

Семья — мама, папа и четверо детей жили в Ручьях, в большой комнате в здании бывшей казармы. Родители работали на железной дороге.

Когда началась война, отец ушел на фронт. Мать, Дарья Петровна, осталась одна с четырьмя маленькими детьми. Спасла всех четверых!

— Я то время запомнила фрагментами. Помню, как страшно бомбили (уже после войны, когда вернулись из эвакуации, мы, дети, еще играли в больших воронках от бомб). И голод, голод. Мы, как и многие другие ленин­градцы, ходили на разбомбленные Бадаевские склады. Собирали там землю. Приходили домой, разводили водой. Отстоится, земля осядет, и мы пьем эту сладенькую воду. Еще помню, как с консервной банкой ходили на какую-то маленькую мельницу. Там нам разрешили метелочкой смести мучную пыль с пола и стен. Мы смели и потом в этой же консервной баночке заварили пыль кипятком и получившуюся болтушку ели. А как-то мы забрались на чердак нашей казармы, нашли там какую-то шкуру, изрядно поеденную молью. Порезали ее на кусочки, опалили над огнем и те кусочки-пластинки брали в рот, пытались жевать. Чтоб хоть что-то во рту было. А воду для питья и готовки мы брали из луж, из прудов, — вспоминает Ольга Николаевна.

А однажды судьба преподнесла им подарок на Пасху.

— Мама моя шла по дороге и сокрушалась: такой день, и никакой еды нет. Мама верующая была. И вдруг видит на дороге — узелочек. Подошла, развязала, а там пшеница. Видно, с какого-то грузовика упал. Мама принесла узел домой, мы в ступе смололи зерно. Сварили, поели и снова почувствовали, что живем, что смерть отступает, — уточняет блокадница. — А потом нас все-таки эвакуировали. Вот когда именно — не помню.

В эвакуации семья попала в деревню под Ульяновском. Было голодно.

— Соберем лебеды, еще какой-то травы, в чугунке сварим. Потом отожмем, смесь эту травяную словно на лепешки разделим. Получались такие травяные лепешки. Соли, кстати, тоже не было. Иногда удавалось набрать конского щавеля. А еще помню, как маленький брат, увидев чью-то козу, пасшуюся рядом с домом, в котором мы жили, попросил нас, сестренок: «Девчонки, отгоните козу, она всю траву у нас поест. Нам не достанется». А мамочка бралась за любую работу, лишь бы получить хоть какую-то пайку. Полы мыла. А однажды ей поручили к 7 ноября помыть бюст Сталина. За муку. Она и вагоны грузила. Как-то раз (а дело было зимой) в вагонах тех туши были. А у нее нас четверо голодных. Она отрывает от туш по маленькому кусочку сала, а спрятать-то некуда (а увидит кто — ведь под расстрел пойдет!). Припрятала между шеей и воротником. Донесла до дома то сало, а оно ж ледяное, и у нее горло заболело. Зимой же ее в поселковом совете попросили съездить за дровами. За хлеб. Поехала вместе с моей старшей сестренкой. А обуви, нужно сказать, никакой теплой у нас не было. Они обмотали ноги тряпками. А в лесу — снегу по пояс. Еле живые домой приехали. И — ноги у матери не ходят. Она встать не может, по полу от боли катается. И просит меня: «Доча, принеси мне отравы. Не могу больше». А я ведь маленькая была, спросила: «Где достать-то?» И произошло чудо: мамочка все-таки поправилась, встала на ноги, — продолжает рассказ блокадница.

Жили трудно и после войны

Семья вернулась в Ленинград к концу войны. Их комнату в казарме к тому времени уже заняли. Им предложили поселиться в крошечной (11 кв. м) будке стрелочника. Будка в щелях вся, а там, где на крышу труба от печки выходит, дыра большая. Лежа можно звезды на небе считать.

— Мама телку завела. И в холодное время года та телка спала с нами в этой будке. В одном углу — телка, в другом — мы. Навоз мама перемешивала с пеплом от угля (топили печку углем) и этой невообразимой смесью щели будки замазывала. Жить так, конечно, было сложно. И потом мама построила из старых шпал маленький домик. Почти все работы сама выполняла, — говорит блокадница. — Вот этот домик из шпал потом нам и подожгли, уже в 2000 году где-то. Хотели участок занять. Сгорело все, в том числе и иконы старинные, которые мама так берегла.

…А в День Победы 1945 года Ольга пошла на станцию. Прибывали поезда с солдатами. Ольга встала за большой дуб и все смотрела, смотрела… Она знала, что на отца пришла похоронка, но надеялась, что это ошибка, что он вернется. И вот сейчас спрыгнет с подножки вагона… Не дождалась.

После войны Ольга закончила семилетку и, хотя мечтала продолжить образование и в будущем стать врачом, пошла в школу кулинарного ученичества. Потому что семья с трудом сводила концы с концами. Нужно было быстрее получать профессию и идти работать. Она и работала, в дальнейшем получила звание ветерана труда.

В приближающийся День Победы 2015 года семья собирается поехать в Кобону. Там дайверы — друзья внучки Ольги Николаевны Елены и ее мужа — собираются запустить в рейс полуторку, которую достали со дна Ладожского озера. Одну из полуторок, которая ушла под лед, перевозя людей и грузы по Дороге жизни. И уже спущен под воду памятный камень, посвященный погибшим на Дороге жизни. Чтоб потомки помнили…

Ольга Терехина с внучкой и правнучками.

Комментарий

Татьяна СМИРНОВА, юрисконсульт горячей линии «36 квадратных метров»:

— Пишут правовые нормы и применяют их люди, наделенные специальными полномочиями. Наличие «лишнего» метра жилищной обеспеченности, о котором говорит журналист, не имеет принципиального значения для ветерана Ольги Николаевны Терехиной, поскольку отдельное жилое помещение в виде комнаты в многонаселенной квартире для нее не появится.

Законы Санкт-Петербурга в части регулирования жилищной обеспеченности горожан остаются формальными, оторванными от жизни, сам алгоритм постановки на городскую жилищную очередь весьма неясен — в Санкт-Петербурге с 2005 года продолжает действовать лишь примерное положение о районной жилищной комиссии, издающей рекомендательные решения и не выдающей копии этих решений ветеранам для своевременного обжалования.

Существующие административные регламенты также не изменяют в лучшую сторону подход городских чиновников к положению ветеранов, действительно нуждающихся в улучшении жилищных условий.

Журналисты метко назвали многонаселенные отдельные квартиры семейными коммуналками. В ряде случаев семейная коммуналка стала более суровым испытанием для наших ветеранов, чем классическая городская.

Однако до тех пор, пока чиновнику предоставлено право «формировать» семьи по своему усмотрению и произвольно применять законы, обитателям семейных коммуналок придется претерпевать существенные неудобства в быту, невзирая на так называемую достаточную жилищную обеспеченность — 9 квадратных метров общей площади.