Иван Краско: Театр — это воплощение своего времени, а не правда жизни!

Мир стремительно меняется, и классический театр сталкивается все с новыми и новыми конкурентами от индустрии развлечений.

Должен ли он «гнаться за временем», соответствовать или держаться традиций? И в конце концов, что он должен нести зрителю? Корреспондент «Вечернего Петербурга» встретился с народным артистом России Иваном Краско, пытаясь найти ответы на эти и другие волнующие всех вопросы.

Партия «Единая Россия» уже предложила Ивану Краско войти в комиссию по проверке и контролю театров.

— Иван Иванович, каким, по-вашему, должен быть современный, актуальный театр?
— Театр, как говорил Шекспир, — есть летопись и воплощение своего времени, и он показывает своему веку его неприкрашенный облик. Это лет четыреста назад сказано — а какое точное определение! И я знаю, что сам, как актер, являюсь летописью своего времени. Я активно участвую в жизни общества, у меня есть гражданская позиция. И невольно думаю: «Если я, как человек, представляю какой-то слой общества, в котором сам существую, то я должен отразить его нормально!» А играть бомжей, подонков, убийц — это не по мне! В каждом произведении есть свой разум — это реальная жизнь, ее непосредственное воплощение. Она может быть романтичной, тонкой, воодушевляющей, а может вгонять в такой пессимизм, что и жить не хочется: рисуют же на холстах отхожие места, помойки, а то и представляют их в качестве непосредственных предметов искусства, утверждая, что это «та самая правда жизни». Зачем? Любому понятно, что в нашем мире есть и то и другое, но выставлять напоказ жизнь «ниже пояса» — абсурдно! Еще более абсурдно строить на этом программу самоутверждения, что означает лишь одно — человек либо дурак, либо пошляк, или же, в конце концов, просто сволочь, и ему хочется изгадить другим настроение. А вот «неприкрашенный облик» — это несколько другое. Однажды я даже Товстоногова обидел, сказав, что подобное невозможно, — ведь тогда были советские времена, и «правда жизни» вообще не была в почете, а он всегда пытался быть честным со зрителем. И даже сейчас «облик времени» — это очень непросто! Во времени этом необходимо разбираться и не отражать одну из «партийных» точек зрения — требуется объективный, незамутненный взгляд на настоящее. Знаете, я сейчас на радио записывал «Хаджи-Мурата» Толстого, и я был поражен! Вот представьте: 1910 год, царская династия пока никуда не делась, а Толстой Николая беспощадно критикует, так, что жуть берет. Тут-то и видна честность художника — он не мог иначе. Не имел права. Или изобразительное искусство: «Иван Грозный убивает своего сына» — страшная, мрачная картина. И чтобы ТАК изобразить, ТАК передать характеры, необходимо знать свою историю, необходимо быть объективным, честным. Театр ничем не отличается в этом плане ни от литературы, ни от живописи. Я стараюсь как можно чаще ходить на спектакли, «держать руку на пульсе». Есть такие постановки, в которых сразу видно — вас ждет самоутверждение молодого режиссера: коверкается исходный материал, приплетаются какие-то неведомые персонажи… Допустим, тот же Товстоногов никогда подобного себе не позволял, дабы не исказить главный смысл произведения, никогда не стремился подмять под себя автора пьесы, доказывая, что «я талантливей, чем он!». Помню, он ставил «Дачников» Горького. Его спросили: «Зачем вы взяли не самую лучшую пьесу этого автора? Только потому, что театр носит его имя?» А Товстоногов в привычной ему манере ответил: «В жизни человек — либо творец, либо дачник!» И в этих словах его столько правды — ведь от нас все зависит, все в руках наших: мы либо смотрим в корень, добираемся до сути, либо… Думаю, вы поняли. Но все же есть талантливые люди в театре, хорошие режиссеры.

— Не могли бы вы отметить тех режиссеров, кто вам близок по духу, кого вы считаете классиками нашего времени?
— Во-первых, это Петр Наумович Фоменко, чьи работы мне нравились всегда, и сейчас не побоюсь его назвать патриархом нашей режиссуры. Во-вторых, в Театре Ленсовета есть Юрий Бутусов, очень талантливый, острого ума человек — с ним работали актеры, которых сейчас регулярно видим на экране: Костя Хабенский, Миша Пореченков… Этот театр всегда славился грандиозными спектаклями. Потрясающий режиссер — Игорь Коняев, но, к великому сожалению, ему не находится места в Петербурге, и сейчас он возглавил Рижскую драму. А там люди быстро соображают — и вот он уже у них, и в России на один талант стало меньше.

— Сейчас многие рассуждают о судьбе репертуарного театра, некоторые придерживаются мнения, что он устарел как система. А тут еще «театральная реформа» от вице-губернатора Василия Кичеджи… Так быть или не быть репертуарному театру, есть ли у него будущее?
— С подробностями реформы я еще незнаком, но партия «Единая Россия» уже предложила мне войти в комиссию по проверке и контролю театров. Но нужно еще посмотреть, кто в нее войдет, ведь я достаточно осторожно отношусь к подобным начинаниям, есть у нас самозваные, с позволения сказать, советники, которых я, мягко говоря, не воспринимаю. А что касается репертуарного театра и театра вообще, то это институт, который возник естественным путем. Телевидение, кинематограф — это уже другие ветви, хотя и родственники, использующие мастерство актера так, будто они — новаторы. Нет! Исходная точка — это театр! Поэтому он никогда не погибнет. И даже если насильно ликвидируют репертуарный театр, то все равно актер возьмет коврик, выйдет на площадь и будет показывать «мерзости и доблести». Опять же по Шекспиру. Я верю в то, что нас не сломать.