Кабы я была царица, третья молвила сестрица…

Болея, фике думала о том, как царевне Софье удалось женить своего худосочного брата

Прихворнувшая Екатерина не теряла времени даром: она углубленно и, как говаривал древнеримский кесарь-философ Марк Аврелий, «наедине с собой» размышляла о прошлых скорбях и грядущих угрозах.

«А к Царевне с вышки голубиной прилетали белые птицы…» Дворец в подмосковном селе Измайлове, где до переезда в Петербург жила с дочерьми вдовствующая царица Прасковья — жена брата, или «невестка» (по старой системе русского родства), самого Петра I.

Да, болезнь — вещь, в общем-то, тягостная и неприятная — бывает порою эпизодом уместным и даже полезным. Лежишь себе на удобной постели под тонкой прохладной накидкой, спокойная, всеми забытая, и не торопясь раздумываешь о произошедшем, о его причинах и следствиях, о возможных альтернативных поворотах, о тактических выходах из бед и напастей, о собственном сегодняшнем постижении чужих вчерашних уроков. И обретаешь некую зрелую житейскую мудрость…

Чистый нам любезен Бахус

Иногда, впрочем, думать мешают — например, мадам Крузе, отодвинутая с первых ролей, но не отстраненная от службы, вознамерилась самостоятельно лечить свою юную госпожу от головных болей и изнуряющей бессонницы. Само собой, привычно-подручными средствами: каждый вечер заботливая камер-фрау вносила в великокняжескую спальню стакан искристого токайского и предлагала августейшей пациентке испить его в качестве противоядия от любых недугов. Фике, правда, уклонялась от этакого сомнительного снадобья, предпочитая горьковатые порошки доктора Бургава. И Мария Крузе с сокрушенными вздохами опорожняла чарку сама — за исцеление великой княгини…

Венгерских вин водилось у нас предостаточно. Они появились при дворе в эпоху Петра I — еще в 1714 году государь отрядил в далекий Токай, что относился к владениям австрийских кайзеров, особую закупочную экспедицию. Три офицера приобрели в сем теплом, райском краю 300 тяжелых пузатых бочек — «для царского обихода». Затрачена была сумма по тогдашним представлениям громадная — десять тысяч полновесных рублей. Но зато в Зимнем и Летнем дворцах бочонки раскупорили с превеликой радостью. Возникла даже устойчивая мода — чокаться за монаршее здоровье исключительно кубками с токайским.

Позже, с тронным взлетом Елизаветы Петровны, среди вельмож распространились утонченные галльские обычаи, а французский посланник Иоахим-Жак де ла Шетарди упрочил эту тенденцию доставленным из Парижа внушительным винным погребком. Легат христианнейшего короля Людовика XV привез к стенам Петербурга ящики со 100 тысячами бутылок знаменитых на всю Европу спиртосодержащих жидкостей своей солнечной родины. И около 17 тысяч были наполнены шипучим шампанским. Искусный алкогольный маневр удался на славу: тосты во имя самодержцев и самодержиц возглашались теперь только при помощи бокалов с пенистой «шампанью».

Но и зеленый змий с Балкан не уполз в тень. Его благоуханные соки охотно пили по всем остальным поводам. А в 1745-м обожавшая щедрые застолья Елизавета образовала специальную Токайскую комиссию для переброски в Россию элитных мадьярских марок. На следующий же год Кабинет императрицы пошел еще дальше: по соглашению с союзной Веной на подвластных ей венгерских территориях с их мягким климатом и превосходной виноградной лозой выросла постоянная, крепко налаженная русская фактория, где производились лучшие сорта живительной влаги. Потребность отечественной знати в ароматном токайском была обеспечена раз и навсегда, и «неустойчивая» мадам Крузе во всякую минуту имела на столике бутылку, салфетку, фужер и штопор.

«Уж не жду от жизни ничего я…» Царь Иван V Алексеевич (1666 — 1696), сын монарха Алексея Михайловича Тишайшего и его первой жены, Марии Ильиничны Милославской.

Отдыхавшую на тахте Катю волновали, однако, иные сюжеты. Она вновь и вновь возвращалась к похоронам злосчастной принцессы Анны, пытаясь разглядеть существо тех грустных событий — и их видимые вершки, и их скрытые корешки. Итак, чуть не 65 лет назад, 25 июня 1682 года, патриарх Иоаким, стоя в кремлевском Успенском соборе, торжественно венчал на престольное служение братьев-двуцарственников — родных чад самодержца Алексея Михайловича: старшего, Ивана V (отпрыска первой жены, Марии Милославской), и младшего, Петра I (сына от второй супруги, Натальи Нарышкиной). И практически сразу между опекуншами обоих звездных мальчиков — сестрой Ивана царевной Софьей, четвертой дочерью Алексея Михайловича и Марии Ильиничны, и ее, с позволения сказать, мачехой, вдовствующей государыней Натальей Кирилловной (что была всего на шесть лет старше строптивой падчерицы!), матерью Петра, — разгорелась поистине эпическая брань из-за власти и влияния.

Энергичная, волевая Софья, грезившая монаршей короной и предписывавшая чеканить свое лицо на монетах, оперлась на стрелецкие войска, добилась титула правительницы-регентши и приступила к поискам подходящей невесты для убогого и слабозрячего Ивана. Необходимо было, во-первых, дать державе надежную цепочку тронных преемников из благородной фамилии Милославских. Следовало, во-вторых, упредить параллельные шаги царицы Натальи, пекшейся, естественно, о нуждах подраставшего Петра. Надлежало, в-третьих, пресечь на корню политические претензии Нарышкиных, преградив им прямые и окольные пути к бармам и скипетру. Все три задачи упирались в общий знаменатель — справную и здоровую, кровь с молоком, родовитую девицу, способную дать Ивану Алексеевичу резвых, бойких детишек, а русскому трону — неизбывную в веках линию Романовых-Милославских. Перспективный план царевны Софьи отличался стройностью и логикой, но требовал тщательного, филигранного воплощения…

Опытный хозяйский глаз остановился на первой московской красавице — юной дворянке Прасковье Салтыковой, дочери стольника Федора Салтыкова. Проведав о своей участи, соблазнительно-роскошная дива воскликнула в голос, что «скорее умрет», нежели прошествует к аналою с таким женихом, как молодой Иван. Но педагогичная Софья умела убеждать и нашептывать, внушать и доказывать. И в январе 1684 года 17-летнего царя бракосочетали с 19-летней Прасковьей, согласившейся-таки на этот сложный для нее марьяж.

«Не тот ли голос: «Дева! Встань…» Старшая сестра Ивана Алексеевича — царевна Софья Алексеевна (1657 — 1704), четвертая дочь Алексея Михайловича и Марии Ильиничны. Сражалась как львица ради победы Романовых-Милославских над Романовыми-Нарышкиными. 

Давно ль была она малютка?

Шутили, что Иван Алексеевич справлялся с интимными обязанностями еще хуже, чем с государственными делами: в течение пяти лет семейной идиллии Прасковья не подарила венценосному избраннику никакого потомства. А вот затем слегка утешила опечаленную Софью, рожая каждый год по младенцу — увы, пола женского. В марте 1689-го издала крик дочка Мария, в июне 1690-го — Феодосия, в октябре 1691-го — Екатерина («свет-Катюшка», любимица матери), в январе 1693-го — Анна (будущая монархиня Анна Иоанновна) и в сентябре 1694-го — Прасковья (тезка родительницы). Маша и Феодосия смежили очи в детской колыбели, а Кате, Ане и Парашеньке выпали своеобразные и запутанные земные жребии. Ну а царь Иван V недолго наслаждался домашним уютом: в январе 1696-го он, худосочный, покинул сей мир, не дотянув до своего тридцатилетия и упокоившись под могильной плитой Архангельского собора…

Зато заводила всей круговерти, Софья Алексеевна, не могла уже ни требовать от брата и невестки — хоть умри! — наследника-сына, ни приглядывать за тайными страстями Прасковьи Прекрасной, как это делала позднее враждебно-клановая племянница Софьи Елизавета Петровна в отношении игривой Фике. С августа 1689-го (ровно за сто лет до Великой французской революции!) экс-регентша была водворена в келью московского Новодевичьего монастыря, который возвели при государе Василии III в честь взятия русскими Смоленска.

Прасковья же с тремя дочерьми переехала на холодные берега Невы. В 1708-м она поселилась в изящном деревянном особняке на Стрелке Васильевского острова, а прагматичный диктатор прикидывал, каким мощным марьяжным инструментом смогут стать созревающие царевны-племянницы в его обширных внешнеполитических раскладах…

«Ипполиту от Матери — Федры — Царицы — весть…» Супруга Ивана V — Прасковья Феодоровна Салтыкова (1664 — 1723). От брака с ней у Ивана V родились пять дочерей.