«Как хочется уснуть, а проснувшись, увидеть вокруг себя счастье...»

Блокадный дневник. живая память о тех страшных днях

Время идет в одну сторону. Но не хотелось бы, чтоб для следующих поколений блокада Ленинграда была вроде Куликовской битвы. Было, мол, давно, и что в точности было — неизвестно. Поэтому особенно ценны документальные свидетельства той поры, в том числе дневники, которые вели ленинградцы.

Всю блокаду вела дневник и коренная ленинградка Лидия Ефимовна Судина (Муштукова). В начале войны Лидии Муштуковой было 18 лет. Дневник Лидии Ефимовны принес в редакцию «ВП» ее внук, наш коллега Вадим Комков.

Вадим Комков: «Читать дневник без слез было порой тяжело»

— В марте  бабушке исполнится 90 лет. В блокаде она провела все 900 дней. Вот только рассказывать о себе на публике не хочет. Считает, что ничего героического не сделала, — поясняет Вадим. — Несколько лет назад она передала дневник мне. Сама перечитывать не любит: слишком много горя отражено на его страницах. Во время блокады умер прадед Ефим Григорьевич, был тяжело ранен на фронте брат Виктор Ефимович, и сама она, и ее мать долго находились на грани жизни и смерти. Читать дневник без слез было порой тяжело. Вот эти начинающие рассыпаться странички блокнотов рассказали мне о блокаде больше, чем все, до этого увиденное и просмотренное.

Война изменила судьбу Лидии Ефимовны. До войны она была музыкантом, профессионально играла на гитаре в струнном оркестре Кировского театра (гитару в семье хранят до сих пор: инструмент  ручной работы, сделан на заказ, гитара с особой формой грифа). В начале войны Лидия Муштукова поступила в Юридический институт.  Но проучилась недолго: институт эвакуировался. Лида не поехала с сокурсниками, поскольку ее мать Агафья Константиновна, прабабушка Вадима, не захотела покидать город. Лидия  поступила во Второй медицинский институт, впоследствии переименованный в Санитарно-гигиенический. Совмещала учебу с работой в госпитале. В летнее время была  послана на торфоразработки под Ленинградом. В дальнейшем получила диплом врача-терапевта. Так и работала врачом до 70 лет. Причем у Лидии Ефимовны лечились многие ленинградские артисты, в том числе Галина Уланова. 

— Бабушка много рассказывала нам, внукам, о блокаде. Жили они на Старо-Невском проспекте, в том же доме, где Самуил Маршак. К счастью, их дом не разбомбили. Естественно, нас  интересовал вопрос блокадной пищи. Бабушка говорила, что холодец из столярного клея был еще вполне сносной едой. Остальное было и вовсе несъедобным. Летом ездили за город, собирали лебеду и прочее. Сныть и вовсе считалась лакомством. Но найти ее было практически невозможно. Кстати, спросил, почему же не ели рыбу, ведь Нева была рядом? Бабушка ответила, что очень многие, в том числе и ее семья, боялись отравиться рыбой, поскольку в Неву попадало много покойников. Затронули и жуткий вопрос каннибализма. Бабушка ответила, что и такое в осажденном городе бывало. Как-то ее отец, Ефим Григорьевич, возвращался ночью после дежурства домой. И услышал жуткий крик на соседней улице. Он бросился на этот отчаянный зов и увидел на тротуаре женщину, лежавшую лицом вниз. Когда он подбежал, женщина была уже мертва. У нее были срезаны мягкие части тела. В блокаду на рынках, как рассказывала бабушка, можно было купить человеческое мясо. Его обычно продавали маринованным. И находились люди, которые покупали. 

Единственным подспорьем в семье был дополнительный военный паек Ефима Григорьевича, который он получал на службе. Но весной 1942 года Ефима Григорьевича не стало: его воинская часть перетаскивала орудия по начавшему таять Ладожскому озеру. Бойцы шли по пояс в ледяной воде. Прадедушка Вадима заболел и слег. Больше он не поднялся. О его гибели родным сообщили телеграммой. Вадиму известно, что похоронен прадед в братской могиле неподалеку от Ладоги. 

Уже после войны Лидия Ефимовна встретила свою вторую половинку — военного летчика Николая Судина, которому родила двух дочерей: Надежду и Татьяну. Они подарили ей внучку и трех внуков. Вадим Комков, кстати, мечтает когда-нибудь увидеть свою бабушку на параде Победы. Говорит, что это будет для него знаменательный день. 

Сегодня мы публикуем отрывки из дневника Лидии Судиной (Муштуковой).

Эпиграфом к дневнику Лидия Ефимовна поставила стихотворение Демьяна Бедного:

10 октября

Сижу дома одна. Сегодня, как и обычно, тревога началась в 8-м часу вечера. Этот час, как видно, очень нравится немцам, так как все уже привыкли, что в восьмом часу — или 20 минут восьмого, или 25, или 30, в общем, в промежутке между этими минутами начинается тревога. Самая страшная тревога, потому что в эту тревогу немцы больше всего бомбят. Сколько жертв за эти 4 месяца войны, и конца этой ужасной войны не видно! Мне иногда кажется, что я не доживу до конца войны. Не увижу всех своих родных и знакомых, и такая грусть на меня нападает, что выразить ее невозможно. И я уже немного начинаю привыкать к мысли, что не останусь живой. О, но как обидно умереть в 18 лет, когда настоящая жизнь должна только развернуться передо мною. Ведь все эти 18 лет я не видела настоящей жизни… Кругом холод, голод и страх за свою жизнь. Но все это, как мне кажется, только начало. Самое трудное — впереди. И как хочется уснуть на все это время, чтобы, проснувшись, увидеть снова вокруг себя счастье.

19 ноября

Сделан шаг, который я сама не могу достаточно осознать. Еще вчера я была студенткой Юридического института, а сегодня уже нет… И вот теперь я между небом и землей.

22 ноября

Ужасно. Нам грозит голод. Сейчас мы получаем 125 гр. хлеба, а вскоре, говорят, будем получать вместо хлеба сухари. Вместо 100 гр. хлеба — 50 гр. сухарей. На этом далеко не уедешь. Также говорят, что вместо крупы и макарон дают горошек… В общем, наступает голод. Причем настоящий. Нет того дня, когда я бы была сыта. Встаешь из-за стола и чувствуешь, что еще больше хочется кушать. Мама спрашивает: «Сыта?» Я, конечно, отвечаю: «Сыта». А куда уж там. Говоришь для того, чтобы не огорчать маму. Мне кажется, что будет не пережить этого времени, что мне никогда уж не придется кушать досыта. Хорошо, что еще есть отруби у нас. Из них мама лепешки печет. Хотя они и несытные, но все же на несколько минут чувствуешь, что в желудок что-то положено.

31 декабря

23 часа 45 минут. Осталось всего 15 минут до Нового, 1942 года. Мы с мамочкой вдвоем провожаем старый год и встречаем новый. Как грустна и тосклива обстановка! Как непохожа встреча 1941 года на его проводы! Мы встречаем Новый год с мамочкой на кухне, при свете керосиновой лампочки и при весьма и весьма скудном угощении. Лепешки из дуранды и портвейн. Вот и все. Это даже шикарно сейчас для нас. Мамочка напекла свежих лепешек из дуранды, и как они все вкусно пахнут… Будем надеяться, что новый год принесет нам больше радости. Пусть мы и встречаем его в суровых условиях, полуголодные, полухолодные, но будем надеяться, что провожать будем при других условиях, при полной нашей победе над немцами. Это будет настоящее счастье. А как грустно на душе. Этот год будет памятен на всю жизнь... Читала книгу Алтаева (Ал. Алтаев — литературный псевдоним Маргариты Ямщиковой, известной детской писательницы. — Прим. ред.). Исторический роман, книга интересная.

Как все ужасно. Я эти дни совсем упала духом. Если раньше я еще надеялась на улучшение продовольственного положения в Ленинграде к Новому году, то теперь эти надежды разрушились. Новый год пришел, а с продовольствием стало еще хуже. Люди не получили не только какой-либо прибавки, но даже продукты, которые полагались за 3-ю декаду декабря, не смогли выкупить. Если раньше паек хлеба можно было выкупить почти без очереди, то теперь люди простаивают по 3 — 4 часа, а то и больше. 

Смертность еще больше увеличилась. 

8 января

Днем мы отправились в Дом учителя, где должны были подобрать книги для госпиталя (Лидия Ефимовна одно время работала в библиотеке госпиталя. — Прим. ред.). Книги мы подобрали очень быстро, и в 2 часа 10 минут были уже свободны.  Мы с Асей (подруга Лидии Ефимовны. — Прим. ред.) не решились идти домой так рано, так как будет кушать хотеться. 

10 февраля

То, чего я так боялась, случилось. Я заболела. (Расстройство желудка от недостаточной и плохой еды становится сущей бедой ленинградцев. — Прим. ред.).

11 февраля 

Сегодня прибавили хлеба (ДЛЯ СПРАВКИ: дети и иждивенцы стали получать по 300 г, служащие — 400 г, рабочие — 500 г.) Странно даже, но меня это совсем не радует. Раньше я мечтала досыта наесться хлебом, а теперь даже не могу смотреть на него. 

15 февраля

Какое счастье, я, кажется, поправляюсь! Вот уже второй день, как я на ногах. Расстройство желудка прекратилось, но слабость ужасная. Всегда думала, что мне просто дойти до госпиталя. Но это не так: я еле ноги переставляла. Вид у меня тоже ужасный. Никто меня не узнает. Все говорят, что у меня одни глаза и нос остались. Я этому вначале не очень верила, но когда взглянула в зеркало, то испугалась. На меня смотрело совсем незнакомое старое худое лицо. Мне сейчас можно, наверно, дать лет тридцать. И это сделали 5 дней болезни.

Юное поколение обожает бабушку. На фото Лидия Ефимовна с правнучкой Настей

11 марта (день рождения Лидии Ефимовны)

Папочка принес две луковицы мороженые и 100 г изюма. Это сухой паек. Мамочка сварила лапшу и облила ее олифовым маслом с прожаренным луком. Лапша получилась замечательная, жирная, лук же отбил весь привкус масла. В общем, второе получилось замечательным. Вернее, третье. Так как вторым блюдом был студень из клея. На первое — суп с перловкой. На четвертое — сладкий суп из изюма. Сладкий суп вышел на славу. Сухая дыня, которую мы получили, так хорошо разварилась, что суп вышел очень густым и сладким. Дыня — замечательная, наверно, ананасная. Хорошо бы так каждый день кушать! Мама мне подарила чашечку. Покушали, посидели и поговорили понемногу обо всем. Вечер прошел в семейной обстановке, чего уж давно у нас не было.  Как чудно было, если бы так было всегда! Но этот день — исключение. Папочка ушел в 9 вечера.

Сегодня получила получку в госпитале, сразу выдали за месяц — 98 рублей. К 8 марта командование госпиталя вынесло еще одну благодарность за хорошую работу. Кроме того подарили подарки — книги. Мне подарили собрание сочинений Тынянова. Очень приятно иметь память о тяжелых днях войны, зная, что ты не была в стороне, а работала, приносила хотя бы небольшую, но все же пользу бойцам. 

Сегодня один больной заявил, что я его научила читать (то есть любить книги. — Прим. ред.). Теперь он стал активным читателем. Это самая лучшая награда для меня.  

День моего рождения на исходе. Только подумать: я живу уже 19 лет на свете. Как незаметно идет время: недавно мне было 16 лет, а сегодня уже 19. Совсем старушка. Старушка не только по летам, но и по пережитому. Пережили очень много за эти 8 месяцев, а что еще впереди?

15 марта

Как хочется плакать, плакать и плакать. Как тяжело на душе. Давно у меня такого подавленного настроения не было. Надоело все и даже надоело жить. Какая это жизнь, если изо дня в день твой желудок все пустеет, а пополнить его нечем. Хорошего впереди не предвидится. Все голод и голод, народ все умирает. Саночки с трупами с утра до вечера тянутся цепочкой по улицам. Население Ленинграда заметно уменьшилось. Умерло уже около 2 миллионов. Сегодня зашла к Варе (подруга Лидии Ефимовны). У нее вчера умер отец. Теперь даже не похоронить по-человечески. Вот они завязали его в простынь и повезут на саночках до Лермонтовского проспекта, где находится контора по отправке трупов на кладбище на машинах. Удивляюсь: эта контора — кажется, государственное учреждение — запросила с них 1,5 кг хлеба и 500 рублей денег. Полная обдираловка. 

Вот уже середина марта, а стоят ужасные морозы. Не похоже, что весна. Морозы достигают минус 24 градусов. Скоро ли кончатся наши мучения? Прямо настоящее хождение по мукам. 

22 июня

Сегодня исполнился год, как началась война. Только подумать: целый год. Когда оглядываешься на прошедшее, не верится, что мы столько пережили. 

Нет у меня больше отца. Нет. Папочка, папочка, ты оставил нас в такое тяжелое время!  Вспоминаю зиму, вижу тебя, сидящего на стуле в нашей маленькой полухолодной кухне… Что бы я не отдала сейчас, только бы увидеть тебя, дорогого, живым и здоровым. Его нет. Как странно звучат эти слова. Папочка, папочка, не знаешь, как трудно мне сейчас. Мамочка все болеет. 

Не могу себя заставить учиться и работать. Собираюсь уходить из госпиталя, так как устаю очень. Трудно учиться и работать. Обрадовалась, что Витюша стал присылать деньги (брат Виктор Ефимович — военный летчик. Когда его самолет сбили, он получил тяжелейшую травму — полностью срезало кожу с головы. К счастью, его смогли выходить. — Прим. ред.). Мамочка хочет снова пойти работать на завод. Я не должна ее пускать: она и так покалечила себя в этом проклятом Ленинграде. В первый же день работы упала с машины и расшибла руку. Теперь рука очень болит. 

1 сентября

Вот и лето кончилось. Как быстро оно пролетело. Мне кажется, его совсем и не было. Ведь до 15 августа стояла холодная погода, ходили в жилетках и пальто. Только 15 дней стояла хорошая погода. Но что эти 15 дней, когда позади 9 месяцев холодной и голодной зимы! Нам даже не пришлось отогреться как следует. На носу новая зима. Наверно, такая же голодная и холодная. 

Летом было много травы: набьешь себе желудок и наешься. 

31 декабря

Еще только 20 минут восьмого, а я уже встретила Новый год. Меню было довольно разнообразное. Во-первых, рюмка красного вина, которое я закусила паштетом из дрожжей. Что это за гадость, сказать трудно. Но за неимением лучшего, и оно хорошо. Во-вторых, щи из хряпы. Третье же блюдо для меня было шикарным — каша пшенная. Жаль только, что мало. И четвертое — кофе с кусочком шоколада. Старый год принес мне слишком много горя, поэтому он не заслуживает того, чтоб его провожали. В новом году я не вижу для себя просвета, неизвестно, что он мне еще принесет. Сейчас я выпила за то, чтоб мамочка с Витюшей не болели и чтоб война скоро кончилась. 

Пишу, а слезы так и падают. Вспоминаю, как встречали 1942-й с мамочкой, а папочка тогда ушел на завод. Папочка, дорогой мой! Так трудно поверить в его смерть. Сейчас я совершенно одна. Дорогая, милая моя мамулечка лежит в больнице. Как я скучаю без нее! 

Единственным моим немым другом стал дневник, с которым я могу поделиться своими горестями.

18 января

О Господи, неужели это правда? Блокада Ленинграда прорвана в районе Ладожского озера. Но это так. Я слышу голос диктора, который говорит о разгроме немцев и взятии нашими войсками города Шлиссельбурга и других. Как неожиданно! Блокада — это слово уже укоренилось для нас, и прорыв ее полная неожиданность. Какое счастье, слезы так и льются от радости. 

Диктор повторяет в который раз о прорыве блокады. Как приятно слушать его!