«Как перед юною царицей...»

300 лет назад, 19 мая 1712 года, Петр Первый перенес столицу в Санкт-Петербург

Всякий раз, идя по холодной зимней улице и кутаясь в пальто, я смотрю на нависающие сосули и думаю об этом.

Летом я тоже размышляю над этим вопросом — когда невыносимая духота заставляет выпивать огромное количество бутылок минералки и не вылезать из душа, когда открытые настежь окна не приносят никакого облегчения.

Не говоря уж о том, что я ломаю над этим голову весной, утопая в слякоти и дожидаясь слабенького намека на тепло, когда в Москве уже вовсю цветут буйным цветом сирень и вишня. Вот именно сейчас, чем ближе мы к дате 19 мая, я все крепче размышляю над этим.

Я думаю о том, почему, черт возьми, Петру I понадобилось устраивать столицу в Петербурге? Почему он не предпочел какой-нибудь город в нормальном субтропическом климате? На Черном море, например? Грозили бы оттуда не шведу, а турку. И главное, делали бы это под пальмами, в тепле и неге. Но, видимо,  шведу грозить было важнее, чем турку. Турок в те времена — он что, дикость одна, что грози ему, что нет — без разницы. А швед — все-таки Европа, с пониманием, с обхождением каким-то…

Петр Первый — тот, что для туристов, — по-прежнему уверен: Санктпитербурх — столица из столиц.

А юбилей-то мифический!

Но почему именно 19 мая называется юбилейной датой? Я нигде не смог найти упоминания об указе или даже о каком-то событии, связанном с этим числом. Пришлось обратиться к специалисту — историку, собирателю петербургского фольклора Науму Синдаловскому.

— Начнем с того, — сказал Наум Александрович, — что на самом деле Петр строил не столицу. Петербург был крепостью и морским портом. Во время войны Петр закрепился здесь, в самой восточной точке Финского залива, терпя поражения от шведов и уходя на восток. Дальше отступать было уже некуда!

Между прочим, перед тем как объявить Швеции войну за выход к морю, Петр I просил Карла XII отдать ему какой-нибудь уже существующий порт для торговли с Европой. Нарву, Таллин или Ригу. И только когда Карл отказал, началась война. Выходит, один из этих прибалтийских городов мог стать нынешним Петербургом! Так что вся наша жизнь — это цепь случайностей. Правда, в любой случайности есть элемент закономерности.

Вот и столицей Петербург стал стихийно, постепенно. Конкретная дата — 19 мая — мне кажется очень странным выбором точки отсчета «столичной эпохи». Чья это идея — отметить такой мифический юбилей? Дело в том, что никакого указа о переносе столицы из Москвы в Петербург не выходило. Разве что в последние несколько дней кто-то обнаружил такой указ, и я о нем еще не знаю.

Петербург действительно можно назвать столичным городом с 1712 года, если отсчитывать начало этой эпохи от венчания Петра с Екатериной. Тогда на свадьбу в Петербург из Москвы приехали дипломатический корпус, церковные иерархи, правительственные учреждения — да так и остались здесь. Да, таким спонтанным образом Петербург стал столицей.

Но свадьба-то эта состоялась 19 февраля! Так что дата 19 мая все равно остается для меня загадочной, — подытожил историк.

 

* * *

Мог ли Петр взять да и оставить столицу в Москве? Нет, конечно.

Петру было нужно «человеческое лицо», которым Россия сможет повернуться к иностранцам. Москва на такую роль уже не годилась — у нее сложилась дурная репутация.  «Народ на Москве глуп...», «В Москве жить не с кем...» — иностранные путешественники только и говорили, что о поголовном пьянстве, безделье и никчемности русских. Общий приговор: «дикость и варварство».

Петербург — дело другое. Во-первых, это возможность начать историю с нового листа. Во-вторых — он банально ближе к Европе. И ближе к морю, по которому сравнительно легко и безопасно «гости из других стран могли приплывать к царю». И британцы, французы, голландцы и пруссаки, прибывая в Петербург, попадали в какой-то знакомый и понятный им мир. А значит, можно было с ними договариваться на равных.

Что изменилось в Петербурге с приобретением столичного статуса?

Юный город, мгновенно вырастающий из топи блат (не совсем уж на пустом месте, конечно — на месте древней крепости Ландскроны и не такого древнего Ниеншанца), стал застраиваться еще быстрее. По указу Сената 1712 года из всех российских губерний еще 40 тысяч человек отправлялось в Петербург. В том же году на Заячьем острове заложили каменный Петропавловский собор по проекту Доменико Трезини. Осушили болото в районе современного Марсова поля и устраивали там народные гулянья с «потехами». Основали Питейный двор, Галерный двор, Гостиный двор. Еще не тот, что на Невском, — Невского пока не было. Но уже начали прорубать просеку от Адмиралтейства в направлении Невского монастыря, будущей лавры. Запретили строительство деревянных домов. Начали издавать книги.

Словом, как-то так все сошлось, что именно 1712 год оказался для Петербурга годом реализации его имперского предназначения. Мечте Петра было положено начало в 1703-м. А сбылась она — и впрямь 300 лет назад.

* * *

 Ну, а как быть с тем, что Петербург — уже тогда Петро­град — в 1918 году перестал быть столицей? Случайность это или закономерность? Вновь слово Науму Синдаловскому:

— В 1918 году правительство большевиков переехало в Москву. Случайно, просто потому, что фронт был близко. И благодаря этой случайности началась эпоха консервации Петербурга, он сохранился как жемчужина, как градостроительный шедевр.

Я могу себе представить, что стало бы с Петербургом, останься он столицей. Достаточно посмотреть, во что превратилась Москва. И я боюсь разговоров о возврате столицы в Петербург. 

В столице трудно жить. Это все равно что жить в коридорах власти. А жить в коридоре не очень удобно. Но Петербург как музей — тоже годится скорее для любования красотами, а не для жизни. Такая вот сложная дилемма.

«Вечерний Петербург» спросил еще некоторых уважаемых петербуржцев, как они относятся к тому, что Петербург нынче не столица.

Историк и литератор Яков ГОРДИН:

— Лично я очень рад, что живу в не-столичном Петербурге: не хотелось бы мне находиться во всей этой державно-административной атмосфере. Но в петровское время перенос столицы в Петербург был правильным поступком. В результате в стране образовалось два культурных полюса: один стремился к Европе, а другой сохранял патриархальную культуру. Между Москвой и Петербургом создалось некое творческое и идеологическое напряжение, которое позже, например в XIX веке, много дало русской культуре. Как споры между московскими славянофилами и петербургскими западниками.

А то, что в 1918 году столица вернулась в Москву, — это тоже, по-моему, хорошо. Петербург, перестав быть столицей, освободился от этого статуса, от ответственности. Открыл в себе какие-то новые культурные силы.

Режиссер Рудольф ФУРМАНОВ:

— Для меня Петербург был, есть и останется столицей.