Как вас теперь называть?

Почему журналисты перестали давать прозвища известным людям

Политики, общественные деятели постоянно у всех на виду, а значит, и у всех на устах. Народ, естественно, для краткости дает им прозвища, часто довольно меткие. Газетчики их подхватывают — и пошли тиражироваться во всех СМИ иногда обидные, иногда не очень, часто смешные, бывает, и не очень наименования всем известных персон: Жирик, Сын Юриста, Однозначно, Либералиссимус всея Руси — Жириновский чуть ли не чемпион по количеству прозвищ. Правда, Владимир Вольфович иной раз очень нервно на них реагирует, как, впрочем, и экс-мэр Москвы Юрий Лужков, которого называли и Кепкой, и Колобком, а чаще всего — просто Лужком. Юрий Михайлович однажды очень обиделся на журналиста, проворковавшего с экрана телевизора о столичной премьере фильма «Газонокосильщик» и вдруг ни с того ни с сего брякнувшего, что название фильма можно перевести иначе — «Косильщик лужков». Бедолагу репортера, неудачно пошутившего, помнится, отлучили от эфира… А вот Ирина Хакамада почти не реагировала на Япону-мать, Хиросиму и Самурайку, как не обижался на прозвище Примус и бывший премьер, а ныне председатель Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков. Главного коммуниста Геннадия Зюганова злые языки наградили прозвищами Папа Зю, Лысый Чебурашка, Крокодил Гена, спикеру Госдумы Борису Грызлову приклеили ярлыки Гризли и Топтыгин…
О сложностях в политическом дискурсе, в отношениях аудитория — власть и о том, как они отражаются в языке, мы поговорили со знающим человеком. Вот что рассказала «ВП» доцент факультета журналистики МГУ и ведущая программы «С русского на русский» на «Радио Россия» Татьяна СУРИКОВА.

Прозвища были всегда
— Татьяна Ивановна, как только не костерят друг друга политики во время предвыборных кампаний. Есть ли какая-то система в появлении кличек?
— Конечно, есть. Было бы заблуждением думать, что прозвища появляются только сейчас, — они были всегда. Более того, наша культура начиналась с прозвищ. Это сейчас мы имеем имя, отчество и фамилию. А раньше роль фамилии выполняли прозвища, которые давались по разным признакам: Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый, Всеволод Большое Гнездо. Почему он «Гнездо» — так до сих пор и непонятно, во всяком случае мне. В этом ничего нового нет, в этом корни народной культуры. А что касается современных прозвищ, то они выполняют несколько иную функцию.

— Вы имеете в виду — другие мотивы для их появления?
— Да. Очень важно, по каким мотивам прозвище рождается. А рождается оно еще в детстве, когда всем дают имена. Причем это прозвище связано либо с созвучием имен и фамилий (меня, скажем, в школе звали Суриком, Сурком и даже Сусликом — на большее фантазии не хватало), либо — с особенностями внешности, что, конечно, бывает очень обидно. Могу сказать, что самые меткие прозвища обычно дают студенты своим преподавателям, и часто это не связано ни с фамилией, ни с особенностями внешности, а с особенностями коммуникативной манеры… К примеру, у нас была преподавательница, которую называли: Шумим, Братец, Шумим…

— Припечатали цитатой из Грибоедова!
— Да, у нас как русский народ припечатает, так потом и не отмоешься…

Цитируют народное мнение
— Возьмем все-таки политиков — у них же прозвищ пруд пруди!
— Если вас интересует политический дискурс, то сейчас в СМИ прозвища стали гораздо меньше появляться, чем это было, скажем, двадцать лет назад. Между прочим, в советское время они тоже были, но только как средство коммуникации. Помните, Брежнева в народе звали Леня, Хрущева — Никита, Сталина — Йося, то есть просто уменьшительными именами. Причем «Йося» боялись даже на кухне произносить, а потом пошла волна демократизации и все это широко проникло в устную коммуникацию…

И нашего Леонида Ильича стали называть — «Гениальный секретарь ЦК КПСС». Повторю, рождались прозвища исходя из особенностей внешности и коммуникативного поведения (почему Брежнев получил прозвище Генералиссимус: «он таким будет, если сумеет произнести это слово»), а также из особенностей характера. Потом появились БАБ и Баобаб (Борис Абрамович Березовский), Жирик и Вервольфович (Жириновский).

— И еще Горбатый…
— Да, Горби, Михаил Меченый (о Горбачеве). Здесь механизм очень прост — все то же обыгрывание фамилии и внешности. Кстати, одно время популярны были аббревиатуры — ЕБН, Ебелдос (Ельцин — Белый дом — Свобода). Однажды в аббревиатуре ЕБН из-за ее неприличия я попробовала переставить буквы и написала БНЕ. И мне сказали, что народ меня не поймет… Однако не всегда эти прозвища были этически приемлемы — как бы вы ни относились к Егору Гайдару, да будет земля ему пухом, но называть его Чмокером, думаю, неприлично. Или когда журналиста Андрея Черкизова звали Небритым Бегемотом, это тоже нехорошо.

— А когда Анатолия Чубайса называют Чубайсером и всем рыжим котам дают его фамилию? Помню, как в одной газете его обозвали Ржавым Анатолем…
— Вам это нравится? Но есть вещи, которые не должны встречаться в массовой коммуникации. И когда Чубайса зовут Главным Электриком или Главным Прихватизатором…

— Последнее прозвище, которое мне довелось услышать, — Нано-Анатоль…
— …то тут проблема в другом: появляется момент социальной оценки, социальных стереотипов. И пока есть объект оценки, эта оценка будет выражена разными способами, в том числе и таким образом. Но мы с вами касаемся другого вопроса — социальных мотивов образования прозвища, сегодня они главные. Уже не встретишь ни ЕБН, ни ЖЖ. Хотя вот «наглые рыжие молекулы» — намек на Чубайса — это я видела в печати совсем недавно. Правда, и это появляется не просто так, а как цитирование народного мнения. Помните, что по поводу украинских выборов у нас говорили? Одна газета опубликовала материал под заголовком «Бандюкович перемог Тимошенницу». И была ссылка на то, что одесские острословы выразили свое разочарование, из кого им приходится выбирать…

Пресса — кривое зеркало нашей жизни
— Получается, чем известней политик, тем больше у него прозвищ?
— И чем больше любит его народ, тем больше прозвищ. Хотя про Владимира Путина, у которого очень высокий рейтинг, кроме ВВП, ничего не слышала… Правда, во многих СМИ появились выражения «тандемократия» и «медвепутия», но это уже не прозвища, это совсем другое. Вообще мы теперь движемся в сторону цивилизованной Европы — и если раньше речь журналиста прямо-таки пестрела различными прозвищами, то теперь только скромное цитирование.

— Но ведь за оскорбительные перлы могут и засудить…
— Думаю, бесполезно спорить с мнением народным. В свое время журналист московской газеты получил судебный процесс за то, что назвал свой материал «Паша-Мерседес» — а это было общепринятое прозвище тогдашнего министра обороны Павла Грачева. Но сейчас журналисты стали вести себя осторожнее и от своего имени такие вещи не говорят, а просто приводят их как прием цитирования — мол, народ говорит, а народу рот не закроешь.

— А что делать с «превед медвед» — такого добра в сети столько развелось…
— Это не прозвище, это, как мы помним, из «олбанского» языка, который пытается коверкать, отрицать норму обычного русского языка…

— От коверканья русского языка перейдем к «плохим выражениям»: вы, как я знаю, их коллекционируете…
— Ну уж нет! (Смеется.) Я просто говорю, что степень речевой свободы зависит от того, какую коммуникационную позицию занимает автор. Если автор не от себя говорит, а цитирует, то он может позволить себе многое. Так, Хрущев однажды сказал, что если снять с Аденауэра брюки и посмотреть на него сзади, то можно увидеть, что Германия разделена на две части. «Посмотрим спереди — и поймем, что ей никогда не подняться», — без обиняков произнес Никита Сергеевич.

— Но то руководитель страны, ему многое спишется, а вот заголовки типа «У Зюганова скоммуниздили партию» или: «Путин положил на Конституцию» — это разве допустимо?
— Конечно, нет. Но это тоже форма иронии, а ирония — очень часто способ самозащиты, форма неприятия. Хотя, конечно, такое ни в какие рамки не лезет. Быть не должно, но есть.

— Но ведь пресса — зеркало нашей жизни, отражает то, что говорят люди.
— Да, зеркало, но тем не менее зеркало это пока еще довольно кривое…