Хорошая культура — поют, пляшут!..

Для чего готовится документ «Основы государственной культурной политики»

Начали разрабатывать «Основы…» в октябре прошлого года в соответствии с поручением президента РФ Владимира Путина. Для этого была создана специальная рабочая группа, главой которой стал руководитель администрации Кремля Сергей Иванов, а ответственным секретарем — советник президента по культуре Владимир Толстой. 

16 мая довольно объемистый текст проекта был опубликован на сайте «Российской газеты», в газете «Культура» и на портале «Обсудипроект.рф». Общественное обсуждение продлится до конца сентября. Но за прошедшее время документ уже приобрел несколько скандальную известность: в первую очередь умы смутил выдвинутый тезис «Россия — не Европа», да и некоторые другие положения вызвали вопросы. 

Недавно в медиастудии Новой сцены Александринского театра петербургские деятели культуры обсудили нашумевший проект с журналистами. Или, верней сказать, попытались прояснить свои мотивы создания документа. Как заметил Владимир Толстой, все спикеры — и он сам, и художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин, и Николай Цискаридзе, и. о. ректора Академии русского балета им. Вагановой, — члены Президентского совета по культуре и «в равной мере разделяют ответственность за данный документ». Такое напоминание об ответственности понятно — учитывая, что хозяин площадки Валерий Фокин сразу же обозначил место культурной политики крайне высоко, «на уровне вопросов экономики или национальной безопасности».

Родитель и падчерица

Валерий Фокин напомнил, что такой документ появился впервые. И объяснил наконец, зачем он нужен:

— Мы же поднимаем уровень культуры, ее масштаб! Но любой вопрос возьми — оказывается, что нужно менять правовые механизмы. В театре, в музеях… А когда начинаешь разговаривать с чиновниками, они говорят: «А зачем? Все же нормально, хорошая культура — поют, пляшут». Вот чтобы им объяснить «зачем», и нужен этот документ. 

— Это что-то вроде конституции культуры. Свод общих, но чрезвычайно важных положений. Есть целый ряд аналогичных документов в других областях, и они изложены строгим юридическим языком, — продолжил Владимир Толстой. — Мы же старались сознательно уйти от этой формы. Максимально просто и доступно изложить наши мысли, чтобы обсуждать могли все, не только профессионалы. Потому что культура — это часть жизни всего общества, она касается всех. И в тексте только один раз встречается закавыченное слово — это говорит о том, что в нем нет двусмысленности, — заключил советник, не уточнив, правда, облегчит ли этот неюридический язык взаимодействие с чиновниками. 

Вместо разговора о бюрократах он рассказал об основных тезисах, изложенных в проекте на настоящий момент. Кстати, лозунг «Россия — не Европа» оттуда исчез после первой редакции.

— Не люблю это выражение — «человеческий капитал», но оно понятно в экономической среде, — поморщился Толстой. — Если страна хочет быть конкуренто-способной, культурный компонент — ключевой. Культура — это не совокупность учреждений, а базовая ценность, повышающая качество жизни.

Мне видится, что государство должно быть как хороший родитель. Но культура до сих пор в некотором роде как падчерица. Это грустное явление и, на мой взгляд, недопустимое, несправедливое.

Что еще? Текущий вариант текста подчеркивает: Россия обладает великой и самобытной культурой, но в то же время является частью мировой культуры. То есть о каком-то противопоставлении себя миру речь не идет.

Другой конфликт, который авторам документа представляется надуманным, — противоречие между современным, актуальным искусством и традиционным, классическим. Любое современное искусство опирается на классику. 

Особенно важна, по мысли авторов, литература и язык. Русский язык — ключевой, скрепляющий страну элемент. А сама Россия литературоцентрична. Книга здесь имеет особый статус. 

— И мы очень обеспокоены тем, что реформы в образовании сократили долю русского языка и литературы в школьных программах, — сообщил Толстой. — ЕГЭ вытеснил привычное нам сочинение, которое совмещало анализ литературного произведения и владение грамотным русским языком. 

Результаты ЕГЭ по русскому языку в этом году, подчеркнул советник, — чудовищные. Минобрнауки даже вы-нужден был снизить планку с 36 до 24 баллов, фактически признав двойку проходной оценкой. В противном случае треть выпускников не получила бы аттестатов.

— Необходимо создание серьезного регулирующего законодательства. Вот на основе этих общих принципов и будет разрабатываться дальнейшая стратегия, — заключил Владимир Толстой. Он пообещал, что «регулирование» не будет означать каких-то ограничений, ведь Конституция гарантирует свободу творчества, а творец ограничен только Уголовным кодексом. — Поскольку наше общество крайне неоднородно, точки зрения на разные вещи иногда полярно различны. Но общенациональный документ не имеет права быть тенденциозным, отражать чью-то отдельную точку зрения. Главной его задачей было не раскалывать, а максимально консолидировать общество, найти вещи, которые не оспариваются подавляющим большинством. Кажется, что в целом нам это удалось.

Д’Артаньян по национальности — мушкетер

В какой-то момент яростной тирадой разразился доселе молчавший и. о. ректора Академии русского балета им. Вагановой Николай Цискаридзе. Он высказался за то, что неплохо было бы и ввести некоторый контроль:

— В советские годы Министерство культуры исполняло только волю ЦК КПСС. Мы уже 23 года живем без какого-либо надзора. Но я очень часто слышу споры о том или ином спектакле, фильме, который создали за государственные деньги. Обычно все ругают. А как только появилось предложение от президента ввести пункт об ответственности — на что потрачены государственные деньги? — сразу же начались нарекания. А вот в библиотеках есть «Ежегодный вестник Императорских театров». И можно выяснить, какие спектакли шли в Мариинском, в Александринке и какой доход они принесли. С этими цифрами мог ознакомиться любой житель Российской империи. Важно ведь, чтобы театры были рентабельными. Почему же мы сейчас должны давать деньги тому, кто создал пять провальных проектов? Или, например, директор Императорских театров Владимир Теляков­ский был своего рода министром культуры императорской России. К нему постоянно поступали жалобы: почему у госпожи Кшесинской такое привилегированное положение? На что директор ответил: поскольку театры — императорские, а император-батюшка считает, что Кшесинская — лучшая балерина отечества, то и я вынужден с этим согласиться… 

Николай Максимович посетовал и на то, что отсутствие контроля сильно вредит образованию:

— Когда сталкиваешься с юношеством, вообще приходишь в ужас. Многие предпочитают не читать пьесу, а сходить в театр или в кино. Но понять то, о чем писал Шекспир, из этих постановок невозможно. Не могу сказать, что не люблю эксперименты. Но в стенах моего родного театра я не хочу видеть Татьяну Ларину, стоящую пьяной на столе. Поверьте мне, вся молодежь, пришедшая в театр, была уверена, что Татьяна — алкоголичка. И когда критики, которые осуждают начинания правительства, говорят об ужесточении… Простите, это не ужесточение! Если мы хотим сохранить русскую культуру, надо понимать, какая продукция выходит на сцену! Чтобы понять фабулу «Ромео и Джульетты», нужно понимать, что Джульетта сначала вышла замуж, а уж потом согрешила. Я очень переживаю за знания студентов академии. Экзамены принимал лично. И на вопрос «Кто по национальности д’Артаньян?» юноша восемнадцати лет сказал мне после долгого раздумья: «Мушкетер». — «А действие где происходит?» — «В России». — «Почему?» — «Так ведь фильм в России сняли». Клянусь, ответить на это было нечего. И это все трагично. У молодого поколения, которое живет айпадами и Интернетом, нет перед глазами того качественного продукта, который был у нас. Поэтому в наше время необходимо учитывать реалии. И выпадать из контекста мы не имеем права.

Хорошо, что неопределенность!

Интернет-пространству в тексте проекта отведен особый параграф. «В бумажную эпоху число людей — самых умных, образованных, компетентных, которые писали статьи и книги, было ограничено. Их тексты подвергались профессиональной оценке, выверялись на предмет актуальности, качества содержания, языка, полезности, необходимости», говорится там (кажется, с некоторым сожалением). И дальше: «Сегодня в киберпространстве все, кто имеет доступ к компьютеру и Интернету, что-то создают и распространяют вне зависимости от образования, кругозора, жизненного опыта, знания предмета, психического здоровья и их истинных намерений. В результате информационное пространство загрязнено, и воздействие на нас этих загрязнений пока еще плохо осознается, но их уже можно сравнивать с загрязнением воздуха, которым мы дышим, и воды, которую мы пьем».

— Владимир Ильич, а как предполагается очищать это загрязненное интернет-пространство? Вводить какую-то форму цензуры? — спросили мы советника президента.

— Ну, во-первых, какая цензура? У нас нет цензуры. Она запрещена Конституцией. А то, что загрязнение имеется, это просто констатация факта. Но нет задачи вычищать его. Задача государства — наоборот, заполнение информационного пространства качественным легальным контентом.

— Возвращаясь к пьяной Татьяне на столе: каким все же образом предполагается оценивать допустимое и недопустимое на сцене и вообще в культуре? Не на уровне чьих-то личных предпочтений, а на государственном уровне…

— Вам здесь видится угроза?

— Да, в неопределенности этих механизмов.

— Ну и хорошо, что тут неопределенность, — ответил на наш вопрос Валерий Фокин. — Вот если будут говорить «тут надо так, а тут — эдак, этот спектакль — плохой, а этот — хороший», будет угроза культуре. Мы хотим за художником оставить право выбирать, а не делать инструкцию по созданию искусства. Вот чего я больше всего боюсь — кодекса строителя коммунизма. Многие мои уважаемые коллеги говорят: «Надо расшифровать, подчеркнуть…» Надо сначала создать основы, а потом уже с ними работать!

— А вы не боитесь, что вместо инструкций и кодексов культурная политика скатится к противоположному — к произволу?

— Я всегда этого боюсь. Потому что знаю, где живу.