Климат хороший — погода неважная
В Тбилиси дует ветер. Быть может, это ветер перемен?
В конце апреля здесь обычно уже разгар весны. Отцветает сирень, народ забывает про пальто, дождь идет ночью, а по утрам в промытом до зеркального блеска асфальте отражается веселая синева небес. Цвет небесный, синий цвет, о котором писал Галактион Табидзе и который он полюбил с малых лет. А тут меня встретил ветер. Ледяной, дующий сразу со всех сторон, ветрище, какого не припомнят самые старые старожилы.
Если получится, съездите
в горное местечко Бетания,
в удивительный ресторанчик «Захар Захарович» —
такие хинкали и такой лаваш вы больше нигде не попробуете
«Здесь как у них»
Климат поменялся, говорят тбилисцы, — потому что «они вырубили все деревья. Весь лес, который защищал город от ветров, продали туркам». «Они» — это прежняя власть. О ней, власти, и в частности о президенте, говорят постоянно, о чем бы ни зашла беседа — всплывает его имя. «Миша хотел, чтобы у нас тут был Сингапур. Миша хотел, чтобы у нас была своя Эйфелева башня». Здешние жители очень политизированы. В русскоязычной газете «Тбилисская неделя» (что-то вроде нашей пятничной толстушки с телепрограммой) рядом с целой полосой, посвященной дню рождения Ивана Урганта, можно прочитать заметку о том, как российские военные пытали и замучили насмерть грузинских героев во время войны 2008 года.
Обязательно надо посетить Ботанический сад с красивейшим водопадом
Мы гуляем по мощенной булыжником пешеходной улочке Шардена — она, с цветочными вазонами, пиццериями и японскими кафешками, как близнец похожа на своих коллег из любого европейского города. «Миша ездил по всему миру и постоянно что-то делал здесь, как у них там. Деньги такие тратил…» В этих сетованиях есть большая доля истины — кое-где в отреставрированных, ярко раскрашенных кварталах иногда трудно узнать прежний город. Современный облик Тбилиси слишком кричит о том, что он «туристически привлекательный объект». Прежние власти считали туризм приоритетной отраслью и главным источником дохода. В городе огромное количество отелей, маленьких симпатичных частных гостиниц и хостелов. В этом году приток иностранных гостей очевидно снизился, тревожно констатирует русскоязычная пресса. Пишут, после большой амнистии стало не так безопасно гулять по городу. (Я, правда, этого не заметила, но и по ночам в темном переулке не гуляла — чего, собственно, не стала бы делать в любом другом городе.) Нынешнему руководителю Грузии Бидзине Иванишвили этот туристический бум неинтересен. Пишут, господин Иванишвили вовсе не делает ставку на доходы от приезжих, он хочет развивать страну — выдает ссуды фермерам, договаривается об экспорте вина и говорит об инвестициях. Нам нужны инвестиции — лейтмотив высказываний высоких чиновников, — и настанет новая жизнь. Народ пока еще пребывает в ожидании перемен к лучшему, но очень осторожен в своих надеждах. «Они уже вернули себе свое, когда же начнут возвращать нам наше?» — слышала я не раз. «Они» — это теперь уже новая власть.
Старый Город — расположенный у подножия Мтацминды самый древний район Тбилиси, здесь много маленьких частных отелей
Город, который любит тебя
Красота этого древнего города, неоспоримая и неистребимая, сегодня производит немного странное впечатление. Вечером телебашня на Мтацминде сияет огнями действительно не хуже Эйфелевой башни. А чуть пониже, прямо со стены дома на центральной улице трафаретный человечек обращается к прохожим: «Я хочу есть», «Мне негде жить…» — такие «наскальные рисунки» встречаются довольно часто. На проспекте Руставели глаза разбегаются от всевозможных ресторанов, студий дизайна, бутичков, сувенирных лавок с англоязычными названиями, дворцом возвышается над классической постройкой «Макдоналдс»… Громоздятся удивительные сооружения из зеленого стекла и бетона, перечеркивая напрочь «небесную линию»… Чудесные «Воды Лагидзе» и ресторанчик «Дарьял», где подавали лучшие в мире аджарские хачапури с барбарисовым лимонадом, зачем-то убрали с проспекта и перенесли в какую-то забегаловку с пластмассовыми столами — говорят, власти судятся с владельцем марки «Лагидзе» за правообладание и поэтому кафе отправлено в ссылку. Спасибо хоть остались на месте старые серные бани да фуникулер по-прежнему возит на Мтацминду и к храму Святого Давида, где могила Грибоедова. Вагончики фуникулера — новенькие, закрыты небьющимся стеклом и украшены девизом «Тбилиси — город, который любит тебя». Разумеется, по-английски. В моем детстве вагончики были открытые, и можно было во время подъема потрогать рукой еловые ветки…
Пешеходная улочка Шардена — очень европейское место
Наиболее распространенная вывеска на улицах — «банк», такое впечатление, что здесь сосредоточены банки всего мира. Но стоит свернуть в переулок, как оказываешься в мире раздолбанных тротуаров, полуразвалившихся домишек, в подземные переходы вообще лучше не спускаться без противогаза. Центральные площади и туристические тропы вымыты и отремонтированы, но вот тут же рядом, по одной из красивейших улиц, не переименованной Пушкинской, ветер несет мусор, швыряет в лицо обрывки пакетов, шелуху от семечек. Сор прибивается островками к парапетам, к подземным переходам, возле которых повсеместно продают бананы, крашеные яйца и всякие приспособления для куличей — мы были там накануне Пасхи. На улицах много нищих, на каждом углу женщины в черном, старики с костылями — продают какие-то иконки, свечечки… Вспоминается булгаковский Ершалаим с его нищими и богомольцами, что стекаются в столицу перед Пасхой… Тбилиси похож на барышню, нарядившуюся в свое лучшее, богатое платье, но забывшую снять старые изношенные и грязные башмаки, которые поминутно выглядывают из-под великолепного кружева.
Серные бани, построенные на горячих серных источниках, бьющих в этом месте, приблизительно в XVII — XIX веках. Самая красивая — Орбелиа? новская (Голубая) баня с минаретами по бокам и стрельчатым фасадом
Вы говорите без акцента!
У моих друзей свои претензии к временам Саакашвили — филологам-русистам тогда в одночасье не стало ни работы, ни места в обществе. Сегодня, к счастью, все понемногу возвращается. Снова возник интерес к преподаванию русского языка, многие без этого не могут устроиться на хорошую работу, а внук моей подруги в первом классе очень престижной школы изучает русский наравне с английским и в свои неполные шесть болтает на трех языках…
Новый концертный зал (на заднем плане — президентский дворец)
Стоило мне заговорить, как со мной тотчас переходили на русский, а однажды на улице к нам подошла женщина: «Как приятно слышать русскую речь, вы говорите без акцента, приезжие?» Доброжелательные и приветливые тбилисцы, узнав, что я из Петербурга, улыбались — «очень красивый город» — и сетовали, что не могут к нам свободно приезжать. Я вспомнила, что когда была здесь в 90-х, друзья не отпускали меня одну и просили нигде не открывать рот. Тогда на главной площади города стоял Ленин на высокой стеле, сейчас это площадь Свободы, ее украшает золотой Георгий, поражающий змия. Климат действительно поменялся.
Герои фильма «Мимино» вместе с режиссером украшают один из старейших районов Тбилиси — Авлабар
«Может, будем снова к вам ездить...»
В Музее искусств меня встречает гид Александр — по этому музею разгуливать без сопровождения не положено. Из искусств тут почему-то только иконы и всякие культовые предметы, найденные при раскопках или сохраненные в дальних горных храмах. Все картины — в запасниках. Мой гид мрачен, напоследок признается мне, что таких плохих времен, как сейчас, в Грузии еще не бывало: культура разрушена, искусство в загоне. О том же говорил и Ачико, который вез меня в аэропорт, — он возит по стране туристов, пробовал найти работу в Москве, но все же вернулся. «Никакой культуры, — сетует он. — Вся интеллигенция в России...» Ачико рассказывает мне, что Саакашвили, конечно, наводил порядок, но ведь никто не вспоминает, что при этом полстраны сидело в тюрьме. «Не было ни одной семьи, где кого-то не арестовали. Теперь политических заключенных выпустили, но вместе с ними вышли и другие, так что прежней безопасности стало меньше. Открытую машину уже на улице не оставишь. Но зато вот мы с вами едем и знаем, что нас не остановят и не заберут в полицию…»
Храм Святого Давида на Мтацминде — здесь могила Грибоедова, где высечены слова его вдовы юной Нины Чавчавадзе: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем пережила тебя любовь моя!». В 1929 году это место было официально объявлено Пантеоном. Здесь похоронены великий грузинский поэт Важа Пшавела, поэты, писатели и общественные деятели Акакий Церетели и Илия Чавчавадзе, актриса Верико Анджапаридзе, народный артист Серго Закариадзе, танцор Вахтанг Чабукиани…
В маленьком винном магазинчике мы покупаем волшебное саперави (кстати, в четыре раза дешевле, чем в дьюти-фри). Хозяин рассказывает, что когда-то, в восьмидесятых, бывал в Ленинграде. «Красивейший город!» — он сам выбирает для меня вино и упаковывает его в подарочные коробочки. «Приезжайте!» — говорю я от всей души. «Может быть, снова будем скоро ездить — Миша ведь сдох», — неожиданно отвечает он. Да, климат поменялся, и зомбированных ненавистью к русским я не встретила ни разу. Но надписи «Россия — оккупант» на заборах попадаются, а то и похлеще, и Музей советской оккупации не пустует. И визы в Россию пока еще можно получить только к близким родственникам, так что мои друзья не смогут приехать ко мне так же запросто, как я к ним. Однако ветер такой силы — это неспроста.
(Когда я готовила этот материал к печати, пришло сообщение, что российскую визу «по политическим мотивам» не получила женщина-режиссер Русудан Чкония, которая должна была представлять у нас свой фильм «Улыбайся».)
Театр Резо Габриадзе. Перед началом представлений дважды в день на часах танцуют куклы. Внутри — симпа? тичное кафе с очень вкусным имбирным напитком
…Мы с подругой бродили по городу часами. Отвыкшая от долгой ходьбы, да еще в гору, я готова была от усталости уже сесть на асфальт, и тут на глаза нам попались табуретки, стоящие возле какой-то маленькой парикмахерской, — на них, видимо, выходили посидеть и покурить ее работники. Мы уселись, продолжая разговор, и какой-то парень, пробегая мимо, вдруг бросил на ходу по-русски: «Не переживайте, все будет хорошо». Тбилиси любит тебя. И эта любовь — ответная — к такому родному, бесконечно обаятельному городу, который ничем невозможно испортить и из которого навсегда уехать невозможно.
