Кто мог усомниться в системе Станиславского?

Актриса Маргарита ЛАСКИНА вспоминает о Николае Демидове, создателе иного театрального метода

Станиславский не хотел, чтобы его систему «насаждали, как картошку», он боялся этого. Однако практически так и произошло. В СССР царила идеология главного героя: был только один Станиславский, один Стаханов, один Гагарин…  Все, что выходило за рамки официального признания, считалось как бы несуществующим. Николай Васильевич Демидов был соратником Константина Сергеевича по МХАТу, а после стал творческим соперником.

Педагог и режиссер, основавший собственную, уникальную школу, которая, к сожалению, почти не имела продолжения после его смерти в 1953 году, Демидов был приглашен к сыну Станиславского в качестве воспитателя. Так началось их сближение.

Мы отправились в гости к Маргарите Николаевне Ласкиной — расспросить ее о Демидове, которого она не просто хорошо знала. Маргарита Николаевна практически посвятила свою жизнь тому, чтобы его учение стало всеобщим достоянием. Ее супруг, к сожалению, уже ушедший от нас, артист Олег Окулевич, был учеником Демидова, последователем его актерской школы.

В театр принял будущий муж
— Вы ведь и сами актриса, Маргарита Николаевна?
— В старших классах увлеклась театром. Но после школы родители сказали: актерство — это не профессия, дело ненадежное. Ты сначала получи специальность, окончи университет. Пришлось мне уступить.
Во время войны участвовала во фронтовых бригадах, после войны, уже окончив Университет, играла в клубе МГУ. Но в какой-то момент меня вызвали в Комитет по делам искусств — и предложили поступить в ТЮЗ. Не понадобилось даже заканчивать училище — мне за театральную школу была засчитана работа в клубе.
А после ТЮЗа я поступила в Театр Промкооперации, куда меня принял в 1947 году Олег Георгиевич Окулевич, мой будущий муж. Он был членом худсовета театра.

— Расскажите и о нем, пожалуйста.
— Олег Георгиевич был человеком очень талантливым. Идти в актеры ему посоветовал учитель литературы.  Олег сунулся в ГИТИС — его не взяли. Видимо, из-за родителей, которые были репрессированы.  И он поступил в Щепкинское училище. А набирал там курс Николай Васильевич Демидов. Олег попал к нему.

Маргарита Ласкина в студенческом театре МГУ.

Одна-единственная книга, «Искусство жить на сцене», вышла в 1965 году. Многие сразу же заинтересовались: что это такое? Все же учились по Станиславскому, он был царь и бог. Многие, например ныне очень известный петербургский режиссер Вениамин Фильштинский, восприняли методику «Демидовских этюдов». К сожалению, система Демидова, помимо «Искусства жить на сцене», почти совершенно неизвестна в театральном мире.
Была официальная доктрина Станиславского, и противостоять ей в советское время было нельзя.

«Это убыточное издание»
— Но ведь и сейчас, как считается, наш театр работает по школе Станиславского.
— От подлинного Станиславского там уже ничего нет — от той цели, куда вообще-то стремились и Станиславский, и Демидов. Все превратилось в формальность, выветрилась суть.

Николай Васильевич говорил: тот примитивизм, который начинает царствовать в трактовке системы Станиславского, погубит саму систему. И мне очень страшно, что такое может случиться и с самим демидовским методом. Мне удалось опубликовать первые два тома его сочинений лишь в 2004 году. Я только этим и занималась все время. Билась в разные издательства. Мне говорили: «Вы же понимаете, это убыточное издание... У нас это не стоит в плане...» Придумывали самое разное. Была официальная доктрина Станиславского, и противостоять ей в советское время было нельзя.

Сейчас я готовлю учебник по Демидову для ГИТИСа. Мне сказали: «Для занятий его труды слишком громоздки». И я делаю более концентрированный, сокращенный вариант. Уже готов первый том, должен выйти в этом году.

Николай Демидов. «...Я чувствую себя так, как чувствует пуля: ей невозможно остановиться...».

Уже потом, после смерти Константина Сергеевича, Демидов хотел организовать театр со своими лучшими учениками. Но возник конфликт с продолжателями Станиславского. Перед войной Демидова изгнали из Щепкинского училища. Он уехал на Сахалин. Потом — в Улан-Удэ. Он болел, у него были инфаркты. Ему пришлось возвратиться в Москву. Но он уже не работал — сидел на пенсии и писал книгу.

Нужен «рефлекс творчества»
— Вот мы и добрались до Николая Демидова...
— Вообще Николай Васильевич был студентом-медиком. Константин Сергеевич пригласил его как воспитателя для своего сына. Демидов подолгу жил у Станиславского, вместе с ним ездил по России и за границу. Потом он основал 4-ю студию МХТ.

А когда Станиславский уехал в Америку на гастроли в  1922 — 1925 годах, Школа МХТ оставалась на попечении Николая Васильевича. Он вел там занятия по «системе». Но у него появился собственный метод.

Станиславский не занимался педагогикой, он ставил спектакли как режиссер. Он разделил весь творческий процесс на элементы. И целое  считал попросту суммой этих элементов.

Демидов же пытался идти путем не анализа, а синтеза. Основная мысль его была в том, что актер должен вновь обрести себя  как творец, а не марионетка в руках режиссера. В каждом человеке, он считал, есть творческое начало. И развивать его нужно, не переходя от каких-то аналитических операций к бессознательному, но сразу воздействуя на это бессознательное.

Необходимо воспитание в актере «рефлекса творчества» — особого состояния сознания, когда смотришь на себя словно бы извне, с другой точки.

— Так что же, Станиславский во всем был не прав?
— Понимаете, система тоже может быть в чем-то полезной — для опытного актера, который уже владеет демидовской техникой. Но часто она губит, превращает человека в сороконожку, которая не знает, с какой ноги пойти, — не может отрешиться от рационального начала: «Где у меня сейчас объект внимания?..»

Николай Васильевич предложил Станиславскому новый путь — и тот испугался. «Как же так? Я разложил творчество на элементы, а оказывается, это не нужно?»

Школа МХТ закрылась, и Демидов оказался вне театра. Но он все время искал возможности применить свои открытия, знания, умения. Он собрал собственную группу, которая четыре месяца занималась по его методике. Результат показали Станиславскому. Константин Сергеевич был поражен.
Конечно, он, как большой художник, все оценил. Но не каждый учитель допустит, чтобы ученик его превзошел.

Очевидно, особенно тяжело Константину Сергеевичу пришлось, когда он вместе с Демидовым в качестве редактора и помощника подготавливал свою последнюю книгу «Работа актера над собой». Николай Васильевич многое ему подсказывал, спорил с ним. И Станиславский понял, что вообще-то надо все переписывать.

Но он этого не сделал.

Моему супругу Олегу Окулевичу пришлось уехать на работу в Петрозаводск. Он, видимо, рассказал Демидову обо мне. Николай Васильевич пригласил меня  — помочь ему с подготовкой книги.

Он давал мне читать главы, а после беседовал: что мне понятно, а что — нет. Я была таким подопытным кроликом. И восприняла его учение. Даже моя диссертация в аспирантуре ГИТИСа была сделана под его влиянием. Мы общались с Николаем Васильевичем 4 года: с 49-го по 53-й, когда он скончался. Рукописи остались его жене.

Олег Окулевич в роли Бориса Годунова.

Когда Георгий Товстоногов пришел режиссером в ленинградский Театр Ленинского комсомола, он был восхищен талантливой игрой артиста Окулевича. Режиссер попросил актера повторить в точности только что сыгранную сцену. «Я не могу, — к удивлению Товстоногова отвечал молодой артист. — Второй раз я сыграю по-другому». Так система Демидова, на которой вырос Олег Окулевич, сыграла с ним злую шутку. Говорят, Товстоногов из-за этого не взял его впоследствии с собой в БДТ. А ведь все, кто видел Окулевича на сцене, утверждают, что это был великий актер. Так это было или нет… история горазда создавать мифы. Но только система Демидова и самого автора не вывела на «большую дорогу» российской театральной жизни.