Кто-то мне судьбу предскажет?

Юная Екатерина шла к алтарю в надежде когда-нибудь надеть императорскую корону

Выздоровление цесаревича Петра вызвало в душе Екатерины целую бурю эмоций. Да, надвигалась августейшая свадьба, превращавшая великую княжну в великую княгиню и законную супругу будущего русского государя. Но становилась неотвратимой близость с нелюбимым, чуждым человеком, от которого не стоило ждать ничего доброго и чистого. Трудно определить, какие чувства пересиливали и преобладали, но сердце согревалось поистине неистребимой, горячей надеждой: ей, юной, обаятельной девушке, суждено рано или поздно водрузить на себя сверкающую императорскую корону самой большой в мире державы.

На одном крыльце влюблялись…
Катя сознавала, что свадьбу не сыграют до тех пор, пока престолонаследник не обретет мало-мальски презентабельный вид: Елизавета Петровна не захочет позориться перед двором, подданными и всей Европой и не поторопит к аналою столь «красивенького» племянника. Но и затягивать дело не пожелает. По сути, произойдет первый за четвертьвековую историю императорской России высочайший марьяж. Именно так, ибо все бывшее до сих пор грех считать полноценными союзами, а то, что можно рассматривать в таком качестве, вершилось до провозглашения страны империей в октябре 1721 года.

Еще задолго до имперских салютов, на излете далекого 1710-го, государь Петр Алексеевич выдал замуж свою скромную и невзрачную племянницу Анну Иоанновну. 17-летнюю царевну, не имевшую ни малейших видов на русский престол, «подарили» почти сверстнику — герцогу Курляндскому Фридриху Вильгельму. Праздник устроили на берегу Невы — в Меншиковском дворце. Гремели орудия, лилась музыка, вспыхивали фейерверки. А спустя два месяца, в январе 1711-го, новобрачные отправились домой, в Митаву. Однако на первом же привале — почтовой станции Дудергоф — уставший от застолий и возлияний суженый смежил светлые очи. Безутешная вдовушка вернулась в Петербург, но самодержец, прикинув все «за» и «против», отослал ее обратно, по месту назначения — в близкую и ценную Курляндию. Там, в Митаве, и провела Анна добрых двадцать лет, пока в январе 1730 года не окликнул ее, не верившую ушам своим, голос покинутой родины и она не примчалась на вороных в Москву, дабы, по смерти царя-мальчика Петра II, надеть на себя гордый российский венец.

Вскоре после этого неперспективного пира, осенью 1711 года, в германском Торгау при участии самого Петра Великого состоялась свадебная церемония, сделавшая брачной парой несчастного царевича Алексея и принцессу Шарлотту Вольфенбюттельскую — свояченицу австрийского кайзера Карла VI и, помимо того, четвероюродную сестру еще не родившейся тогда Фике. Свежеиспеченная супруга — факт невиданный, пожалуй, со Смуты, со времен сандомирской польки Марины Мнишек, жены Лжедмитрия, — сохранила немецкое имя и лютеранское исповедание. Прогноз-монархиня без привычного русского отчества! Нет, не зря Всевышний милосердно оборвал ее бренный путь еще до казни незадачливого царского сына — в 1715-м, ровно за 30 лет до свадьбы Фике.

Потом, в феврале 1712-го, настал черед и грозного повелителя. Его первая, неразведенная половина, Евдокия Феодоровна, томилась под именем инокини Елены в суздальском Покровском монастыре, а ненаглядная пассия Марта, она же во святом крещении Екатерина, настойчиво барабанила пальчиками в широкую мужскую грудь. Была ему когда-то «маткой» — девкой по свистку. Кликнули — пришла. Спровадили — удалилась. Да поди ж ты… Катеринушка, мой свет! Веселились на Васильевском острове — в том же, что и племянница Анна, Меншиковском дворце, причем властелин был в блестящем контр-адмиральском мундире. И две крошечные дочки — Анечка и Лизанька, робко державшиеся за материнское платье, стали наконец привенчанными детьми — сиречь законными и богоугодными.

…На другом рассталися
Катя вздохнула. Здесь, вероятно, обрывались главные марьяжные затеи доимперского периода. А вот то, что происходило у алтаря позже, после гибели царевича Алексея, когда над страной взвились победоносные императорские штандарты, назвать настоящими августейшими браками нельзя. Запев новому этапу брачной активности дали родители Петра Феодоровича: в мае 1725-го Карл Фридрих, герцог Гольштейн-Готторпский, соединил судьбу с цесаревной Анной Петровной, старшей дочерью усопшего суверена. Оба суженых, по моде тех лет, не меняли вероисповедания, что, впрочем, изрядно отличалось от «эпизода» с Шарлоттой Вольфенбюттельской: герцог с женой отбывали восвояси, в портовый город Киль, а супруга царевича Алексея, наоборот, «осваивалась» в столичном Петербурге. Ни о каких шансах на русский трон Анне и тем паче Карлу и мечтать не приходилось, хотя, естественно, Зимний дворец присвоил себе право забрать кого-либо из их гипотетических сыновей — для правления на Святой Руси. Это и сделала Елизавета Петровна — но не в порядке бесспорного престолонаследия, а в силу удачно сложившегося событийного «рисунка». Правда, она, Катя,  от сего не внакладе…
А вот не слишком любимый внук Преобразователя, несовершеннолетний монарх Петр II, был помолвлен дважды — с Машей Меншиковой и Катей Долгорукой, но жениться не смог ни разу. И повинны не дамы! Первая («невеста государыня-принцесса») пала жертвой интриг и переворотов, отдав Богу душу в глухом изгнании, под небом сибирского села Березова. Чуть раньше, в дороге, обоз нагнали, и фельдъегерь из Петербурга изъял Машино обручальное кольцо. Вторая («ее высочество государыня-невеста») осталась ни с чем вслед за внезапной смертью голубокровного жениха от жестокой оспы в январе 1730 года. А затем, по воцарении Анны Иоанновны, Екатерину Долгорукую сослали на приплесы Северной Сосьвы, в тот же Березов. Вскоре княжну заточили в томском Рождественском монастыре и перевели в другую обитель — новгородскую Воскресенско-Горницкую, откуда безвинную страдалицу вызволила сердобольная Елизавета Петровна.

Теперь же эту измученную жизнью 33-летнюю придворную фрейлину — вчера, казалось бы, без пяти минут императрицу всероссийскую! — собираются сочетать с графом Александром Брюсом, крестником и тезкой светлейшего князя Меншикова, а заодно потомком средневековых шотландских королей и племянником покойного генерала Якова Брюса — просвещеннейшего из всех «птенцов гнезда Петрова». Посмотреть бы краешком глаза на свадьбу природной русской аристократки, чье место под солнцем доведется по воле Господней занять ей, Софии Фредерике из померанского Штеттина! Посмотреть как невесте будущего Петра Третьего на порушенную невесту Петра Второго. Как Екатерине Алексеевне — на Екатерину Алексеевну. Как невестке — на невестку…

Вроде все? Нет, нехорошо позабыть о родне Анны Иоанновны — ее племяннице Анне Леопольдовне вкупе с доблестным супругом, принцем Брауншвейгским Антоном Ульрихом. Тут — нечто оригинальное: не невеста поехала к жениху, а жених заявился к невесте, и не ради того, чтобы увезти ее за сине море, а ради того, чтобы самому осесть на болотах суровой Ингрии. Свыше шести лет, с 1733 по 1739-й, тщетно ожидая ответных чувств, молил он, племянник австрийского кайзера и двух королев (прусской и датской), о взаимности и получил ее через бурные слезы и горькие всхлипы обреченной Анечки. Ну а царице Анне Иоанновне потребен был младенец «пола мужеска» — ему, а не Аннушке с Антоном планировала она передать шапку Мономаха. И пять лет назад, когда слабенькая чета произвела на свет мальчика, названного Иваном Антоновичем, государыня тотчас провозгласила его грядущим императором Руси. А чтобы показать, сколь мало ценит она племянницу с мужем, назначила регентом видного вельможу — герцога Курляндского и Семигальского Эрнста Бирона, в палатах коего ныне вольготно расположились Катя и ее веселая девичья стайка…

Надену-ка я платье да к милому пойду
Итак, с 1710-го набирается пять ключевых августейших браков — понятно, без обоих «холостых» помолвок Петра II и тайного (было — не было!) марьяжа  Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским в храме подмосковного села Перово осенью 1742 года. Однако настоящая, полноценная монаршая свадьба состоится именно у нее, Екатерины из Штеттина: она выйдет замуж за бесспорного, всем известного престолонаследника, она произведет потомство, которому предначертано подхватить и понести в долготу веков державную эстафету Петра Великого — его скипетр, власть и замыслы. Впереди — без сомнения! — теплый медовый месяц. Но что будет после него?