«Ленфильм» разрешил полюбоваться своими сокровищами

Корреспонденты «ВП» побывали на знаменитой киностудии и убедились, что жизнь там не замерла

Про киностудию «Ленфильм» говорят. Много, но, как правило, не самые лестные вещи. То снести ее хотят, то перепродать. Теперь вот новая концепция спасения появилась. А между тем в ее павильонах все так же снимают кино — недавно «отстрелялся» «Шерлок Холмс», приступили к «Сталинграду» Бондарчука. И весь этот процесс подготовки и претворения в жизнь идей режиссеров осуществляется мастерами знаменитой киностудии, которые никуда не делись, как, собственно, и их талант. Что и как происходит «по ту сторону» экрана, решил разведать корреспондент «ВП» Алексей БЛАХНОВ. 

Попадая в хранилище костюмов на «Ленфильме», начинаешь понимать, как можно быстренько нарядить бал из ста человек в аутентичные одежды пушкинской эпохи.

Тайны павильона № 4

Огромное помещение тонет в полумраке. Мы в четвертом павильоне, площадь которого — 910 квадратных метров, а высота декораций может достигать восьми метров. Это самый большой павильон в городе, приспособленный именно для кино. И по сути историческое место — именно здесь впервые в России был показан «тот самый» фильм братьев Люмьер. Сейчас посреди него высится монструозная шестиугольная деревянная конструкция башни, похожая на те, что вы смогли бы увидеть в крепости Орешек. Жужжат пилы, пахнет свежим теплым деревом. 

— Это декорация к «Сталинграду» Бондарчука, — поясняет мне Олег, начальник ЦДТС. — Снимать ее вам не дадут, но посмотреть можно. В фильме будет сцена, которую сложно снять на натуре, собственно, мы эту башню здесь и повторяем. Вообще этот павильон особенный. Здесь благодаря высоте потолка есть возможность строить натуральные двухэтажные декорации. И за примером ходить далеко не нужно: именно такой была квартира на Бейкер-стрит в сериале про Шерлока Холмса, который здесь недавно снимали. Кстати, в этой квартире было несколько действующих каминов, если не ошибаюсь, четыре… Вот один остался с той поры! — Олег указывает на весьма древнего вида камин, сиротливо скучающий в тени башни. Я мог бы поспорить, что он пылится здесь с конца девятнадцатого столетия. На самом деле — папье-маше, немного пластмассы, гипса и еще чего-то: как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества.

— Чтобы он работал, — продолжает свой рассказ Олег, — внутри делается выкладка из кирпичей, подводится газ, забрасываются «в топку» гипсовые дрова — и вот он, настоящий камин в кадре. На самом деле у нас здесь много очень простых, но весьма действенных приемов. Вот, допустим, чтобы изобразить решетку темницы, возьмем несколько пластмассовых трубок, стянем веревкой, покрасим из баллончика… 

Я смотрю на панель, прислоненную к стене. История та же, что и с камином, — полное ощущение натуральности: пока не подергал «решетку», не мог поверить, что трубки пластмассовые, да и сама панель, в которую они встроены, ничего не весит. То же самое на полу — вроде известняковая плитка, а на самом деле — ДСП, паркет — не паркет, а бумага. И вообще все предметы в этом павильоне — таинственны и обманчивы. Но бесконечно талантливы. 

В фильме, наверное, самое главное помимо мастерства декораторов — работа художника-постановщика. Он — тот человек, который придумывает, как должна выглядеть картинка на экране. Когда этот человек талантлив, то результат сразу чувствуется: тут и внимание к деталям, аутентичность предметов и так далее. Если же художник «не очень» или бюджет по каким-то причинам жестко экономится, то это отражается на картинке: мы сразу же видим ляпы и «неправду», что-то вроде пластиковых окон в восемнадцатом веке! И с костюмами, поверьте, все не так просто. Но про них расскажет уже другой мастер… Как раз относящийся к тем художникам, которые хорошие. 

Газовая конфорка + советская синтетика = наряд китайского монаха. Анна говорит, что это просто.

«Костюм — всему голова»

Количество вешалок с костюмами на них стремится к бесконечности. Все подписано, пронумеровано и так далее. 

— До девяностых годов это было государственным предприятием, и все шилось на картину в целом: от исполнителей главных ролей до массовки, — рассказывает Анна Некрасова, художник-постановщик по костюмам, художник цеха подготовки съемок, отработавшая двадцать лет на «Ленфильме». — И все, что оставалось после съемок очередной картины, оприходовалось и помещалось в наше хранилище. Но уже в 1992 — 1993-м начались продюсерские фильмы, и если компания шила костюмы на картину сама — то все, как правило, забирала с собой. Сейчас кинокомпании иногда нам отдают вещи либо в зачет, либо в подарок, чтобы «не париться» с хранением. Я сама очень много сюда принесла с разных картин, так как понимаю, что нужно пополнять гардеробы. 

— Насколько сложно изготовить костюм для конкретного персонажа? Ведь мало сшить, нужно сшить в соответствии с изображаемой эпохой…

— Вы правы абсолютно! — подхватывает тему Анна. — Мало просто что-то сшить! Ведь новое — оно и выглядит как новое, и бывает, что такой вид вещи не соответствует идее фильма, истории конкретного персонажа. Поэтому костюм подвергается доработке: вещи фактурятся, старятся: где-то нужно «слегка оторвать» пуговицу, поставить «зацепку» на ткани. Хороший художник-постановщик всегда обратит на это внимание! 

— И как же это делается?

— А сейчас мы спустимся в мою мастерскую, и я вам все покажу! 

Пока мы спускаемся по лестнице, Анна продолжает рассказ: 

— Есть новая вещь и есть старая, и знаете, никто не верит, что одно превратилось в другое всего-то за два дня! Простой пример. Я участвовала в съемках некоторых сюжетов для «Лошадиной энциклопедии» Невзорова, и там была зарисовка про китайского монаха и его лошадей, которые брели через пустоши не один год. Сейчас на полке вы увидите уже выстиранную вещь, ведь на съемках она была загажена до невозможности. Но здесь глубоко отражается суть взаимодействия режиссера и художника: перед художником ставится конкретная задача — кто куда и сколько шел, что это был за персонаж, что пережил он в пути… И на все эти вопросы должна отвечать сначала его одежда, а уж затем его монолог или закадровый текст. 

Мы в мастерской. Манекены, наряды, обрезки ткани… Мир упорядоченного, абсолютно творческого хаоса. На вешалке — те самые одеяния монаха. Накидка что-то отдаленно мне напоминает. При взгляде в упор узнаю старое, советских времен, синтетическое покрывало «в рубчик». 

— Я долго изучала материал в Интернете и библиотеках, — рассказывает Анна, — и наконец, когда я поняла, как «оно должно выглядеть», нужно было подобрать что-то современное. А потом состарить… Соответственно, понимая свойства материала, с ним можно много чего сделать — в данном случае имела место обычная газовая конфорка. Плюс немного поварила в кипятке. Результат — грубая, выцветшая ткань с неким размытым узором. 

— Фантастика! — восхищаюсь я.

— Не фантастика, а кино! — улыбается Анна. — Кино — это титанический труд, и не только на съемочной площадке, а на всех этапах подготовки к фильму. Как мне говорила моя наставница, Валентина Жук, 5 — 10 процентов — это творчество, а остальное — это администрация и работа мозгов. На поверку так и выходит. И, кстати… Вот еще одно подтверждение того, что изобретательность — одна из важных составляющих мастерства. Нужны были костюмы скифов. И я никак не могла придумать, как их изобразить… В результате, как всегда, «за полчаса до выхода» меня осенило. Материал, какой он может быть? Валяная шерсть, что же еще? Роспись… Краски, палочки…Так и появились эти войлочные жилетки, расписанные мной масляными красками. И смотрелись они в кадре просто отменно! 

Эта машина — не вещдок, проходящий по делу о бандитизме. Просто декораторы с «Ленфильма» — мастера иллюзий.

Понять, чего хочет режиссер

— Какие фильмы, в которых вы принимали участие, вам больше всего нравятся?

— Это практически все работы Невзорова, а также фильмы «Пером и шпагой» и «Последняя дуэль». «Последняя дуэль» — очень сложная картина во всех отношениях. Экстрим был, когда нужно было одеть бал из ста человек, и мы это сделали силами киностудии — все костюмы были взяты на «Ленфильме». Мы практически жили этой картиной, снимали ее долго, да и для Безрукова, как мне кажется, Пушкин — самая удачная роль. Никогда не забуду, как тогда Безруков буквально умирал за Пушкина три дня — в музее чуть ли не содрогнулись стены, музейщики ходили, то и дело крестясь и покрываясь мурашками. В фильме это маленький кусочек, но съемки реально длились трое суток, и каждый переживал этот момент по-настоящему. 

— Вы двадцать лет работаете в кино… Изменились ли артисты за это время?

— На самом деле да, и не в лучшую сторону. Современные актеры имеют другую подготовку, нежели «старая гвардия». Двадцать лет назад актер уважал работу каждого присутствующего на площадке, вне зависимости от чинов и рангов был любезен и терпелив — это было золотым правилом этики, которое ныне утеряно. Сейчас актерам передавать мудрость поколений некому — все старые мастера уволены либо ушли. И поэтому молодежь учится на своих собственных ошибках, в том числе — и работе в коллективе, каким-то простым нормам поведения. Я даже своим ассистентам говорю: вы только получили образование, но еще не стали художником! Для того чтобы повзрослеть, нужно пройти минимум шесть картин, и только тогда вы начнете «чувствовать» режиссера. Про себя же скажу так: если я не понимаю, чего режиссер хочет, — то, простите, значит, он не очень-то талантлив.